Обострение (СИ) - Волков Тим

Но, пока было пусто, если не считать шайку заезжих карточных шулеров, сданных с потрохами приставу. Лаврентьев был весьма рад, и даже получил поощрение от начальства. Перепало и секретному агенту — Алексей Николаевич все же выдал ему небольшую премию. Ну, а как? Гвоздиков использовался «втёмную», выявлять и «сдавать» разного рода жуликов — и есть его прямое дело. Все это, конечно, было хорошо… но вот, о Сильвестре пока больше ничего толком не узнали. Хитрый был черт, крученый!

Что же касаемо убийства мотоциклиста, то пристав поручил это дело своему помощнику, уряднику Прохору Денькову, молодому — лет двадцати — парню, недавно списанному с Западного фронта под командованием генерала Эверта по причине ранения. Насколько понимал Иван Палыч — осколок сильно повреди суставы и связки левой ноги, Прохор сильно хромал, подволакивал ногу, и в здешних условиях ничего с этим поделать было нельзя. Хорошо, хоть еще нога осталась! Зато в седле урядник держался отлично, еще бы — из казаков! Да и вообще, парень видный, горячий — чубатый брюнет с усиками. Красивый, как с фронтовой открытки! Квартировал он у одной вдовушки в Заречье, владел гнедым красавцем-конём Арнольдом и шашкой. В следственно-розыскном деле, само собой, пока что ни черта не смыслил, однако, энергию имел завидную. Не мешала и хромота… Хоть такой помощник, и то хорошо. Лаврентьев учил его, как мог, и Алексей Николаевич кое-что подсказывал.

Алексей Николаевич…

В этот раз поручик заглянул в больничку днем, ближе к обеду — доктор как раз заполнял журнал.

Вошел, поздоровался.

— Ну, как Иван Палыч? Спокойно все?

— Да какое там! — раздраженно отмахнулся врач. — С вакциной-то… Сами знаете…

— Ну да, ну да… А что-то я Аглаю не вижу?

— Так теперь к вечеру только придет. На ночное дежурство.

— К вечеру… так-так… Ну, я это… пойду… Да! — уже поднявшись на ноги, Алексей Николаевич оглянулся и понизил голос. — Помните, насчет Сильвестра? Мы еще священника хотели привлечь… с фотоаппаратом. Где бы его лучше повстречать? Ну, чтобы без лишних ушей? В церкви-то, знаете, и дьячок, и старушки…

— Ну-у… не знаю… Хотя… — доктор вдруг всплеснул в ладоши. — Так на пленере ж! Он, как погода хорошая, всегда с аппаратом, с треногой — по красивым местам. Фотохудожник!

— О как!

— И, смею заверить — весьма неплохой. Не зря его фотографии в солидных журналах печатают! Даже во французских… Так что — в солнечный день, в красивых местах!

— В красивых местах… — хмыкнул поручик. — Это в Зарном-то?

Молодой человек покачал головой:

— Эх, Алексей Николаевич, не романтик вы! А усадьба? А роща рябиновая? А липы? Да фонари у лабазов — это ж истинный ар-нуво!

— Чего-чего?

— Ну, стиль такой… Он же — модерн… или югенд-стиль, да.

— Ох, Иван Палыч! — восхитился Гробовский. — Просто поражаюсь тебе с каждым днем! Ну, надо же — ар-нуво! Сразу видно — интеллигент, в университете учился. А я вот из простых, из мещан… Реальное училище… а потом — сам всего! С самых низов начинал… Значит, говоришь, на пленере… Ага…

Надев зимнюю — на беличьем меху — шапку, поручик откланялся… Но тут же снова вошел. Трость забыл, что ли? Да нет — трость при нем…

— Иван Палыч! Вижу, мотоциклет твой у крыльца стоит, дожидается… Часом, не в город собрался?

— В город, — грустно вздохнул доктор. — В аптеку, да по лавкам… С вакциной-то надо продолжать… А тиф, знаете, ленивого к себе отношения не прощает. Впрочем, как и любая болезнь. А вы что-то хотели?

— Да нет… так просто спросил…

Погруженный в свои невеселые мысли, Артем сейчас только заметил, что поручик выглядит каким-то смущенным, совсем не похожим на себя. С чего бы? Хотя, всякое бывает… Может, тоже — в думы нехорошие погружен? Священник ведь еще уговорить надо. Решили, что это не доктор должен делать, а лица официальные, уполномоченные на то государством.

— Вот еще подумал… — Гробовский нервно поколотил об пол тросточкой. — Не знаете, в городе сейчас цветы продают? Ну, всякие там гвоздики, тюльпаны, лютики…

— Насчет лютиков — не уверен, — рассмеялся доктор. — А вот тюльпаны, розы — да! В теплицах выращивают… Так, у вокзала же — цветочный магазин, «Fleurs de Paris». Не помните разве?

— Да… как-то… — хмыкнув, поручик приобрел свой обычный решительный вид. — Слушай, Иван Палыч! А купи-ка мне букетик! Чего-нибудь… но, чтоб красиво. Вот… два рубля — хватит?

— Вполне.

— Вот и славно!

Сказав, Алексей Николаич тут же выскочил на двор — только его и видели.

— Цветы… — выходя из-за стола, хмыкнул доктор. — Одна-ако! Ну… личная жизнь ведь у всякого имеет место быть. Рано или поздно. Даже у такого ревностного служаки, как господин Гробовский.

Наказав Глафире накормить больных, Артем переоделся в мотоциклетную амуницию и спустился с крыльца. Сверкало над головой чистое бледно-синее небо, ноябрьское холодное солнце плеснуло в глаза, а за околицей горел золотом снег.

Глафира выскочила на крыльцо, махнула рукою… Эх, еще бы ставку! Хотя бы одну на всех. Чарушин обещал, кстати. Но, только уже в будущем году, тысяча девятьсот семнадцатом.

Господи! Тысяча девятьсот семнадцатый! Февраль… Октябрь… Катаклизмы! Не худо бы к ним хоть подготовиться как-то… Если время сыщется — да.

Усевшись в седло, молодой человек запустил двигатель и плавно покатил по дороге, давая скорость около десяти — пятнадцати верст. Быстрее было нельзя — запросто окажешься в сугробе!

На повертке у рябиновой рощицы, доктор вдруг заметил велосипедный след… А вот и велосипед — прислонен к дереву… рядом — квадратный фотоаппарат на треноге… Хозяин того и другого, отец Николай, деловито выстраивал экспозицию.

Хм… А где же Гробовский-то? Что-то его не видать. Что же, решил начать с фонарей? Ар-нуво все же!

Подкатив ближе, Артем заглушил двигатель. Не поздороваться было бы неудобно. Доктор с Анной Львовной все ж стали захаживать в церковь, и даже побывали у батюшки в гостях. Познакомились и супругой святого отца, Катериной Ивановной, премиленькой и совсем еще юной особой на сносях.

— А, Иван Палыч! — оторвавшись от камеры, улыбнулся отец Николай. — Рад! Денек-то нынче какой, а? Прямо весенний. Вот я и подумал — грех не воспользоваться, прости Господи, грех!

Глянув на фотоаппарат — здоровенный такой ящик! — доктор недоверчиво хмыкнул. И как же, с позволенья спросить, господа сыщики собрались тайно занять преступников? Куда этот чертов ящик день? Спрятать? Тренога еще… И да — еще выдержка же! «Господа, прошу не шевелиться… Сейчас вылетит птичка! Оп! Спасибо, господа!» Так, что ли? Бред какой-то… А он-то, Артем, как сам не сообразил? Хотя… наверное, с магниевой вспышкой…

— О! Гляжу, заинтересовались, сын мой?

— Ну да… Отец Николай! А бывают такие фотоаппараты… Ну, не такие громоздкие, что ли? И — чтоб быстро снимать.

— А-а-а! Вы про пресс-камеру? — фотолюбитель ничуть не удивился вопросу.

— Ну, верно, да…

Пресс-камера… Это еще что за химера? Если типа пресс-хаты — так это больше к Гробовскому…

— Есть, есть такие! — рассмеялся священник. — У меня знакомый хороший в городе, журналист из местных «Ведомостей». Так вот, у него настоящий «Goerz-Anschütz»! Не новый, правда… Компактная такая коробочка, поместиться даже в небольшую сумку. А какой затвор! Фирмы «rouleau»! Можно выставить выдержку в 1/1000 секунды — представляете такое? А еще и видоискатель! Впрочем, что я вас буду отвлекать…

— Что ж, удачи, святой отче!

— Иван Палыч! — встрепенулся отец Николай. — А вы, случайно, не в город?

— В город. Что-нибудь вам привезти?

— Да… если возможно… Фотопластинок бы пачку… Там знаете, в центральном ателье на Первой Дворянской…

— Да знаю, привезу!

— Только вот я без денег сейчас…

— Ничего! Привезу — сочтемся.

Мотор. Плавный ход. Чуток скорости. Закружил позади снежок…

Первая дворянская, — переключай передачу, вдруг подумал Артем. — Интересно, как она будет называться уже через год? Первая Крестьянская? Первая Пролетарская? Хм… Первая Советская, скорее всего…