— Внешние камеры?
— Отказ.
— Ну и корабль мне достался, мать его. Что ни возьми — отказ. Сканеры?
— Под нами лес. Восемьсот тридцать метров до поверхности.
— Это я вижу…
Замелькали на мониторе цифры альтиметра.
750 метров… 600… 490… 310… 200…120… 80….40…20…10…
В закопченный иллюминатор ни черта было не разглядеть.
Отчего-то вспомнилось, как в детстве коптили стёклышки на костре и потом смотрели через них на солнечное затмение….
Пять метров до земли. Три…два…один…
Есть касание!
Оп-па, а это что? Погружаемся?
— КИР! Ты куда нас посадил⁈
— Болото. Ничего страшного. Глубина три метра двадцать четыре сантиметра. Есть. Встали на дно. Люк верхнего шлюза на поверхности.
— И на том спасибо. Большое болото? Сколько до берега?
— До ближайшего островка пять метров. До юго-восточного берега ближе всего — тридцать четыре метра. Потом начинается лес. Смешанный.
— Где мы вообще?
— Местность известна как Житомирское Полесье.
— Житомирское Полесье… Украина?
— Да.
— Плохо знаю. А точнее, совсем не знаю. Хотя примерно понимаю, где это. Характеристика?
— 'Наиболее важными отличительными особенностями Житомирского Полесья, входящего в Украинское Полесье является более высокое гипсометрическое положение, значительная роль кристаллических пород в строении современного рельефа, широкое развитие узких и относительно глубоко врезанных речных долин, наличие больших лёссовых островов и значительно меньшая заболоченность территории… — принялся зачитывать КИР.
— Стоп, стоп. Значительно меньшая заболоченность территории, говоришь? Но мы же в болоте!
— Меньшая — не значит полное отсутствие. Нашли.
— Шутишь, молодец. Местное время?
— Двенадцать часов. Примерно.
— Что значит — примерно?
— Пока не могу более точно определить.
— Температура за бортом какая? Время года?
— Двадцать шесть градусов по Цельсию. Лето.
— Сеть?
— Отсутствует.
— Как это может быть? Я понимаю, где-нибудь в сибирской тайге или в Каракумах, как раз недавно об этом думал. Но здесь?
— Не знаю. Создаётся впечатление, что Сеть просто исчезла. Я не могу засечь ни одного спутника на орбите. То ли их нет, то ли они все разом перестали функционировать.
— Чёрт знает что… Вышки-ретрансляторы?
— То же самое.
— Вышек нет, спутников нет, Сети нет. Хорошо живём. Радиосвязь?
— По-прежнему отсутствует.
— А приём? Обшарь все диапазоны. Тщательно.
— Есть.
В динамиках послышался характерный шум, треск и подвывания.
Он отстегнулся, встал, сделал несколько разминочных движений.
Кажется, всё в порядке. Тело слушалось. Хорошо бы вылезти осмотреться, но это позже. Сначала — связь. Любая.
— Vorwärts! Ihre Aufgabe ist es, das Dorf vor Sonnenuntergang zu nehmen! — ворвался в кабину лающий командный голос на немецком.
«Вперёд! Ваша задача взять деревню до заката солнца!» — машинально перевёл.
— Die erste gepanzerte Kolonne kommt in die Richtung… — голос прервался.
Снова треск и шум.
Что за чертовщина? Какая ещё первая бронетанковая колонна? Последние танки поставлены в музеи тридцать лет назад. И вообще. «Die erste Kolonne marschiert» [2]. Лев Толстой. Кино и немцы. Это уже не Толстой…
Виу-уу…. ш-шшш… кх-хххх…
— … течение ночи на тринадцатое августа на фронтах ничего существенного не произошло, — сквозь треск помех донёсся смутно-знакомый мужественный и звучный голос. — Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками наносила удары по мотомехчастям, пехоте противника и по его аэродромам…
К-ххх…
— … немецкие самолёты тремя группами пытались прорваться к Ленинграду….
Хх-кр-рр…
— … зенитной артиллерии. Сбито три самолёта противника.
Кх-хххх…тр-ш-шш… виу-уу…
— Да что ж такое, КИР! Не можешь волну поймать?
— Короткие волны. Уходит всё время. И помехи. Не понимаю, в чём дело. Вообще никогда с таким раньше не сталкивался. Сейчас…
Пока КИР ловил волну, он напряжённо думал.
Вспомнил голос!
Юрий Левитан. Знаменитый советский диктор. Голос войны, Победы, первого полёта человека в космос и многого, многого другого. Как и все советские люди, он слушал самые знаменитые записи Юрий Левитана ещё в школе. Да и потом, когда изучал историю Великой Отечественной войны, приходилось. Такой голос ни с кем не спутаешь. Полтора века, считай, прошло, а Юрий Левитан остался единственным и неповторимым.
Так это что же получается? Кто-то запустил в эфир древнюю запись сводки Совинформбюро за тринадцатое августа… Какого года, интересно?
— … В Потиевском районе, Житомирской области, части Красной Армии во время отхода уничтожили мост через реку Тростяницу, — снова ворвался в рубку голос Левитана. — Фашистские войска потратили немало времени и труда на постройку нового моста. Узнав об этом, партизанский отряд, оперировавший в районе села Миньковка, смело напал на охрану моста и уничтожил…
Треск помех.
Житомирская область, значит. Там, где мы сейчас находимся, по словам КИРа.
Получается, запись конца июля-начала августа сорок первого года. Тысяча девятьсот. Точнее не вспомню, потому что не знаю. Потом нужно уточнить у КИРа. Но кому это нужно, пускать запись в радиоэфир? Более глупую шутку трудно себе представить.
Ага, сказал он себе. А голос на немецком, приказывающий взять деревню до заката солнца — тоже шутка?
— … одном из сёл партизаны расстреляли кулака Лесовского, оставленного фашистами в качестве сельского старосты, и собрали ряд ценных сведений о расположении…. — чистым и ясным голосом сообщил Левитан.
К-ххх-р…
— Ты издеваешься? — спросил он.
— Делаю, что могу, — ответил КИР бесстрастно. — Так же ставлю в известность, что мы медленно погружаемся в ил.
— Этого ещё не хватало. Расчётное время полного погружения?
— Тридцать две минуты. После этого корабль уйдёт под воду.
— На какую глубину?
— Ещё на три метра. Потом твёрдое дно.
Первоначально мы опустились на три метра двадцать четыре сантиметра, быстро прикинул в уме.
Теперь ещё на три метра ила. Итого: шесть метров двадцать четыре сантиметра. Высота корабля в миделе — четыре шестьдесят. Получается метр шестьдесят четыре от поверхности воды до верхнего люка. Ерунда. И снаружи ничего не заметно. Болото же, вода мутная… Стоп, опять не об этом думаю. У тебя тридцать две минуты. Даже меньше.
— КИР, запускай диагностику всех систем корабля, — скомандовал он.
— Уже.
— Докладывай.
— Внутренние повреждения сверхпроводящих контуров электромагнитов, смещение точки воспламенения плазмы, выход из строя двенадцати лазеров из четырнадцати, отказ генераторов гравитационного и силового поля. Отказ двух из четырёх вспомогательных двигателей. Запас топлива — сорок процентов. Системы управления — норма. Корпус — норма. Нуль-привод — норма. Аккумуляторы — норма, заряд — восемьдесят четыре процента. Корабль способен пополнять заряд аккумуляторов за счёт солнечной энергии и температуры окружающей среды. В данном случае — воды. Ремонтные наноботы способны устранить неполадки. По предварительным подсчётам, с учётом времени, необходимого на пополнение заряда аккумуляторов и последующий расход энергии, полное восстановление корабля займёт от трёх до шести месяцев.
— Сколько⁈ — переспросил Максим.
— От трёх до шести месяцев, — повторил КИР. — Плюс минус неделя.
— Охренеть… — пробормотал Максим. — Ещё раз, сколько у нас времени до полного погружения?
— Теперь тридцать минут и двадцать восемь секунд.
— Запускай наноботов, мы уходим.
— Мы?
— Да, мы с тобой. Я не знаю, куда мы влипли. В широком смысле слова. Поэтому оставляй на корабле свою копию, пойдёшь со мной.
— Напоминаю, что на создание полной копии требуется тридцать восемь минут сорок одна секунда.
— Значит, оставляй не полную. Такую, чтобы смогла проконтролировать наноботов.
