Просто Рю (СИ) - Зимин Сергей

— Такой червяк, как я, интересуется, что в данной местности именуют подлыми ударами?

На лице Домналла явно выразилось презрение к человеку, незнающему таких простых вещей.

— Нельзя бить в спину и наносить удар, когда твой противник не готов, нельзя убивать поверженного или сдающегося, нельзя вмешиваться в поединок друзьям или натравливать собак, нельзя нападать на безоружного, выронившего меч или щит, и, наконец, нельзя сражаться не с равными условиями, в доспехе против бездоспешного или с разным оружием.

— Вот, теперь понятно, — сказал я и начал развязывать рукава на рубахе.

Расстегнул и положил на скамью кожаный пояс с бронзовыми накладками и узорчатым кончиком, снял верхнюю зелёную рубаху с вышивкой, Домналл покосился на меня и стал стягивать доспехи. А я, тем временем снял нижнюю рубаху из белёного льна, так же аккуратно сложил и положил на зелёную. Подождал, пока Домналл меня догонит и занялся обувкой, сняв её, размотал обмотки и выжидающе посмотрел на своего противника. Тот как раз заканчивал снимать второй сапог. Я развязал и снял штаны и остался в чём мать родила, вызвав оживлённый интерес среди дочерей конунга. Они краснели стреляли глазами в мою сторону. Донмалл, закончив раздеваться, явно чувствовал себя не в своём блюде. Между тем, бой без одежды был одной из форм обучения в моём хирде. Немои мысли уверяли, что это очень важная сторона подготовки. А приверженцы Белого Бога явно стеснялись публичной наготы. Значит, мысли Донмалла будут заняты не только моим убийством.

Тем временем, посланный хёвдингом воин принёс мои меч и щит. Донмалл, красный, как рак, уже стоял в очерченном на земляном полу и расчищенном от соломы круге, где будет проходить схватка. Щитом он больше прикрывал своего дружка, чем себя. Встал напротив него и хотел было стукнуть два раза гардой о кромку щита. Да вовремя остановился. Вдруг за колдовство посчитают.

Конунг спросил каждого, готов ли он и сказал,

— Начинайте!

С бычьим рёвом Донмалл прыгнул на меня. Уклонился, как обычно, с трудом поборов желание рубануть его по затылку на повороте. Нельзя. Удар в спину. Просто окликнул его. Донмалл, едва не влетевший в стол, на котором сидели зрители, развернулся и повторил свою атаку. Ушёл под меч, резанув его по груди над слишком опущенным щитом. Оказавшись за его спиной снова окликнул.

Правая рука ирландца плохо слушалась. Видимо я глубоко зацепил грудную мышцу. Он отбросил щит и взял меч в левую руку. Пожал плечами, сделал то же самое. Бой левой рукой мы отрабатывали в обязательном порядке каждый день. И против праворукого, и против леворукого.

Донмалл, замахиваясь, шагнул вперёд и получил меч в живот до гарды. Посмотрел в глаза этому мелкому надоедливому северному червяку и умер.

Я выдернул клинок из тела и пошёл одеваться, сопровождаемый гробовой тишиной. Одевшись, я вытер меч о тряпочку, которая у меня всегда была приделана к ножнам и отдал оружие, чтобы его отнесли на драккар. Мёртвого Донмалла уже унесли, кровь засыпали песком, песок — соломой. Поставили на место столы. Всё было готово для продолжения пира.

— Хорошего воина ты нашёл, Грюнварду-хёвдинг, — заметил конунг, когда все снова расселись за столы и пропустили по первой. — убил Донмалла за два удара. Придётся держать слово. Что скажешь, Рю, которая из моих дочерей тебе по сердцу?

По его слову встали пять девушек от восемнадцати до четырнадцать лет на вид.

— Бог дал мне много дочерей, но жена никак не принесёт мне сына, — пожаловался Бран Грюнварду, — иногда я даже завидую предкам, что были язычниками. Им было разрешено несколько жен. Уж кто-то да принёс бы мне сына. Епископ говорит, что это Бог карает меня за слабость мою в вере.

— Думаю, тебе чаще надо ложиться с женой, — глубокомысленно заметил Грюнвард, — хотя в этом деле из меня плохой советчик. У меня ни то, что дочерей, даже жен нет.

И они захохотали глядя на упившегося и сладко спящего епископа, а я продолжал смотреть на дочерей конунга. Вот ведь влип.

— Твои дочери все красивы, конунг. Но захочет ли какая из них променять твой дом на мою хибару? Пусть сядут те, кому твой дом милее меня.

Две младшие девушки сели.

Оставшиеся три глядели по-разному. Одна смотрела а стол и глаза её набухли от слез. Другая бросала на меня лукавые взгляды. Третья смотрела прямо на меня.

— Я видел красоту ваших лиц, дочери конунга. Я могу представить себе красоту ваших тел. Скажите мне что-нибудь, чтобы я мог представить красоту ваших душ, — обратился я к ним. И повернувшись к толмачу сказал, — Переводи слово в слово.

— Я Морван, старшая дочь короля. Если ты ищешь союз, а не просто красивую жену, то я — твой выбор. Кроме гэльского я говорю на языках саксов, англов и пиктов, немного понимаю ваш язык, я знаю законы и обычаи моего края, а, значит, быстро освою и ваши законы, и если ты хочешь править не только мечом, но и словом, я буду твоей советницей. Но помни: я не стану покорной женой — я буду равной стоять рядом с тобой!

— Я Айбе, — лукаво улыбнулась мне вторая девушка, — Ты слышишь, как дрожит мой голос? Это не страх… это нетерпение. Я ещё не знала мужчины — но знаю, чего хочу. Моя сестра хочет власти и славы… а я мечтаю о том, как твои руки сорвут с меня этот пурпурный пояс. Думаешь, я слишком юна? Но я видела, как любят звери в лесу, как дрожат от желания влюблённые в тени дубов… Я быстро научусь. И твои ночи будут наполнены такими яростными схватками, что дневные битвы будут казаться тебе отдыхом.

— Я не умею говорить так красиво, как сестры, — подняла на меня полные слёз глаза третья девушка. — Но я знаю целебные травы и мази и могу утешить любую рану. Умею читать и писать, правда, только, на латыни. Если ты хочешь верную тень, которая не предаст… я здесь. Меня зовут Фианна.

— Трудную задачу ты задал мне, конунг, — обратился я к Брану, — пожалуй, проще было бы убить ещё кого-нибудь. Советница, любовница или тень…

Советовать всякий горазд. И сильно обижается, когда ты не следуешь его советам. Потешить свою похоть можно и в походе. А одна тень у меня уже есть. Но не зря же меня прозвали Двоедушцем. Мне можно и две тени.

Я взял рог с элем и плеснул в огонь очага, горевшего посреди пиршественного зала.

— Фианна Брандоттир, здесь и сейчас, перед ликами Старых богов и взывая к твоему Белому Богу, беря в свидетели всех присутствующих в этом зале я говорю, ты — моя жена.

Пирующие взревели. Бран-конунг растолкал епископа, вручил тому чашу с вином и тот, заплетающимся голосом пробормотал что-то, видимо, на латыни, и перекрестил Фианну. Потом, махнул содержимое чаши в один могучий глоток и лёг досыпать в блюдо.

— Когда святой отец Бертран только приплыл к нам из Рима, — поведал нам конунг, — он был совершенно невыносимым человеком. Всюду совал свой нос, постоянно пытался проповедовать и обвинял всех в ереси. Он, даже, пытался отрицать нашего святого Патрика, который избавил наш остров от змей и изгнал лис-оборотней, во главе и их Матерью. Причём, если змей он проклял, то Матерь оборотней он просто утомил своим могучим боудом, дрюча её три дня подряд во всех обличиях. Рассказывают, что покидая остров та мечтательно улыбалась и поглаживала свой живот. Однако, после того, как отец Бертран нашёл утешение в вине, лучшего священника и пожелать нельзя. Главное, не наливать ему слишком много, а то он впадает в буйство и начинает гонять чертей.

— А кто это? — поинтересовался Грюнвард.

— Я так понял, это ни то мелкие тролли, ни то кто-то из Народа Холмов, — ответил конунг.

— Ладно, парень, — продолжил он обращаясь ко мне, — бери свою жену и идите куда-нибудь, где не так людно. Может, если не сыновьям, так хоть внукам передам власть.

Мы сидели на берегу залива и целовались. Фианна больше не плакала, хотя внезапная перемена в её судьбе была для девушки настоящим потрясением. Ей придётся покинуть свой зелёный остров и уплыть далеко-далеко, и, возможно, она никогда уже не увидит изумрудной травы острова святого Патрика. Она сидела у меня на коленях и бедром ощущала моё желание. Девушка, смущаясь, пыталась предложить себя для исполнения супружеских обязанностей, но я мягко её остановил. Мне не хотелось, чтобы её первый раз был в спешке с потным и грязным мужиком. Нормально помыться было негде. Вот, прибудем домой, отмоемся как следует в баньке, а там можно и поисполнять. Пока же я целовал её неумелые губы и гладил выступающие части тела. Она смущалась и тихонечко сопела.