Дядя самых честных правил 10 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Спокойно, — я взял девушку за руку и улыбнулся, — у нас будет полно времени. Никуда они от нас не денутся.

Я понял, что не ошибся, согласившись ехать с туарегами. Когда ещё я смог бы увидеть такое чудо? Нет, однозначно, Анубис был прав — это будет очень полезное путешествие.

Путешествие продлилось больше суток, с редкими привалами и остановками. Но не скажу, что оно было утомительно: сидишь себе на верблюде, покачиваешься в такт его шагов, то ли бодрствуешь, то ли дремлешь. Рядом с седлом приторочен бурдюк с водой, даже в жару остающейся прохладной. Очень медитативное занятие, должен вам сказать.

Кроме того, аменокаль взялся рассказывать нам с Таней об устройстве племени. Выше всех стоят имхары, те самые светлокожие туареги с орочьей кровью.

Имхары-мужчины занимаются только войной. Во-первых, это «реззу» — набеги на другие племена и оседлые народы. Угоняется скот, захватываются в плен женщины и дети, за которых потом требуется выкуп. Во-вторых, это охрана караванов, пересекающих пустыню. В-третьих, туареги частенько нанимались к правителям по обе стороны пустыни ради военных походов и добычи. В остальном же имхарам зазорно что-то делать, исключение сделано только для сочинения стихов.

А вот имхары-женщины в большинстве своём умеют читать и писать, ведут торговые книги, играют на странном музыкальном инструменте с одной струной и выделывают кожи для снаряжения.

Ниже имхаров стоят их вассалы, имрады. С кожей более тёмной и меньшей долей оркской крови. Они иногда тоже участвуют в набегах, но их дело — пасти и ухаживать за скотом.

Всю остальную работу на стоянках делают икланы. То ли рабы, то ли слуги, захваченные во время реззу, и их потомки. Соблюдающие обычаи племени и считающие себя туарегами.

Кроме того, были ещё «кузнецы» эна-дены. Ремесленники, влившиеся в племя со стороны и тоже ставшие туарегами. Именно они производили оружие, одежду и утварь для нужд всех остальных.

Странная иерархия, как по мне. И странный народ, силой вбирающий в себя людей, которые становятся его частью. Впрочем, они так живут веками, и не мне осуждать их уклад.

Едва под ногами верблюдов появился песок, как аменокаль объявил остановку и приказал разбить лагерь. Взяв с собой двух человек, он велел мне и моим спутникам следовать за ним и двинулся в пустыню.

Шли мы почти час, пока не добрались до красной скалы, одиноко стоящей посреди песка. Возле неё аменокаль остановился и приказал своим людям разжечь костёр. Сам он устроился возле огня, вытащил из мешка муку и большую деревянную чашу и принялся замешивать в ней тесто. Долго месил его, пока костёр не прогорел. Сдвинул угли в сторону, расчистил разогретый песок и закопал в него слепленную из теста лепёшку. Всё это делалось в полном молчании. Аменокаль не проронил ни слова, пока лепёшка не испеклась и он не выкопал её из песка.

— Это тагелла, песчаный хлеб.

Освещённый последними лучами заходящего солнца, он с особой торжественностью разломил лепёшку на куски, раздавая их нам и своим людям.

— Только мы, народ имощаг, едим его. Ешьте и вы, становясь через него нами.

Дождался, пока мы попробуем угощение, и объявил:

— Сегодня вы получите новые имена, какие положены кель-тагельмуст, людям покрывала. Ты, — он указал на Ваську, — будешь Ахамук.

Один из туарегов подал моему камердинеру длинный синий шарф-тагельмуст и помог намотать вокруг головы, закрывая лицо. Другой положил ему на колени меч-такубу.

Вторым получил имя Киж, став Иклу, а вместе с ним тагельмуст и меч. Диего стала Шеку, а Таня — Тингелуст. Им были положены только покрывала на голову и амулеты-тамашек.

Я был последним, к кому обратился аменокаль.

— Твоё же имя…

В этот момент из-за скалы выскочил маленький тушканчик. Застыл, рассматривая людей, громко пискнул и длинными скачками умчался в пески. Туареги переглянулись, и аменокаль рассмеялся.

— Да будет так! Пустыня сама выбрала тебе имя. Отныне ты Акотей — тушканчик, живущий среди песков.

Туареги помогли мне намотать тагельмуст и положили передо мной меч.

— Теперь я могу рассказать, для чего судьба привела тебя в наши пески. Мы будем говорить вдвоём!

Сопровождающие вождя встали и отошли в сторону. Я тоже сделал знак своим, чтобы оставили меня с аменокалем наедине.

— Мы чтим наших мёртвых, Акотей, — начал он рассказ, — они наставляют и советуют, предупреждают об опасностях и говорят, с кем воевать. Когда мы хотим узнать у них что-то, то приходим на их могилы, и они дают нам ответы во снах.

Анубис, прислушивающийся к словам аменокаля, согласно рыкнул внутри. В самом деле? Однако! Хотелось бы знать, это орочья традиция или исключительно «домашняя некромантия» туарегов?

— Но самые сложные вопросы мы задавали прародительнице имхаров, великой Тин-Хинан, — продолжал аменокаль. — Далеко на западе есть гробница её служанки Такамат, но к ней обращаются её потомки, имрады. А Тин-Хинан была похоронена здесь, на востоке. Возле «Горы источников», Габаль-Эль-Увейнат.

Он замолчал почти на минуту, тяжело вздохнул и продолжил:

— Один из кель-тагельмуст нарушил святость этого места: пролил кровь родича на могиле Тин-Хинан. И страшное проклятие обрушилось на Габаль-Эль-Увейнат. Злые духи и ожившие мертвецы пришли из пустыни. Убивая всех, кто приходил за советом к Тин-Хинан, оскверняя источники и воду, они превратили пустыню вокруг горы в место погибели.

— И ты хочешь, чтобы я изгнал их оттуда.

— Не я хочу, а сама Тин-Хинан. Во сне именно она приказала нам встретить тебя и привести к Габаль-Эль-Увейнат.

Опять их мистические «вещие» сны! С другой стороны, хорошо бы потрясти Анубиса — зачем он настаивал, чтобы я согласился? И как он связан с Тин-Хинан? Талант услышал мои мысленные вопросы, насмешливо оскалился и рыкнул. Но от внятного ответа уклонился, сделав вид, что не расслышал.

— Как далеко эта гора и могила?

— Габаль-Эль-Увейнат отсюда в тысяче миль, — вождь усмехнулся. — Теми, которыми измеряет расстояние наш друг Орсо.

— Мне кажется, путешествие туда растянется надолго. А я должен быть в Каире через месяц.

Аменокаль рассмеялся.

— Ты не видел, как ходят по пустыне наши верблюды, Акотей. Мы успеем, не сомневайся.

Глава 14

Аль-Джауф

На следующий день, когда караван остановился на стоянку, состоялось знаменательное событие. Явление Мурзилки туарегам.

Рыжий котяра от самого Тобрука спал в багаже, устроив себе гнездо в моих вещах. Пару раз он вылезал во время ночёвок, ел и забирался обратно, так что его видел только я. А тут он будто почувствовал, что предстоит долгое путешествие, и вышел из палатки на всеобщее обозрение. Уселся перед входом и стал оглядывать стоянку суровым взглядом.

Первым его заметил мальчик лет шести, пробегавший мимо. Он остановился как вкопанный и, раскрыв рот, уставился на Мурзилку. Стоило коту посмотреть на ребёнка, и тот с диким криком умчался прочь, размахивая руками. Из палаток стали выглядывать туареги, оглядывались и замирали, видя большого кота. Через четверть часа шагов за двадцать от нашего шатра собралось практически всё племя. Туареги смотрели на удивительного зверя, перешёптывались, но ближе подходить не рисковали.

Когда я вышел из палатки, напротив Мурзилки на песке сидел аменокаль и «играл» с котом в гляделки. Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Я не стал прерывать их и дождался, когда вождь со вздохом отведёт взгляд и встанет. Он поклонился и обратился ко мне:

— Я рад, Акотей, что с тобой путешествует Акеру, пожиратель злых духов. Может ли племя Ифорас рассчитывать на его защиту и покровительство?

Мурзилка обернулся ко мне и мявкнул, будто соглашаясь.

— Можете, — я постарался скрыть улыбку. — Он любит молоко и масло, если вы решите его отблагодарить.

Кот склонил голову, словно кивнул. После этого случая на каждой стоянке ему приносили в качестве подношения плошки с вкусностями. Причём исключительно дети — взрослые старались не приближаться к коту. А через несколько дней Мурзилка позволил маленьким туарежкам даже гладить себя и расчёсывать шерсть.