Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Вздохнув, я поднял на Энея усталый взгляд.

— Мне не нужна победа Эвмена, — четко впечатываю каждое слово. — Мне нужен сам Эвмен и его войско! Чувствуете, в чем разница?

Грек задумчиво наморщил лоб, а Экзарм простодушно выпалил:

— Не! Не чувствую!

Массагет даже повел носом, и я не могу сдержать улыбки.

— Вот помогли бы мы Эвмену победить при Паретакене — и что? Получили бы от него спасибо, а плоды этой победы достались бы сыну Роксаны и Олимпиаде. Он дал им клятву верности и воюет за их интересы! Воюет не за меня, а за малолетнего царя Александра IV!

Экзарм вновь не сдержал возмущённого недоумения:

— Если он против тебя, Геракл, тогда зачем нам вообще ему помогать?

В повисшей на мгновение тишине впечатываю каждое слово:

— В случае его победы — незачем! — Сказав, медленно перевожу взгляд с Экзарма на Энея. — А вот в случае поражения — есть смысл!

Грек пытается возразить, но, опережая его, я продолжаю свою мысль:

— И смысл есть только в одной ситуации: если мы появимся в тот роковой момент, когда Эвмен будет уже отстранён от командования, но ещё не казнён! Придём, подавим бунт и спасём его от предательства и смерти! После этого у него не останется другого пути, как объявить меня царём и единственным наследником Великого Александра.

Эней молчит, а Экзарм возмущённо забубнил:

— Уж больно ты мудрено задвигаешь, Геракл! Я совсем запутался! Кто там кого отстранит, кто казнит, непонятно! — Он бросил взгляд на молчащего грека, а потом вновь на меня. — Может, вообще плюнуть на этого Эвмена! На кой ляд он нам сдался⁈

Вижу, мои слова лишь внесли путаницу в головы ближайших соратников, но разжёвывать им всё до деталей мне не хочется. События могут не совпасть в точности с тем, что я знаю из истории, и тогда мой авторитет провидца сильно пошатнётся уже на начальном этапе. Мне это не нужно, и слова массагета дают мне прекрасную возможность закончить разговор, ничего более не объясняя.

Хмурю брови и надеваю на лицо гневную маску.

— На кой ляд он нам сдался! — зло бросаю я Экзарму и с сарказмом обвожу рукой спящий лагерь. — Действительно, у нас же здесь стотысячное войско, чего нам бояться! Всех разгоним, разгромим! Эй, Антигон, Птолемей, Кассандр! Прячьтесь по норам, я иду!

Массагет сразу же стушевался.

— Да чего я сказал-то? Чего! — забубнил он, но я не унимаюсь.

— А может, Экзарм приведет нам своих земляков? Сотни тысяч свирепых степных воинов, что пройдут победным маршем по Ойкумене и посадят меня на трон! — упираюсь взглядом в поникшего степняка. — Так что, приведешь земляков-то?

Тот совсем смущенно прячет глаза, стараясь не смотреть на меня.

— Как я могу! Я простой воин, не царь и не вождь!

— Не можешь, так и не лезь! — полностью отрезаю я. — Иди за своим царем и верь, что он приведет тебя к победе! Что он знает, как лучше!

Моя последняя фраза вдруг обрадовала Экзарма, и он радостно ощерился.

— Так я и верю! Я за тобой и в огонь, и в полымя! Чего ты расшумелся! — В отсвете костра блеснули его белые зубы. — Ты только скажи, кого рубить, я за тебя не пощажу ни своей жизни, ни чужой!

Это как раз то, что мне сейчас нужно, и с довольной улыбкой я хлопаю массагета по плечу.

— Верь мне, и победа будет за нами, а ты станешь самым известным массагетом во всей Ойкумене!

Тот радостно лыбится мне в ответ, и мы оба поворачиваемся к греку. В наших взглядах столько ироничной подначки, что тот растерянно разводит руками.

— А чего вы на меня смотрите? Я же не спорю, да и громких слов говорить не умею. Прикажет Геракл идти на Габиену — пойду! Прикажет спасать Эвмена — спасу или погибну! — Он смущённо взмахнул рукой. — Да ты и сам знаешь, Геракл, чего говорить!

Я впервые вижу Энея таким эмоциональным и, скажу честно, меня этот момент тронул до глубины души. Ведь только что два самых близких мне человека без пышных слов и апломба, но с впечатляющей искренностью признались, что готовы идти за мной до самого конца.

Словно прочувствовав торжественность момента, мы втроём замолчали, но эту величественную минуту неожиданно испортило бесцеремонное вторжение Ареты.

— Я вам тут вина горячего принесла, — появившись из темноты, она прошла к костру и подала мне чашу с разбавленным вином.

Никто её не звал, вина не заказывал, и проявлять инициативу в её обязанности не входит, но втолковать это Арете просто нереально. С той памятной ночи, когда она в одиночку справилась с вывалившимся на неё Тевтамом, она при мне — кем-то вроде адъютанта, прислуги и заботливой мамаши в одном лице.

Как так случилось? Да всё просто! Тогда, обрадованный тем, что беглец не поднял тревогу, я захотел наградить девчонку, но та повела себя странно.

Отведя мою руку с серебряной монетой, она вызывающе заявила:

— Денег мне не надо, а хочешь наградить — так возьми к себе!

Экзарм было цыкнул на неё за наглость, но мне в тот момент хотелось быть великодушным, и я остановил его.

— Да кем же я тебя возьму? — с ироничной усмешкой спросил я, и Арета сразу обрадовалась, будто я уже согласился.

— Да кем угодно! Я всё могу! За лошадьми могу ходить, готовить, стирать! Писать умею, Эней меня научил! — она вскинула умоляющий взгляд и добавила: — У тебя же только этот твой дурачок бесполезный! Возьми, а!

Удивительное смирение Ареты меня тогда слегка удивило. Раньше за ней такого не замечалось. Чаще хотелось дать ей по загривку или прищемить излишне длинный язык, чем похвалить за покладистость. Потом уже я спросил у Энея, что случилось с его протеже и какое чудо превратило её из чудовища в пай-девочку. Грек улыбнулся и раскрыл тайну.

— Она просила меня взять её в войско, а я отказал, — он тяжело вздохнул. — Не бабье это дело — война!

Помолчав, Эней всё же добавил:

— Ты уж извини, но чтоб она не доставала меня, я на тебя всё свалил! Мол, я всего лишь слуга государев. А брать или не брать в войско решает только царь!

Я тогда даже вскипел про себя: «А предупредить меня недосуг было!» Вслух же выговаривать Энею не стал, тот уже и сам понял свой промах. Арета — девушка упорная и отступать не любит. Она поняла всё по-своему, а то, что Эней впервые назвал меня царём, сильно впечатлило девушку. Её активная и деловая натура тут же наметила для себя новую стезю для самоутверждения.

Этот разговор случился чуть позже, а той ночью я этого, конечно же, не знал. После всплеска адреналина и нервного стресса хотелось быть добрым и щедрым. К тому же мне, пожилому человеку, трудно отказать ребёнку в незначительной просьбе. Поэтому я взял да и согласился.

— Ладно, — бросил я ей, — будешь при мне адъютантом!

Кто такой адъютант, естественно, никто не знал, но это было и неважно. Ключевыми словами там были «ладно» и «при мне». Если честно, то я и сам плохо представляю, в чём заключаются обязанности адъютанта! Это немедленно вылилось в склоку. Круг обязанностей Ареты не был чётко очерчен, и она не преминула этим воспользоваться. С самого первого дня она начала расширять круг своих прерогатив и влезать на «территорию» Гуруша. Тому с наглой девицей, конечно же, было не справиться, но на его сторону неожиданно встал Софос. Обычно смирный и философски настроенный конь отказался менять привычного ему неторопливого Гуруша на слишком уж шуструю Арету. Он заартачился и даже куснул девушку, не подпуская к себе. Тут уж до меня дошло, что пора вмешаться. Софос для меня больше чем конь, он мой друг, и его предпочтения мне куда важнее человеческих страстей. Поэтому Арета была немедленно выдворена из конюшни, а Гуруш вернулся туда триумфатором.

После этого я провёл жёсткий водораздел. Канцелярия, оружие, одежда — это Арета. Всё остальное — за Гурушем. Проведённая мною граница на время притушила экспансию неугомонной девчонки, но, как я вижу сейчас, ненадолго.

Подача еды и напитков — обязанность Гуруша, и то, что делает сейчас Арета, — это нарушение статус-кво. Я понимаю, чего добивается девчонка. Чем больше её вокруг меня, тем выше её статус у окружающих. С её точки зрения — разумно, а вот мне это зачем?