Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Поход длится вот уже три месяца, и пока график движения выдерживается и запас времени еще есть. Та дата трагической гибели Эвмена, что отложилась в моей памяти, приходится на конец зимы — начало весны будущего года. Точного числа я не помню, но даже если считать по минимуму, то у меня есть еще три месяца. Правда, впереди горный хребет Загрос и около пятисот километров пути, но после пройденных двух тысяч это кажется не таким уж и страшным.

У меня как не было тогда, так и нет до сих пор четкого плана действий. Что я буду делать, где, как? Все детали размыты, а есть только цель — спасти Эвмена и заполучить его войско в своё распоряжение. На все прочие вопросы я отвечаю себе одной фразой:

«Не паникуй раньше времени! Упремся — разберемся!»

Поэтому сейчас, глядя на медленно приближающийся караван, я тешу себя надеждой, что новая информация поможет мне разобраться в обстановке и принять правильное решение.

Костер еле теплится желтовато-оранжевыми языками пламени. Дров мало — тут вам не бескрайние русские леса! Пустыня, мать её!

За своё предыдущее путешествие из Вавилона в Пергам и за нынешние три месяца я притерпелся к суровым условиям этого времени, но, честно скажу, постоянное ощущение песка на зубах и немытое месяцами тело не доставляет мне никакого удовольствия.

Рядом со мной, с одной стороны, сидит Эней, с другой — Экзарм. Напротив — наш гость, караван-баши, и с ним юноша лет семнадцати. Все мы молча смотрим на огонь, и со стороны кому-то могло бы показаться, что люди просто собрались погреться перед сном.

Подбросив дровину в костер, поднимаю взгляд на старшего из гостей. Карие, уставшие глаза на высохшем, как у мумии, лице, давно не стриженая седая борода и торчащий орлиный нос. Намотанный на голову платок, явно, был когда-то белым, но сейчас серовато-грязный, как и длинная, до пят, рубаха, в которую он одет.

Все ступени восточного гостеприимства уже пройдены. Гостей расположили на отдых, накормили, напоили и спать уложили! Только после этого караван-баши позвали к моему костру.

Сейчас, глядя ему в глаза, я вижу, что он немного успокоился и осознал: грабить и убивать его здесь не собираются. А то, когда караван только входил в лагерь, у него был вид человека, уже попрощавшегося с жизнью.

Я тогда ещё подумал:

«Видать, бойцы Экзарма перестарались с приглашением!»

Ещё несколько секунд сидим в тишине, а потом я задаю первый вопрос:

— Как зовут тебя, достопочтенный караван-баши?

В ответ тот приложил ладони к сердцу и склонил голову.

— Моя мать дала мне имя Джамасп, хотя люди уже давно называют меня Самум.

Прозвище никак не вяжется с деятельностью караван-баши, и я высказываю недоумение.

— Самум — это шквальный ветер пустыни. — Впиваюсь в лицо гостя подозрительным взглядом. — Такое прозвище больше подходит воину, чем мирному купцу.

В глазах гостя вспыхнуло уважительное удивление.

— Юный стратег не только мудр, но и образован! Он видит то, что невидимо глазу.

Я никак не реагирую на лесть, и тот добавляет:

— Да, когда-то я был воином, служил царю Дарию, но после поражения у Гавгамел попал в плен. Там, в числе многих персидских воинов, я дал клятву не поднимать оружие против Македонии, и Великий Александр помиловал меня. С тех пор я мирный купец, а прозвище осталось прежним, хотя теперь я сажусь на коня только чтобы провести караван от Персеполя в Сузы и дальше на запад. Три дня назад мы вышли из города Сузы и идем на Вавилон с грузом шерстяных тканей, слоновой кости и пряностей. — Тут он бросил на меня заинтересованный взгляд. — Не желает ли юный стратег приобрести что-нибудь?

Не отвечая, перевожу разговор на интересующую меня тему:

— Что слышно в Персеполе и Сузах о войне между Антигоном и Эвменом?

Мой гость тут же попытался отвертеться:

— Я мирный человек и давно уже не интересуюсь войной и политикой. Кто такие эти Антигон и Эвмен? Я не знаю, меня больше волнует цена на…

Обрываю его на полуслове:

— Я тоже человек мирный, если меня не злить. — Упираюсь в лицо купца жестким взглядом. — Всем будет лучше, если я не буду повторять свои вопросы дважды.

— Не надо, не надо повторять! — опустив глаза, купец сразу же начал отрабатывать назад. — Я все понял и готов услужить юному господину!

Он нервно сглотнул слюну и начал говорить:

— Пусть юный стратег не серчает на меня, если что не так! Я не могу отвечать за правдивость чужих слов, но раз господину интересно, то расскажу все, что слышал на базарах и улицах городов.

Он на мгновение задумался, а потом сразу продолжил:

— На рынке Персеполя был слух об одном сражении, но не знаю, то ли это, что интересует тебя, господин?

Молча киваю ему, мол, рассказывай, и гость продолжает.

— Говорили, что где-то в середине этого лета войско одноглазого македонца хотело переправиться через реку Копрат, что в четырех днях пути от города Сузы. Когда значительная часть воинов была уже на восточном берегу, вдруг появились отряды грека и напали на них. Нападавших было намного больше, и они перебили всех переправившихся воинов на глазах у одноглазого и его войска.

Замолчав, Джамасп посмотрел на меня, чтобы оценить реакцию. Жестом показываю ему: «Продолжай!» — но тот разводит руками:

— А что ещё… По слухам, не сумев переправиться, одноглазый повёл своё войско на север, в Мидию. Это всё!

Сведения купца совпадают с тем, что я знаю из истории, и это хорошо. Это значит, что всё идет так, как должно, а значит, и то событие, к которому я стремлюсь, тоже должно произойти в положенном месте и в положенное время.

Купец продолжает молчать, настороженно посматривая на меня, мол, мне нечего больше добавить. Это странно, потому что к этому времени, согласно моим данным, уже должно было состояться еще одно сражение.

Утаивать от меня эту информацию купцу вроде бы ни к чему, поэтому я вновь давлю взглядом на гостя:

— Напряги память, Джамасп! Ведь не может быть, чтобы ты знал о том, что было полгода назад, и ничего не ведал о совсем свежих событиях.

Вижу, что мой гость действительно напрягся и пытается вспомнить. Его чуть растерянное выражение лица говорит, что память ему ничего не подсказывает. Это странно, ведь должно было произойти первое генеральное сражение между армиями Антигона и Эвмена. Если его не было, то это повод напрячься!

«Неужели изменения истории таки начались? — в голове вспыхнула тревожная мысль. — Тогда надо пересматривать всю концепцию моих действий и не лезть так оголтело головой в петлю!»

В моих глазах гость читает скрытую угрозу, и на его лице вновь появляется выражение с трудом сдерживаемого страха.

— Я прошу юного стратега поверить мне, — начинает он оправдываться, — но я действительно ничего больше не…

В этот момент юный спутник караван-баши вдруг наклоняется к его уху и начинает что-то быстро шептать. При этом напряженные черты лица Джамаспа расслабляются, и у него непроизвольно вырывается вздох облегчения.

Еще пара мгновений, и, удовлетворенно кивнув, тот вновь прижал ладони к сердцу.

— Ради Великих богов, прости меня, юный стратег! — Склонив голову, он изобразил глубокое раскаяние. — Последние дни перед выходом из города Сузы я приболел, и всеми делами заправлял мой сын Оксатр.

Затем он рассказал мне, что буквально за день до того, как они покинули Сузы, в город примчался гонец с печальной вестью. По слухам, он привез второй жене сатрапа Антигена трагическую новость о гибели ее сына в бою.

«Антиген, Антиген…! — Напрягаю память, вспоминая все, что я о нем знаю. — Это тот самый диадох, что первым нанёс Пердикке предательский удар кинжалом, за что был одарен победителями сатрапией Сузиана. В идущем сейчас конфликте он на стороне Эвмена!»

Прокрутив все это в голове, бросаю требовательный взгляд на замолчавшего перса:

— Что еще слышал твой сын?

— Еще раз повторюсь, что это всего лишь слухи! — Джамасп решил лишний раз подстраховаться. — Я не ручаюсь за их правдивость, но люди говорили, будто сын сатрапа получил смертельную рану в бою между полководцами Великого Александра.