Солдаты Солнца. Книга 1 - Хэриссон Джеймс

Полковник подскочил со своего места и быстро подошёл к двум оставшимся незанятым никем стульям в начале стола – возле профессора Румаркера.

– Зулу, кажется, ты переусердствовал, неси свою драгоценную ношу сюда – побыстрее да поаккуратнее.

Сержант молча донёс свою небезопасную ношу до стула возле профессора и очень даже умело и без проблем усадил на него так и держащую скрещенные руки на груди Лео, и не особо раздумывая, и сам плюхнулся на соседний стул.

Вся обстановка столовой представляла собой удивительную конструктивную смесь современного оборудования и таких старых и простых вещей, как длинный деревянный стол со старинными гарнитурными стульями образца позапрошлого века на десять персон; слева от стола вдоль стены расположился массивный деревянный резной бар, справа – антикварный буфет, за креслом профессора – кухня. Вся посуда на столе тоже была старинной, фарфоровой. На столе стояли два высоких изысканных серебряных подсвечника на одну свечу. Между ними в небольшом глиняном горшке элегантно возвышалось настоящее миртовое деревце с полураспустившимися бутонами и с белыми пахучими цветами-звёздочками.

 Стол был сервирован лёгкими закусками – это давало повод думать, что основные блюда подойдут в процессе застольного действа. Из напитков на столе стояли две бутылки шампанского, большой кувшин кваса, кувшин с питьевой водой и ещё один солидный графинчик с тёмно-вишнёвого цвета жидкостью, от которой шёл лёгкий пар, как от горячего. По обе стороны каждой тарелки лежало по тупой мелкозубчатой вилке и одна ложка, ножей к столу, похоже, не предусматривалось. Во всём остальном вся обстановка комнаты соответствовала доброй домашней столовой.

Потрясённый нечаянным терпением и дипломатической выдержкой своей внучки профессор никак не мог прийти в себя. Но всё уже было стабилизировано, все сидели на своих местах и молча ждали.

– Что же, похоже, все в сборе! А посему прошу высокое собрание откушать от моего скромного стола да чего покрепче, чтоб и дружба была такой же крепкой и горячей, как мои столовые напитки и ваши живые человеческие сердца! – профессор волновался, а потому своё вступительное слово говорил на своём родном, на русском.

Миша первая привела разволновавшегося профессора к единой нити общего понимания:

– Джон, кончай гонять психованную вагонетку, двигай дальше на накатанном – на аборигенном.

Профессор сразу же взял себя в руки:

– Тебя понял, Миша… понял!

Он повернул голову – по левую руку от него сидел ещё один человек, которого все присутствующие уже хорошо знали.

– Андрей, мальчик мой, пожалуйста, я хочу сделать приятное нашим гостям: сегодня зажги все свечи и приглуши свет.

Андрей, генокер неполных шестнадцати лет, созданный профессором Румаркером как помощник во всех его делах, молодой стройный юноша, совсем безволосый, с большими добрыми светло-синими глазами на красивом чувственном лице славянского типа, одетый в облегающий светлый серебристый биокомбинезон и имеющий полный рост Миши, послушно поднялся со своего места и совершенно по-человечески сделал всё, что попросил его отец – именно так называл Андрей своего создателя. Ведь Джон Румаркер вложил в своего «ребёнка» свой собственный генофонд и всю ту любовь, которую он мог бы отдать своим детям, но которых у профессора уже давно не было: две его маленькие дочери и жена взорвались вместе с самолётом, захваченным террористами ещё пятьдесят лет назад, а его старшая дочь, мать Лео, погибла на орбитальной космической станции – вместе со своим мужем-астронавтом. Все последние годы семьёй профессора оставались только двое – теперь уже его детей судьбы: Лео и Андрей! И обоих можно было бы отнести к категории полулюдей. Родившись на космической станции, Лео мало походила на обычного человека – и внешностью, и всем своим поведением. Андрей был «искусственным человеком»: генокером. Но у мальчишки-генокера никогда не было повода сильно переживать из-за этого: отец воспитал его сам – в лучших традициях бывшего человечества – и относился к нему как к родному сыну.

Сначала Андрей зажёг свечи на столе, затем ещё в трёх подсвечниках на баре. Как только зажглась последняя свеча, свет в комнате из неизвестного источника приглушился вполовину – и только четыре старинных фосфоресцирующих лампы в виде уродливых горгулий по углам столовой добавляли теперь совершенно магическое освещение к общему прозрачно-голубоватому фону столовой.

Все за столом знали, что к мальчишке-генокеру надо относиться на равных, никогда и ничем не подчёркивая различий между ними. Это условие должны были соблюдать все находящиеся в криобункере, включая и новоприбывших: Команду «Альфа». Но сам Андрей прекрасно знал – и кто он, и для чего его изначально создавал профессор: Джон Румаркер никогда этого от него не скрывал.

– Отец! Я сегодня испёк пирог с яблоками – ведь ты разрешил мне из сада плодовой оранжереи сорвать несколько штук.

– Конечно, мой мальчик! Конечно разрешил! С сегодняшнего дня будут сняты запреты на многие вещи… Ты такой у меня молодец, всегда слушаешься своего старого отца.

– Ну да! Не то что я – всегда приношу на твою седую голову только массу новых проблем и очередной сердечный приступ, – весьма недружелюбно прошипела Лео.

– Лео, перестань, пожалуйста… Твоё желание постоянно переступать порог смерти – просто несовместимо уже ни с какой жизнью. Ты же прекрасно знаешь, как я тебя люблю! А ты всегда ссоришься с Андреем и обижаешь его совершенно ни за что: то специально опрокинешь на него горячий кофе, то порежешь его комбинезон, а то ещё что похуже – отрубишь своим тесаком мясника все пальцы на его руке.

– Но это так весело! Смотреть, как он удивляется всякий раз, когда я подкладываю ему очередную свинью… Умора и только! Он всегда поражается, как в первый раз.

Лео весело-хрипло рассмеялась и поймала осуждающий взгляд своего соседа Зулу.

– Но это же так уморительно! Всё равно он самовосстанавливается – что ему, если я немного подшучу над ним?.. ведь так скучно жить!.. и так скучно умирать – заново, всякий раз…

– Однажды мне не удастся воскресить тебя – не так-то легко вытаскивать «чистых» людей с того света! Вот девчонки знают.

– Просто её некому как следует выпороть!

– Вот ещё!! – Лео вперилась в Танго гневным взглядом.

Профессор сердито стукнул ложкой по столу:

– Лео, это всё смертельно опасные игры! А у смерти нет оправданий!

– Подумаешь… Смерть не спешит по мою душу! Что мне от её оправданий?

– Это потому что ты со смертью всё время в пятнашки играешь, а она играется с тобой, как ты с Андреем.

– Ну и что?! Чего мне терять? Все мои друзья-пацаны погибли давно… тысячу лет назад… Новых? Новых не бывает! А в старых друзьях остался только один верный напарник: Ангел Смерти.

– Теперь у тебя есть новые друзья, Лео!

– Друзей новых не бывает, не бывает! Есть – одни! И на всю жизнь, до самого конца…

Гэбриэл поднялся и вышел из-за стола.

– А я так думаю, что друзья – это те, кто идут с тобой рядом плечом к плечу и помнят тех, кого они похоронили и потеряли в той последней битве, из которой всегда возвращаются не все. И потому вовсе не стоит выкидывать на помойку тех, кого, возможно, прислали тебе на помощь именно твои настоящие друзья – те, кто не вернулись однажды домой: они не умерли – потому что мы их помним. И они продолжают заботиться о нас, живых, посылая нам своих преемников, с которыми они отправляют нам и частицу своей души… Сегодня этот день собрал нас всех вместе не просто так: в этом заложен большой смысл, который нам всем ещё только предстоит постичь и осознать до конца. На это, безусловно, уйдёт какое-то время, но придёт тот день, когда мы сможем с надеждой и полным доверием посмотреть в глаза своего боевого напарника и сказать ему: ты – мой настоящий друг, навсегда и до самой смерти… Мы знаем, что это такое, когда погибают твои друзья, когда они погибают на твоих руках. Мы многих друзей потеряли во Вьетнаме. Но были те, кто погиб и в мирное время. Нас оставила одна из наших близких друзей журналистка Сью Шаррон – наша верная соратница по борьбе за справедливость и наше собственное выживание. Джон сообщил мне, что Сью погибла в автокатастрофе спустя месяц после нашего последнего пожизненного приговора: она пыталась уже в одиночку бороться за справедливость, выступив против полковника Бэккварда и всей военной машины Америки… и проиграла эту войну против системы – потому что осталась одна. Но это не значит, что она умерла в наших сердцах: часть её души навсегда с нами, как и наша с ней. Нет с нами и других, кто должен был быть сегодня рядом, многих нет… А утраты, – полковник положил руку на плечо Лео, – утраты, сержант, это только часть нашей жизни, часть каждого из нас. И только от нас самих зависит, станут ли эти утраты потерями навсегда, или мы найдём в себе достаточно мудрости, чтобы черпать духовные силы из наших утрат, – ведь память и есть человек. Пока помним мы – всегда останутся те, кто будут помнить нас.