Наследник 4 (СИ) - Шимохин Дмитрий

Под самое утро, когда небо только начало сереть, я наконец забылся тяжелым, беспокойным сном, но всего на пару часов, а потом меня разбудил встревоженный голос Елисея, вломившегося в комнату.

— Княже, проснись!

Сон как рукой сняло. Я рывком сел на лавке, где и уснул, не раздеваясь. Сердце тревожно заколотилось.

— Что случилось⁈

— Сторожа от государевых покоев прибыли… с вестью черной. — Елисей понизил голос.

Через мгновение в горницу ввалились два моих сторожа, бледные, с красными от бессонной ночи и, кажется, слез глазами. Они рухнули передо мной на колени.

— Княже… государь… — начал один, но голос его прервался.

— Говори! — приказал я.

— Государь Дмитрий Иоаннович… преставился, — выдавил наконец второй. — Перед самым рассветом. Лекари ничего сделать не смогли… Отмучился.

Я молча смотрел на них. Теперь все менялось. Кардинально.

— Басманов? — коротко спросил я.

— Тоже плох, княже, — ответил сторож. — Лекари говорят, не жилец. Едва дышит.

— Ясно. — Я поднялся. Голова была тяжелой, но мысли, наоборот, прояснились, стали острыми и холодными. — Собирайтесь. Нужно ехать в Кремль. Немедля. Деда, дядьев поднять, всех моих людей. И быть наготове.

Я начал быстро одеваться, затягивая пояс с саблей. Прокоп и Богдан уже влетели в горницу, услышав шум. Их лица были встревожены.

«Теперь все зависит от того, как я поведу себя, — думал я, натягивая кафтан. — Кто первым заявит о своих правах, кто покажет силу. Марина? Бояре? Или…»

Не успел я додумать эту мысль, как со двора донесся громкий шум, крики, лязг оружия. Елисей, выглянув в окно, побледнел еще больше.

— Княже! Там… там много людей! Вооруженных! Ворота ломают!

Мы выскочили на крыльцо.

— Пушку заряжай, — тут же рыкнул я, готовясь к неприятностям.

Выкатили пушку и тут же принялись заряжать. Народ готовился к бою.

Когда пушка была заряжена и готова, я приказал открыть ворота.

Впереди, с наглой ухмылкой на лице, стоял Мацей. Рядом с ним — капитан иноземной гвардии Маржерет, его рука лежала на эфесе шпаги.

Мацей развернул какой-то свиток с вислой печатью.

— Именем ее величества государыни царицы и великой княгини Марины Юрьевны! — провозгласил он громко, так, чтобы слышали все. — Князь Андрей Володимирович Старицкий! Ты обвиняешься в государственной измене, в участии в заговоре боярина Шуйского с целью убийства государя нашего, царя и великого князя Дмитрия Ивановича, и в попытке захвата власти! А также в намерении покуситься на жизнь ее величества государыни царицы!

Глава 10

Глава 10

Я посмотрел на своих людей, которые уже сгрудились рядом: дед Прохор, дядья Олег и Поздей, Прокоп, Богдан, Елисей, и остальных. Их лица выражали ярость и готовность драться. Но силы были слишком неравны.

— Что за чушь ты несешь, Мацей⁈ — рявкнул я. — Какая измена⁈ Я спас государя от Шуйского! А схватить меня, князя Старицкого, первого боярина, вы можете только по приказу самого царя! Я ему крест целовал!

Я перевел взгляд на хмурых стрельцов, стоявших за спинами поляков и иноземцев.

— Стрельцы! А вы кому крест целовали? Государю Дмитрию Иоанновичу или… этой полячке? Той, что до сих пор веру нашу православную не приняла? Той, которой никто из вас креста не целовал и верности не присягал⁈ Кто она такая, чтобы грамоты такие писать и верных государевых слуг изменниками объявлять⁈ Вчера вся Боярская дума утвердила грамоту, где сказано, кто истинный изменник, а кто за царя и Отечество стоял! Или вы ту грамоту уже забыли⁈ Вы что же, стрельцы, хотите, чтобы теперь схизматики и ляхи здесь власть имели и веру нашу православную на поругание отдали⁈ Вы вообще кому верите?

Стрельцы замялись, послышался неясный гул. Мои слова явно задели их за живое. Многие из них действительно были вчера на площади или слышали о грамоте, и теперь их ряды заметно дрогнули.

Но тут вперед выступил их сотник, дородный мужчина с рыжими, нахально топорщившимися усами.

— Не слушайте его, братцы! — зычно крикнул он, перекрывая шум. — Врет все князь! Старицкий сам на него руку поднял, с Шуйским в сговоре! Я сам слышал, как царица Марина…

«Продался, тварь, полякам! — с яростью подумал я. — Или давно уже был их человеком. Вот почему эти стрельцы так покорно за Мацеем пошли».

Слова сотника, однако, возымели действие. Ропот среди стрельцов стих, они снова неуверенно сжимали оружие, растерянно глядя то на своего командира, то на меня.

Мацей, которому явно придало уверенности выступление продажного сотника, снова расплылся в ухмылке.

— Приказ отдан ее величеством государыней царицей Мариной Юрьевной! Именем ее и действуем! Так государь наш, царь Дмитрий Иоаннович, к великому прискорбию, от ран, нанесенных тобой и Шуйским, сегодня на рассвете преставился. И ее величество царица, как законная его супруга и наследница, приняла на себя бремя правления. А первым ее указом было — покарать изменников! Всех изменников, князь! Включая тех, кто под личиной верности пытался проложить себе дорогу к трону!

Я же, не давая ему насладиться моментом, повернулся к иноземным наемникам Маржерета.

— А вы! — крикнул я им, стараясь говорить громко и отчетливо. — Где вы были вчера, когда царя убивали⁈ Почему не защитили своего господина⁈ А теперь, значит, здесь, чтобы хватать тех, кто его спасал? Продались уже новым хозяевам, так быстро?

Капитан Маржерет, нахмурившись, что-то прорычал своим людям, но было видно, что мои слова не пришлись ему по вкусу.

— Я больше дам! — крикнул я следом. — Вдвое больше, чем вам пообещали эти! Служите честно, и будете вознаграждены!

Маржерет на мгновение задумался, но затем покачал головой.

— Князь, ты проиграл, — сказал он уже по-русски, хоть и с сильным акцентом. — Приказ есть приказ. Мы служим тому, кто платит и кто у власти.

— Уверен? Это твое последнее слово, капитан? — спросил я, чувствуя, как внутри все холодеет.

Маржерет молча кивнул, его рука крепче сжала эфес сабли.

«Твари! — ярилась мысль. — Окружили. И что теперь? Сдаться? Нет уж! А может… дать бой? Здесь, на улице? Пушка из ворот ударит картечью. Да, их больше. Но мы у своего дома. Устроить им тут баню! Вырезать чертям!»

Рука сама легла на рукоять пистоля. Взгляд мой метнулся к деду, дядьям. Они поняли. В их глазах была стальная решимость.

Мацей снова осклабился:

— Ну что, князь? Время вышло. Сдаешься или…

В этот самый напряженный момент, когда я уже почти готов был отдать приказ своим людям открыть огонь, с противоположного конца улицы, из-за спин отряда Мацея, что блокировал выход с подворья, донесся нарастающий гул множества голосов, конский топот и зычные команды.

Люди Мацея и Маржерета, стоявшие лицом к моему подворью, встревоженно заозирались, их строй дрогнул.

— Что там еще за шум⁈ — взревел Мацей, еще не понимая масштаба новой угрозы.

Из-за поворота улицы показалась внушительная сила — плотная масса пеших и конных воинов, которая быстро отрезала людям Мацея пути к отступлению по улице.

И тут же с той стороны улицы, из-за их спин, раздался грозный крик Матвея Григорьевича Волынского:

— Именем Боярской думы! Что за сборище здесь⁈ Кто смеет угрожать князю Андрею Володимировичу Старицкому⁈ А ну, расступись, сволочь, или всех на плаху пошлем!

Голос Волынского был подхвачен его людьми:

— Дорогу! Дорогу верным государевым слугам!

Вот теперь Мацей понял, что оказался в полной ловушке. Его лицо исказилось от ярости и отчаяния. Он оглянулся на меня, стоящего у ворот своего подворья, затем на неумолимо приближающихся сзади воинов Волынского.

Шансов на переговоры или бегство у него не оставалось. Его глаза безумно сверкнули, и он вдруг с неожиданной прытью выхватил из-за пояса короткий пистоль.

— Zdechnąć! — истошно завопил он по-польски, направляя пистоль прямо на меня. Видимо, решил, что если погибать, то хотя бы утащить с собой и меня.