Родная гавань (СИ) - Старый Денис

Стреляли штуцерники, стреляли фузеи, разрядились сразу три орудия короткой картечью. Нам удалось скрыть своё пребывание в полуразрушенном торгово-ремесленном посаде, по крайней мере, в таком количестве. Такого враг точно не ожидал.

Турки сразу поняли, что попали в ловушку. Как только практически половина их товарищей полегла прямо здесь, на мосту, они развернулись и ломанулись в ворота.

Туда же устремились мои бойцы. Был расчёт на то, что удастся на плечах отступающих турок вломиться в крепость. Уже где-то менее, чем в версте должны бить копытами башкирские кони. Я очень надеялся, что и другие конные отряды также будут быстро готовы вступить в бой и, что генерал-лейтенант Леонтьев, как мне кажется, последний дегенерат… Или хотя бы попробует на завершающем этапе сложной операции вступить в бой, чтобы после приписать себе победу?

Я просчитался… Сразу после первого нашего залпа ворота стали спешно закрываться. Турки жертвовали своим отрядом, небезосновательно рассудив, что, если они этого не сделают, мы ворвёмся на территорию крепости. А там… Да, многие бы мои бойцы полегли. Возможно, ещё и полягут. Но мы удержали бы ворота те минут десять, которые понадобятся башкирам, чтобы доскакать до крепости.

А так… Остается продолжать уже то, что делали раньше. Ворота уже погнутые. Остается добить их, раскрыть. Ну и дальше, согласно основному плану.

— Бах-бах-бах! — завершался разгром отправленного в жертву турецкого отряда.

Как минимум, уже минус более чем две сотни защитников Перекопа.

— Давай, братцы, молотите и дальше ворота! — сказал я артиллеристам.

Те с азартом выбежали из укрытия и направились к нетронутым пушкам. Теперь враг трижды подумает, отправлять ли ещё одну партию своих солдат, чтобы ликвидировать угрозу обстрела ворот.

Штуцерники тут же перезарядились и вновь направили свои винтовки в сторону крепостной стены у ворот. Если там появлялся хоть один ружейный ствол, тут же два или три стрелка разряжали свои штуцеры. Чаще не попадали, но явно мешали прицельно бить по пушкарям.

— Бах-бах-бах! — раздались ещё отлёты ядер в сторону ворот.

Были бы пушки покрупнее, так с одного или двух залпов вышибли бы эти ворота. И был бы командующий посмышлённее, так сюда бы уже направлялись пять или больше мортир, чтобы бить навесом по скоплению вражеских отрядов у ворот. А также подкатили бы осадные орудия, которых в армии было до десяти.

Но этого не происходило. Приходилось рассчитывать пока только на свои силы. Сейчас шло соревнование между нами и неприятелем, экзамен на выучку и организованность. Противнику нужно придумать, как быстро и каким образом осуществить переброску артиллерийских орудий с другого участка стены, так как большинство пушек были сброшены в ров умницей Фроловым. Мы же должны за это время, пока враг плохо организован, сделать всё возможное, чтобы прорваться в крепость, взять под контроль хотя бы малую часть стены, но рядом с воротами, лучше над ними.

— Ваше высокоблагородие, мы готовы к штурму! — явно пребывая в азарте боя, сообщил мне Саватеев.

— Вести от генерала есть? — спросил я в надежде, что не всё увидел, и что основная русская армия выдвигается на штурм крепости.

Да, был мой план, как я возьму Перекоп. Но дело — общее. И, как минимум, я обеспечил возможность взятия Перекопа. И взять-возьму. Но прогнозируемые потери больше половины. Я лишусь своего батальона!

Саватеев покрутил головой. А я невольно стал искать глазами укрытие, из которого в гордом одиночестве, используя новейшие пули и быстро перезаряжаясь, отрабатывал Кашин. Отменять приказ или даже личную просьбу, адресованную подпоручику Кашину, я не стал. За что генерал боролся, на то он и напорется.

России нужен результат в этой войне, а не напыщенный индюк в роли командующего, который, словно тот вампир, пусть и не кровью, но питается лестью и притворным восхищением подчинённых. Для которого личные обиды стоят даже выше, чем общая польза. Если бы я ошибался, то тут уже было бы не протолкнуться от русских войск. Мои бойцы взяли бы плацдарм на стене. И все… Иди и бери Большую крепость!

— Бах-бах! — в сторону ворот выстрелили только две пушки.

Видимо, третье орудие вышло из строя или трещину дало, или лафет поломался. Выкатывать ещё одну пушку взамен было некогда. Да и другие пушки были ещё меньше по калибру. Плохо… Но играем теми картами, что выпадают.

— Капитан, — обратился я к Саватееву. — Командуйте штурмом. Задача — захватить часть стены справа от ворот.

— Есть! — залихватски ответил мне капитан и побежал отдавать приказы.

Уже через семь минут, или около того, более четырехсот гвардейцев бежали по земле и камням, там, где был оползень. Лестниц у нас было мало — не более десятка. И захватывать верх стены предполагалось не с их помощью. Взметнулись ввысь «кошки». С первого броска удалось зацепить не более половины. Тут же натянули канаты, чтобы врагу было сложно скинуть кошки. Споро бойцы полезли вверх по канату. Вот она — физическая подготовка, дающая преимущество.

Здесь же рядом, на больших шестах, поднимались уже лучшие воины Российской Империи. Это были мои воины. Это мы отрабатывали подобные приёмы, сродни акробатическим этюдам.

Если меня попрут из армии, то создам первый в Российской Империи цирк. Но не с клоунами, а вот с такими ребятами, что сейчас взбирались по вертикальной стене, словно бежали по мостовой, лишь только упираясь на шесты.

Случились первые потери. По законам войны чаще всего первыми погибают самые смелые и умелые. Вот и сейчас трое бойцов, которые первыми забрались на стену, и кто-то из них уже успел скинуть противника в ров. Но русские бойцы, сражённые врагом, упали сами.

Следов подымались на стену уже десятки других бойцов. И вот уже небольшой клочок стены окрасился в цвет мундиров Измайловского полка. Штуцерники всё так же отрабатывали по стене, стараясь не дать никому из турок показать голову, чтобы разрубить канат или скинуть камень на штурмовиков. Всё же защитникам иногда это удавалось, но намного реже, чем если бы стена не была под контролем моих стрелков.

— Ба-бах! — и всё же одна турецкая пушка смогла выстрелить.

Сразу не менее десяти воинов, что были под моим командованием, в основном преображенцев и семёновцев, были убиты или получили ранения. Пушка била вниз со стены. Как только умудрились таким образом развернуть орудие?

А наверху стены уже кипел бой. Измайловцы расширяли плацдарм.

— Бах-бах! — прозвучал сдвоенный залп орудий, и ворота, наконец, распахнулись.

Образовалась небольшая щель, в которую могли зайти, может быть, только два всадника, идущих вплотную. Это было не очень хорошо. Но была и хорошая новость: ворота были настолько раскурочены, что даже большим усилием закрыть их обратно быстро уже не получится, по крайней мере, в условиях боя. Мы не дадим. Я перенаправил двадцать штуцерников на ворота.

— Бах! — к моему удивлению, выстрелила и третья пушка.

Я понял гениальную задумку подпоручика Смитова. Он придержал выстрел одного орудия. Когда возле приоткрытых ворот стали собираться вплотную линии защитников крепости, пушка отправила в их сторону как бы не увеличенный заряд ближней картечи. Стальные шарики при плотном построении людей с достаточно близкого расстояния забирали жизни сразу троих, четверых, прошивая турок и татар насквозь.

— Кашин, ты знаешь, что делать, — сказал я, подбежав к Ивану.

С суровой решительностью подпоручик кивнул мне, передал свой штуцер второму номеру, сам взял лучший из тех, что нам достались, карамультук, и побежал к крепостной стене. Ему предстояло сделать то, что окончательно повяжет наши с ним судьбы.

Но я уже видел, что Иван — свой человек. Не даром же я с ним проводил немало времени в беседах, как бы не больше, чем пытался переубедить в неправоте Данилова.

А бой, между тем, разгорался. Все еще было впереди. Но лучики, вдруг появившегося солнца, пробивающегося через смурные облака, вселяли надежду на лучшее.