Кровавая ассамблея (СИ) - Иванников Николай Павлович

Так продолжалось около полугода. А потом заприметил меня граф Петр Андреевич Амосов и предложил протекцию в память о старой дружбе с отцом моим, Федором Сумароковым, бравым кирасиром, сложившим свою буйную голову в далекой приграничной битве.

— Я смотрю, ты паренек сметливый, — сказал Амосов, отечески похлопывая меня по щеке. — Да и голова у тебя в нужном направлении работает… У нас тут, Алешка, новая для Петербурга служба организовалась. Сыскной приказ, который заниматься будет розыском воров, душегубов и прочих разбойных людей, которые преступления всяческие затевают. Командовать приказом назначен мой старый товарищ, Шепелев. Он-то и подыскивает себе сейчас смышленого помощника из дворян достойных. Просил меня поспособствовать… Ну что, Алешка, пойдешь генерал-полицмейстеру в помощники?

Генерал-полицмейстер! Звучало это настолько торжественно, что я не раздумывал ни единого мгновения.

— Пойду, отчего же не пойти? Надоело мне при дворе палкой груши околачивать!

На самом деле, я сказал не «палкой», а гораздо грубее, и Петр Андреевич какое-то время хохотал, продолжая одобрительно хлопать меня по щеке.

— Молодца, Алешка, молодца! — приговаривал Амосов. — Весь в батюшку! Тот тоже бывало как загнет, так огурцы в кадках прокисают!

— А может хватит уже меня по щеке хлопать, Петр Андреевич? — сказал я, сдвинув брови. — Дыру ведь пробьете! Рука-то тяжелая…

— Не стеклянный, не рассыплешься, — ответил Амосов, но по щеке хлопать перестал. — Значит, так… — перешел он к делу. — Нынче вечером, как только солнце сядет, заедешь ко мне домой, там тебе передадут рекомендательное письмо для Шепелева. Да смотри один приезжай, без сопровождения! Свой экипаж не бери, возьми наемный. Меня дома в этот час не будет, а встретят тебя два дюжих молодца в чалмах и один индийский раджа. Ты их не пугайся.

— Да я не из пугливых, Петр Андреевич… А что в вашем доме делает индийский раджа?

— А вот это не твое дело, Алешка, — ответил Амосов. Мне показалось, что он снова хотел похлопать меня по щеке, но передумал. — Что нужно, то и делает! Он станет задавать тебе вопросы разные, и ты отвечай на них честно и откровенно. Не пытайся его обмануть, все равно не получится. Но не это самое страшное…

Мне стало как-то не по себе. Показалось, что даже сердце перестало биться — во всяком случае, я его уже не слышал.

— Страшное? — переспросил я. — Вы пугаете меня, Петр Андреевич!

Амосов хмыкнул.

— А говорил, что не из пугливых, — со смешком ответил он. — Слушай дальше… Потом тебя попросят закатать рукав на одной руке и протянуть ее радже. Сделай это. И когда раджа достанет нож, то не дергайся и терпи. Раджа разрежет тебе руку чуть выше запястья, но не глубоко. Много крови ты не потеряешь. Потом рану тебе посыплют особым порошком красного цвета, и ты почувствуешь, что у тебя кружится голова, а в груди разгорается нестерпимый жар. Тебе будет страшно, но ты должен терпеть. Это не будет долго продолжаться. Жар в груди пройдет быстро, он у всех быстро проходит. Голова, правда, будет кружиться еще некоторое время, но это пустяк, ты только потом с лошади не грохнись, а то бывали уже такие случаи. Один прямо-таки вусмерть и убился, пришлось в саду закапывать.

— Это как же так? — удивился я.

— А вот так, Алешка! За здорово живешь и сгинул парень. Потому как голову на плечах иметь надобно. И думать на два шага вперед. Ты умеешь думать на два шага вперед?

— Завсегда стараюсь делать это, Петр Андреевич… Но что же потом делать-то мне?

— А там и узнаешь!.. Ну все, Алешка, некогда мне тут с тобой балясы точить, — заторопился вдруг Амосов. — У самого дел невпроворот, а тут еще ты под ногами путаешься! Брысь отседа!

И он замахал на меня руками, будто и впрямь прогонял прочь расшалившихся котов. На том мы и распрощались. А вечером, как только солнце потонуло в Финском заливе, я и в самом деле прибыл к дому Амосова. Двери мне открыл Кирьян, впустил внутрь, сунул мне в руки запечатанный конверт и куда-то тут же пропал. Конверт я тут же припрятал в карман.

Ждать пришлось недолго. Откуда-то явились два дюжих молодца в алых чалмах, как и обещал Петр Андреевич, оглядели меня с ног до головы, а потом провели куда-то во внутренние покои. Мы шли по каким-то коридорам, то поднимались по лестницам наверх, то спускались вниз, и очень скоро я совсем запутался на каком этаже этого огромного дома мы находимся.

Потом мы все-таки остановились у высоких дверей, белых с золотыми узорами, на манер императорского дворца. Я думал, что кто-то из дюжих молодцов сейчас распахнет передо мной проход, но по щели вокруг дверей вдруг с тихим треском пробежали яркие искры, и проход раскрылся сам собой, выдохнув на меня из сумрака поток тёплого воздуха.

Пройдя в двери, я очутился в большой комнате, все стены которой были задрапированы красной материей. В центре ее, на квадратном ковре, сидел, по-турецки скрестив под собой ноги, очень темнокожий индийский раджа. Глаза его были закрыты, а поджатые губы что-то беззвучно и непрерывно шептали.

Завести разговор первым я не решился, и потому некоторое время стоял перед раджой молча, переминаясь с ноги на ногу. Дюжие молодцы в алых чалмах почтительно остановились у дверей.

Наконец раджа распахнул глаза.

— Назови свое имя, — потребовал он.

Я немедленно назвал себя. Подумав, добавил и свой придворный чин. В ответ на это раджа усмехнулся. Или же мне просто так показалось.

— Подойди ближе, камер-юнкер Сумароков Алексей Федорович, — потребовал раджа.

Я подошел, на ходу закатывая рукав, хотя меня об этом и не просили. Потянувшись, раджа придвинул к себе золотой фигурный поднос, на котором лежал нож с волнистым лезвием, и стояли какие-то склянки.

Взяв меня за руку, он осмотрел мое запястье, плюнул на него, растер, а затем схватил нож и быстро полоснул самым кончиком мне по руке. Хотя я и ожидал этого, но все произошло столь внезапно, что я хотел одернуться. Но раджа держал мою руку на удивление крепко.

Кожа расступилась, открыв тонкую рану длинною с палец. Кровь на ней вспучилась и медленно потекла несколькими струйками вниз по руке. Тогда раджа взял с подноса одну из склянок, потряс ее, затем вытянул пробку и зачерпнул изнутри красный порошок.

Пока все шло именно так, как описывал Амосов. Раджа посыпал порошок мне на рану, и он сразу облепил кровавые потеки, заставив их сгуститься и остановиться. От раны кверху взметнулись дымные струйки с сильным запахом. Он был не особо приятный, мне пришлось даже отвернуть нос.

— Попахивает у вас тут, господин раджа, — заметил я, помахивая перед носом свободной ладошкой. И, оторвав взгляд от раны, посмотрел на раджу.

Лицо его исказилось. Оно было сплошь покрыто мелкими каплями пота. Свои губы он широко раздвинул, и в первое мгновение я принял это за улыбку, но зубы его при этом были крепко стиснуты, и я понял, что никакая это не улыбка. Это был оскал. Вызванный приступом нестерпимой боли.

Выронив на ковер склянку, раджа медленно завалился на бок, и в тот же миг я почувствовал, как внутри меня начинает разгораться пламя. Сначала оно возникло где-то в животе, словно я хлебнул на пустой желудок полчарки водки. Потом поднялось выше и разлилось по всей груди, охватило даже шею. А вскоре и все лицо мое запылало жаром.

Если бы Амосов не предупредил меня заранее о таких последствиях, то я мог бы и напугаться. Да и сейчас сердце у меня замерло, в ожидании, когда же это закончится, но панике я не поддался. Я напряженно ждал, когда же начнет кружиться голова, однако этот момент никак не наступал.

А раджа тем временем продолжал корчится на ковре. Его трясло, как в приступе падучей, руки его поджались, став похожими на сухие ветки, а пальцы криво растопырились. К нам подошли дюжие молодцы в алых чалмах, молча отодвинули меня немного в сторону, а сами присели над раджой и крепко прижали его к ковру.

Раджа трясся, скрипел зубами, даже кости его сухо хрустели. На это неприятно было смотреть, но я не отводил глаз, и потому увидел, что раджа вдруг стал преображаться. По лицу его побежали мелкие судороги, кожа стремительно побелела, а черты лица округлились. Спустя минуту на ковре лежал уже совершенно другой человек, показавшийся мне смутно знакомым, но признать его я так и не смог.