Крым наш! (СИ) - Старый Денис

И не стоит недооценивать это изобретение. Все изобретения, связанные с едой, могут по своей значимости поспорить разве что с военными. Ведь если убрать всевозможную шелуху жизни, то человеку нужны, по сути, только три вещи: одежда, жильё и еда. И без всего этого человек уже не может обходиться. Вопрос только заключается в качестве всех этих трёх важных компонентов жизни любого человека.

— О чём, господа, слово держите? — громоподобно спросил Демидов.

Андрей Константинович Нартов принялся с упоением рассказывать про мясорубку. А потом… с упоением же рассказал и про прядильный станок. То ли у этого человека нет понятия государственной тайны или даже коммерческой тайны, то ли в этом мире и вовсе не принято скрывать что-то важное, что не касается Императорского двора.

Я пробовал показать жестом или мимикой, чтобы Нартов прекратил и рассказывать, и показывать устройство прядильного станка. Ведь у нас были раньше договорённости, что он будет молчать…

— Да будет вам, Александр Лукич. Не вините Андрея Константиновича в том, что он столь увлечён, что рассказывает мне о вашем совместном с ним изобретении. Вероятно, он делает это ещё и для того, чтобы я понял, что вы не лишний человек в нашем обществе, — Нартов не заметил моих расстройств, а вот Акинфий Никитич Демидов увидел. Мужик-мужиком, но уж точно не лапотный. Хитрый, слушает, замечает каждый жест, как и поведение Нартова анализирует.

Бывает такое в жизни: начинаешь с человеком общаться, а потом понимаешь, что он скотина. Ну, раздражает во всём, бесит. И можно и дальше общаться с этим человеком, тем более, когда он принят в обществе, и большинство его ценят, находят его интересным.

А бывает и по-другому. Посмотрю я на Акинфия Никитича и понимаю, что он — один из немногих людей, которые действительно работают, которые куют будущее Российской империи.

Ведь резкий подъём России после Петра — это, на мой скромный взгляд, не столько из-за великой мудрости правителей или даже самоотверженной работы чиновников. Это благодаря экономической мощи Российской империи, которая ковалась, прежде всего, на Урале.

Конечно, сельское хозяйство играло большую роль, но без промышленности, без производства в огромном количестве пушек и ядер, не смогли бы мы удачно воевать с турками, побеждать в Семилетней войне.

А ещё я знал одну тайну Акинфия Никитича Демидова. И в моей голове созрел ещё один план сотрудничества с этим человеком.

Дело в том, что Демидов чеканит собственную монету и занимается добычей серебра, что, как я уже неоднократно говорил, карается очень строго в Российской империи. Перед собой сейчас я видел человека, который при всей своей неоспоримой значимости для Российской империи был бы казнён без сомнения, если бы императрица узнала, что у себя там, на Урале, делает Демидов.

Сейчас это ещё не столь очевидно, хотя я уже замечал некоторую разницу в монетах. Есть монеты, которые качеством реально намного лучше других. И эти качественные монеты меньше распространены. Возможно, так и есть, и они сделаны где-то в подвале одного из заводов Акинфия Демидова. Да и историки будущего доказали, что всё-таки заводчик занимался и добычей серебра, и чеканкой собственной монеты.

— Вот, господа! — воскликнул Андрей Константинович Нартов, когда на большом подносе нам принесли котлеты.

Я усмехнулся… Что-то мне подсказывает, что как минимум один покупатель на мясорубку у меня уже есть.

Всего же изделий пока было сделано двадцать. И говорить о том, что промышленное производство мясорубок вообще возможно, не приходится. Значит, нужно делать так, чтобы мясорубка стала неким эксклюзивным товаром. А лучшей рекламы подобного приспособления для кулинарии, чем угощать гостей тающими во рту котлетами, и не придумаешь.

— Господа, когда будете в Петербурге, то не забудьте, пожалуйста, посетить одно чудесное заведение, совладельцем которого я являюсь, — я приподнял на вилке котлету, посмотрел на неё. — У вас удивительная стряпуха, Андрей Константинович, но в моём ресторане я хотел бы вам показать, какие невероятные кушанья может сделать мясорубка.

Мы поели, потом выпили венгерского вина. Отказываться выпивать я не стал. Учитывая то, что я сейчас в компании с настоящими русскими мужиками, в том понятии, которое я вкладываю в это слово, отказ от совместного распития мог бы быть воспринят не совсем позитивно.

— Как же так происходит, Александр Лукич, что когда с вами, но не смотрю на вас, так представляю перед собой мудрого и седого старика, но как только открываю глаза или устремляю на вас очи свои… но вы же молод! — не унимался Демидов, в очередной раз говорил о том, что я не соответствую своему внешнему виду и тем, какие мысли озвучиваю.

А ведь я подумал… подумал… потом ещё немного поразмышлял и пришёл к выводу, что одно военное изобретение было бы неплохо дать Демидову на рассмотрение. И не только Демидову. Акинфий Никитич может поставить ведь производство предлагаемого мной оружия на поток, а вот пробные образцы — три-четыре единицы — мог бы подготовить мне в ближайшее время Нартов.

— Господа, есть одно изобретение, которое могло бы изменить ход любого сражения и ещё больше прославить армию Российской империи, — сделал я такой пафосный заход перед объяснением сути моего изобретения.

Конечно же, не моего. Однако та пушка, которую я хотел бы создать на двадцать лет раньше, чем в иной реальности, носила имя известного мне человека. Речь идёт о «шуваловском единороге».

— Эх, Василий Дмитриевич Корчмин почил… Вот то, что вы нынче рассказываете про конусную камеру в стволе пушки, — слово в слово говорил друг мой и соратник Василий Дмитриевич Корчмин, — сказал Андрей Константинович Нартов, и мы все перекрестились, я, правда, с некоторым опозданием.

Вот тебе бабушка и Юрьев день! Я тут искренне думаю, что до создания единорога — гаубицы, которая своё веское слово скажет даже во времена Наполеоновских войн, — ещё есть время. Уверен был, что никто до этого ещё не додумался. А тут выходит, что был некий Корчмин… Почему «некий»? Это был великий человек. Это изобретатель, и ревизор-фискал, и, видимо, предприниматель, один из ближайших соратников Петра Великого. Вот только я не знал, что именно он первым изобрёл и доказал эффективность конусообразной каморы заряжания ствола.

Тогда у меня возникает резонный вопрос, а что же тогда изобрели инженеры Шувалова? Или они просто соединили воедино некоторые изобретения, что были сделаны их предшественниками?

В голове была фраза: отец — не тот, кто родил, а тот, кто воспитал! Вот и я того же мнения. Корчмин, сейчас я в этом уже не сомневаюсь, изобрёл конусообразную камору. И условно он — биологический отец этого изобретения. Но вот настоящим родителем будет тот, кто доведёт орудие до серийного производства.

— Такие пушки нам нужны будут в большом количестве! — практически чеканя каждое слово, говорил я, уже не обращая внимания на некоторые подозрения из-за того, что я презентовал чужое изобретение.

— Были ли вы знакомы с господином Корчминым? — Нартов всё равно пробовал допытаться у меня, не украл ли я идею.

— Прошу вас, Андрей Константинович, не обвинять меня. Сия приспособа, нынче я говорю о конусной каморе, очевидна и могла прийти в голову кому угодно. Завтра же я принесу вам мои чертежи, вы спокойно удостоверитесь в моей правоте, — сказал я, а Нартов стал открещиваться, уверять меня, что он ничего такого плохого не имел в виду.

— Всё, будет бражничать! Вельми важные разговоры почалися! — после некоторых раздумий пробасил Акинфий Никитич Демидов. — Поутру завтра прошу вас, господа, в мой дом прийти. А ещё…

Демидов усмехнулся, встал из-за стола, за которым мы сидели и где я небрежно, сломав уже два пера, чертил конусообразные каморы. Он приоткрыл дверь.

— Егорка, тышшу! — выкрикнул Демидов, повернулся к нам и вновь усмехнулся.

И всё-таки Акинфий Никитич не идеальный человек. Вот этим заходом, когда его человек принёс мешочки с серебряными рублями, а Демидов их небрежно кидал на стол, уральский заводчик несколько подпортил моё впечатление о себе.