Наследник 4 (СИ) - Шимохин Дмитрий

Время, казалось, замедлило свой бег.

Я видел расширенные зрачки Мацея, его палец, нажимающий на курок. Но прежде чем Мацей успел выстрелить, раздался сухой щелчок другого курка.

Игнат, мой верный сторож, стоявший рядом, успел раньше. Пуля ударила Мацея. Его выстрел ушел в небо, а сам он с воплем боли повалился на землю.

Рыжий сотник со своими стрельцами, понимая, что их зажали с двух сторон, и их предводитель-поляк ранен, окончательно пали духом и начали бросать оружие.

Тут же, видя падение Мацея и понимая, что это их последний шанс, отчаянно завопил капитан Маржерет. Он и его иноземные наемники, а также поляки, с ревом ринулись вперед, на моих людей, стоявших у ворот подворья, пытаясь прорваться через нас, а там и уйти, ведь путь назад, был отрезан людьми Волынского. А нас меньше.

— Держать их! Пали! — взревел я, и мои люди ответили залпом из пистолей.

Пушка, удачно развернутая во дворе и нацеленная на выход с улицы, грохнула прямо в гущу атакующих, разметав первые и вторые ряды тех, кто еще пытался прорваться к нам, и создавая еще больший хаос.

Завязалась короткая, но невероятно ожесточенная рубка на пятачке перед моими воротами и в самой арке ворот. Выжившие поляки и наемники Маржерета дрались с отчаянием обреченных. Но люди Волынского уже ударили им в спину. Мы теперь сами перешли в атаку, тесня деморализованного врага. Схватка быстро пошла на убыль.

Маржерет, получив ранение в плечо от сабли дяди Олега и видя, что его люди перебиты или сдаются, с проклятием опустил шпагу.

— Довольно! — прохрипел он, зажимая рану. — Мы сдаемся.

Через несколько минут все было кончено.

Улица перед моим подворьем была завалена телами убитых и раненых поляков и наемников. Несколько моих людей тоже получили раны, но, слава Богу, убитых среди моих не было.

Игнат, мой спаситель, отделался лишь царапиной на щеке. Я подошел к нему и крепко стиснул плечо.

— Спасибо, Игнат. Жизнью тебе обязан.

Парень только смущенно улыбнулся.

Раненый Мацей корчился на земле, его уже связывали мои сторожа. Рыжий сотник и его стрельцы, не участвовавшие в последней атаке, стояли под охраной воинов Волынского, дрожа от страха.

Во двор, отряхивая с себя пыль и кровь, вошел Матвей Григорьевич Волынский.

— Ну ты тут устроил, княже! — крякнул он, оглядывая побоище. — Едва успели! Рассказывай, что за чертовщина приключилась? А этот, — он кивнул на скулящего Мацея, — я смотрю, особо буйный оказался?

— Здравствуй, Матвей Григорьевич! — ответил я, тяжело дыша и утирая пот со лба. — Спасибо, что подоспел! Без тебя бы нам туго пришлось. Да вот, гости незваные пожаловали. С грамотой от имени «царицы Марины». Меня, оказывается, в государственной измене обвиняют, в сговоре с Шуйским и в убийстве государя Дмитрия Иоанновича. А этот вот, — я ткнул пальцем в Мацея, — еще и в меня стрелять пытался.

Волынский изумленно покачал головой.

— Вот как? А я-то думал, мы вчера вместе с тобой, княже, Шуйского и ловили, а государя от его сабли спасали! Чудны дела твои, Господи!

— И как же ты здесь оказался? — поинтересовался я.

Волынский крякнул, поправляя на себе кольчугу.

— Едва рассвело, княже, как меня подняли твои люди, что несли службу у царских покоев.—Доложили — государь преставился. Царствие ему Небесное, — Волынский истово перекрестился, и все вокруг, включая моих людей, последовали его примеру. — А следом почти тут же донесли, что поляк этот, Мацей, с десятком своих иноземцев спешно покинул Кремль. Я сразу неладное почуял, послал за ним своих, — проследить, куда это он так спозаранку. А те вернулись, да и доложили: Мацей этот, оказывается, не просто так уехал. Встретился он за кремлевской стеной с сотней стрельцов этих, — Волынский презрительно махнул рукой в сторону обезоруженных стрельцов рыжего сотника, — да с наемниками Маржерета, да другими ляхами, и вся эта орава прямиком к твоему подворью направилась. Я тут же понял — быть беде. Поднял всех, кого смог: остатки твоего полка, что в Кремле были, да своих людей и стрельцов с кремлевских караулов. Вот, едва успели…

— Ты спас мне жизнь, Матвей Григорьевич, — сказал я искренне. — И не только мне, но и всем моим людям. Этого я не забуду. Я обернулся к своим дядьям и деду. — Что ж, — голос мой обрел стальную твердость, — кажется, все окончено. Мацея, который теперь еще раз в покушении на мою жизнь обвиняется, этого рыжего сотника-предателя и капитана Маржерета — под усиленную стражу и в колодки! Остальных пленных разоружить и также взять под присмотр. Будем разбираться, кто по злому умыслу пришел, а кто по глупости или по приказу. Мои люди и воины Волынского с готовностью принялись выполнять приказ.

— Теперь, Матвей Григорьевич, — сказал я, когда непосредственная угроза миновала, — нужно немедля возвращаться в Кремль. Пока мы тут разбирались, в городе черт знает что могло начаться. Пленных этих, — я кивнул на связанных людей Мацея, — тоже туда, под усиленный конвой.

— Верно говоришь, княже, — согласился Волынский. — Негоже нам здесь прохлаждаться. В Кремле сейчас каждое верное слово и каждая сабля на счету.

Я подошел к своим людям, что стояли во дворе, кто перевязывая раны, кто просто пытаясь отдышаться.

— Спасибо! — сказал я громко, глядя им в глаза. — За верность вашу, за отвагу! Не забыть мне этого. Но главные дела еще впереди. Собирайтесь, едем в Кремль!

Попытались найти грамоту с печатью, что была у Мацея, но так и не смогли.

Во дворе снова все пришло в движение. Мои люди, воодушевленные победой, быстро строились. Пленных подгоняли пинками.

Усталость как рукой сняло, вместо нее пришло злое, решительное возбуждение.

Я понимал, что этот день только начался.

Пока ехал, размышлял о случившемся и понимал, что сам позволил этому случиться. Надо было вчера в кремле остаться, но очень уж устал за день, да и не комфортно мне там было. Вот и решил дома выспаться. Выспался… Чуть навечно не уснул!

Немногие стражники, что остались на постах в Кремле, выглядели растерянными. Матвей Григорьевич, спеша мне на выручку, забрал с собой почти всех.

Кремль, сердце Москвы, оказался практически беззащитен!

Едва мы въехали на Соборную площадь, я спешился.

— Дядя Олег, дядя Поздей! — Голос мой звучал резко, не терпя возражений. — Немедленно найти Ежи Мнишека и его дочь, Марину! Они где-то во дворце. Доставить их в Грановитую палату, где я буду ждать. Под усиленной охраной, разумеется. И без всяких нежностей, пока я не разберусь, кто из них какую игру ведет. Живо!

Дядья, понимая всю срочность, коротко кивнули и, собрав по десятку бойцов, скрылись в дворцовых переходах.

— Прокоп! — Я повернулся к нему. — Старец Иов, бывший патриарх, все еще у тебя на подворье?

— Да, — подтвердил Прокоп.

— Людей к нему! С почетом, но быстро! Пусть немедля едет в Кремль. Скажешь, князь Старицкий его совета и благословения ждет по делам великой государственной важности. Его слово нам сейчас может стоить дороже золота.

Прокоп поспешил исполнять.

— Елисей! — продолжал я раздавать приказы. — Всех бояр Думы и глав приказов — немедленно сюда, в Кремль! Одоевского, Хованского, Власьева — в первую очередь! Сбор также в Грановитой палате. Никто не должен отсидеться!

Елисей метнулся исполнять.

Я же повернулся к деду Прохору и Матвею Григорьевичу Волынскому.

— Деда, Матвей Григорьевич! На вас — пленные. Мацея этого, поляка языкастого, да рыжего сотника-предателя и Маржерета — немедленно на допрос! В разные места их, чтобы не сговорились! И вытрясти из них все, до последней капли! Кто отдал приказ? Кто за этим стоит? Какие у них были дальнейшие планы? Все! И как только что-то узнаете — немедленно доложить мне! Времени у нас мало. Остальных пленных — поляков, наемников, стрельцов этих заблудших — пока просто приглядывать. С ними позже разберемся.

Дед Прохор и Волынский обменялись понимающими взглядами.

— Будет сделано, Андрей, — твердо сказал дед.