Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

Дружески хлопнув по спине, он подтолкнул меня к выходу.

— Ну, бывай, тезка! Вот тебе бумага о твоем назначении, с печатью и подписью моими, чтобы на службе все вопросы разом снять. Но главное ты помни, что уговор дороже денег.

С головой, совершенно свободной от каких бы то ни было мыслей, я покинул кабинет светлейшего князя Черкасского.

Как вышел из дворца я почти и не помнил. Повсюду мелькали мундиры кавалергардов, чьи-то незнакомые лица. Но если ранее все эти люди меня словно бы и не замечали вовсе, то теперь все изменилось. На меня косились, стража отдавала мне часть. Если взгляд мой встречался с каким-то другим взглядом, то передо мной немедленно раскланивались. И не то, чтобы особое почтение виделось в таком поведении — скорее мне это казалось неким повышенным интересом. Как будто среди всей этой шумной публики прошел замечательный слух о моей скромной персоне, и все теперь старались меня получше рассмотреть: мол, так вот ты какой, мсье Сумароков! И как же это мы раньше тебя не замечали?

Выйдя на дворцовую площадь и глотнув свежего воздуха, я пришел в себя окончательно. Слабость и тошнота уже покинули меня без остатка, да и мысли постепенно возвращались в пустую голову, быстро приходя в порядок.

Но все же случившееся в кабинете светлейшего князя все еще казалось мне сном, или может быть бредом.

«Алешка — император!» — прощально стукнула та сама горошина и куда-то пропала, а вот направление, которое задала эта мысли, начало развиваться само по себе. То, что предложил мне светлейший, больше было похоже на сказку. На страшную сказку, какие рассказывают детишкам перед сном, чтобы они скорее укутались с головой в одеяло и не вздумали больше бродить по хате.

«Открыл Алешка врата в земли запредельные, шагнул на светящуюся во тьме тропинку и громко произнес заклинание. И вывела его тропинка та в неизведанные земли, что назывались Серой Русью, к подножью скалы Арабойра, на самой вершине которой стоял, погруженный в извечный мрак Зеркальный храм…»

Да нет — совершенно точно все это сказка! Только непонятно с какой целью светлейший мне ее поведал. Может быть это какая-то проверка? И от того, как я ее пройду, будет зависеть все мое будущее?

Так — стоп! Я же теперь главный полицмейстер… Или это тоже сказка? Вот смеху-то будет, ежели я явлюсь на службу, усядусь в кресло Шепелева и зачну раздавать приказы, а тут и он явится собственной персоной, отдохнувший и загорелый под морским солнцем. Ох и тумаков я от него получу! Даже представлять не хочется.

Для чего светлейшему князю Черкасскому такие шутки, спрашивается? Потешится над бедным камер-юнкером? Что-то не припомню за князем склонности к такого рода шуткам.

Так нежели все правда? И что делать-то мне теперь, коль все так и есть?

Не хочу я быть пешкой в чужих руках. Страсть как не хочу.

А ведь, помимо этого, есть еще и Гришка Орлов со своими братьями и Преображенским полком, готовым к мятежу. Если я брошу их сейчас, если оставлю без внимания, а они успеют натворить каких-нибудь дел, то светлейший без труда арестует их всех скопом, зачинщиков на виселицу отправит, а остальных на дальние кордоны сошлет.

Плохо дело, плохо… Надо бы срочным порядком отыскать Григория, да разговор с ним составить.

Рассудив таким образом, я вышел за ворота и махнул рукой Гавриле, поджидающему меня в отдалении.

Глава 8

Напряженные настроения в казармах лейб-гвардии

К казармам Преображенского полка меня не пропустили. Три дюжих гвардейца никак не желали поднимать шлагбаум, перегораживающий дорогу, и даже в разговоры вступать не собирались.

— Приказ командования, — коротко известил меня мордатый гвардеец с рубленным шрамом через полморды. Должно быть, он бы среди них старшим. Я был уверен, что видел его впервые в жизни.

Второй гвардеец стоял у караульной будки и с хмурым видом целился в меня из мушкета. Его я тоже не припоминал. А вот третий, у шлагбаума, показался мне смутно знакомым. Был он столь высокого роста, что даже его совсем не маленькие сотоварищи казались рядом с ним коротышками, и почудилось мне, что уже однажды мне доводилось с ним сталкиваться.

Ну да, кажется, он был среди тех гвардейцев, что находились в казарме, когда мы туда приезжали с Катериной врачевать Ваньку Ботова. Уж он-то должен был меня знать. Хотя… Если, как и все, он пялился тогда на Катерину, не отводя от нее глаз, то меня мог и не запомнить.

— Да как же так, братцы? — я нарочито опечалился. — Тут дело особое! Не забавы ради я к вам в такую даль тащился.

— Приказ командования! — вновь сказал мордатый и демонстративно направился к шлагбауму, как бы желая показать, что разговор на этом окончен.

Но я и не думал сдаваться.

— Эх, а у меня ведь важный разговор к Григорию Орлову, — вздохнул я. — К нему, да к братьям его… Сумароков я. Алексей. Из Сыскного приказа. Главным полицмейстером с этого дня назначен, во временное исполнение, пока генерал подходящий не отыщется… Так что не собственная прихоть, а служебная надобность у меня во встрече с Орловыми.

Ужасно не хотелось мне применять эфирную магию к этим ребятами, чтобы убедить их пропустить меня. Не хорошо это как-то, да и на разум она влияет, поговаривают, не совсем благотворно.

Я достал бумагу, врученную мне светлейшим, и протянул ее в спину мордатому. Тот остановился, вздохнул, но все же вернулся, хотя и с заметной неохотой. Долго изучал написанное, время от времени поглядывая на меня подозрительно.

— А чего от Орлова-то надобно? — не очень приветливо поинтересовался он, вернув мне документ. — Очень занят Григорий Григорьевич нынче, не до Сыскного приказа ему!

Из этих слов я сделал вывод, что положение Гришки в полку весьма надежное. Никто его покуда не арестовал за подбивание к бунту. Иначе караульные не стали бы называть его по батюшке, уважительно. А был бы он у них просто Гришка Орлов, смутьян арестованный.

Я хотел было ответить, что есть у меня для Григория Григорьевича важные новости, но тут рослый гвардеец подошел к мордатому, наклонился к нему и принялся что-то нашептывать на ухо, глядя на меня из-под мохнатых бровей. Мордатый молча выслушал его и прищурился на меня.

— Выходит, это ты братец Катерины Алексеевны? — спросил он неожиданно.

Я опешил. Какого угодно вопроса ожидал услышать, но только не этого. А потому и не сразу нашелся, что ответить. Но затем торопливо закивал.

— Да, точно так… Однако, позвольте спросить, почему вас это интересует?

Мордатый вдруг мне игриво подмигнул.

— Слухи по Петербургу пошли, что вскоре нового государя выбирать начнут. И род Романовых ныне в главных кандидатах. Так что кузина твоя вроде как из царского рода будет. А уж врачует она так, как никакой лекарь не может. Хоть полковника, хоть солдата простого. Царица всех лекарей! Вот сегодня с утра поручик Васька Чижов не совсем удачно к кобыле с заду подошел, так она ему обеими копытами и врезала…

— Да что вы говорите⁈ — я изобразил немалое удивление, смешанное со столь же большим интересом. — И что же стало с поручиком? Живой?

Мордатый махнул рукой.

— Живой пока. Если бы в висок угодило, так сразу бы насмерть, но ему одним копытом в грудь, а другим в челюсть попало. Зубы все как метлой смело. Челюсть хрустнула. Из горла кровь пошла. Думали, помрет Чижов. Но Григорий Григорьевич срочным порядком за Катериной Алексеевной послал. Когда она приехала, то поручик наш уже кончался. Хрипел жутко, булькал, задыхаться начал совсем. Так знаешь, чего наша Катерина Алексеевна ему сделала?

Теперь я действительно был заинтересован его рассказом. Примечательные, однако, события случились за то время, пока я находился во дворце светлейшего! И времени-то прошло не так много, а тут такое…

— Представления не имею! — совершенно искренне воскликнул я. — Просветите меня.

— Она ему глотку ножом вот тут вот разрезала… — мордатый чиркнул себе пальцем по шее. — А потом в отверстие гусиное горло воткнула и пропихнула его поглубже. Так Чижов через это гусиное горло до сих пор дышит. Чего-то ему кобыла там своим копытом повредила.