Ревизор: возвращение в СССР 48 (СИ) - Винтеркей Серж

Устроенный им для Ивлева экзамен полностью подтвердил его мнение, что в Токио сваляли дурака, решив, что парень ничего из себя не представляет, и просто озвучивает услышанные умные мысли какого-то советского профессора… На все достаточно сложные вопросы, которые он задал парню, тот ответил на весьма достойном уровне, который можно было бы ожидать от работника высокого уровня одного из министерств экономической направленности. Нет, даже лучше, потому что видно было, что у парня свой оригинальный взгляд практически на все. При этом, конечно, присутствовал и элемент марксистской теории, но каждый раз, когда Павел цитировал Маркса или Энгельса, глаза его немного иронично блестели. И Фудзите было понятно, что тот вынужденно цитирует классиков марксизма, будучи советским гражданином, но вполне мог бы изложить свои мысли и не опираясь на марксистское учение…

Да, в Токио слишком неправильно восприняли поданную им информацию. И ведь не скажешь же им об этом, обидятся… Его должность по иерархии значительно ниже любого из тех министров, что сделал эту ошибку…

Значит, эта конференция, которую проводят сугубо для того, чтобы найти этого несуществующего советского профессора, который столь много знает об Японии, и на которую они возлагают такие надежды, с треском провалится, не дав искомого результата... Нельзя найти того, кого и вовсе нет. И поскольку предупредить он об этом не может, не уронив лица тех, кто все это затеял, ему придется помалкивать в ожидании этого самого провала.

Но… Очень важно заранее позаботиться о том, чтобы после этого провала кто-нибудь в Токио не вздумал списать все неудачи на него, как на посла в СССР. Понятное дело, что на себя любимого провал взваливать не захочется. Как же ему подстраховаться?

***

Жена японского посла, увидев, что мы с послом закончили разговор, тут же ко мне Галию обратно доставила.

– О чём разговаривали? – спросил я жену, едва мы отошли от японцев.

– О чём разговаривали? – спросила она меня одновременно.

Рассмеялись. Настроение опять стало рождественским.

– Да она меня всё расспрашивала, откуда ты такой умный взялся, – сказала Галия, улыбаясь. – А я аккуратно, как ты учил, увиливала от этих вопросов. Только немножечко твою биографию раскрывала: что мы в Святославле, в маленьком городке, познакомились, который в Брянской области находится. По её лицу я поняла, что она не знает, естественно, не только про Святославль, но и про то, что в СССР существует Брянская область.

Она меня даже переспросила, как она правильно звучит…

Сказала ещё, что ты работаешь даже дома иногда и половину ночи. Она очень одобрительно кивала, услышав это.

Я усмехнулся:

– Конечно! Трудоголизм – одна из основных, наиболее уважаемых добродетелей в японской культуре. Они особенно уважают тех, кто умер прямо на работе от переработки…

– Что, правда, что ли? – удивилась Галия. – Странные они, конечно, эти японцы.

– Ну так что ты хочешь? Рынок у них. Тем более что войну они проиграли, и им очень важно хоть как‑то это компенсировать. Почему бы не подъёмом экономики, оправдавшись тем самым за своё поражение в войне перед народом? Так что восхваляют всех, кто готов работать, пока не упадёт замертво. Выгодно для роста экономики.

Тут, наконец, очередь закончилась и начались приветственные выступления. Швейцарский посол и представитель нашего Советского МИДа совокупно уложились минут в десять со своими речами.

Обратил внимание на то, что выступление швейцарского посла было больше посвящено политическим и культурным аспектам сотрудничества Швейцарии и Советского Союза. А вот выступление нашего представителя МИДа освещало сугубо экономические аспекты.

При этом швейцарец, несмотря на то, что формально страна у них нейтральная, несколько раз уколол Советский Союз в рамках выдвинутых претензий по правозащитной тематике. Аккуратненько так, эзоповым языком, правда, но все же уколол. А вот со стороны советского МИД никаких претензий высказано не было. А жаль… Можно было в качестве ответной любезности, посетовать, к примеру, на то, что несмотря на то, что преступления гитлеровских нацистов были признаны и швейцарским правительством, деньги, вывезенные ими в швейцарские банки, так и не были возвращены жертвам гитлеровской политики…

Мы с Галией, к счастью, успели пристроиться поближе к столам с едой. Так что едва прозвучали последние слова выступавшего вторым представителя Советского МИДа, как мы после ответных аплодисментов тут же ловко сманеврировали к столам, оказавшись в самом начале очереди.

Кухня была достаточно разнообразная. В ней присутствовали как вполне ожидаемые из‑за немецкого большинства в Швейцарии традиционные немецкие блюда, так и французские и итальянские. Всё‑таки французов и итальянцев в Швейцарии тоже достаточно много.

Выбивались из общего ряда два стола: один с сырами – такого разнообразия сыров, что на нём было представлено, ещё поискать, – а второй с различными видами шоколада. Увидел на нем много незнакомых упаковок шоколада, помимо тех, что можно увидеть в той же «Березке».

Там же была и огромная шоколадная башня – видимо, такой тортик со швейцарской спецификой, сделанный из шоколада, одного из важнейших экспортных товаров Швейцарии.

– Жалко, что стола с часами нет, потому что они несъедобные, – покачал головой я, накладывая себе в тарелку аппетитно пахнувшую лазанью. Жена хмыкнула в ответ.

Правда, когда спустя минуту мы ради любопытства прошли совсем близко возле стола с шоколадными изделиями, я рассмеялся: обнаружил помимо шоколадной башни и традиционных шоколадных изделий ещё и шоколадный торт в виде огромных наручных часов. Просто, в отличие от башни, он лежал прямо на столе, и издалека заметен не был.

– Вот тебе съедобные часы, Паша! – рассмеялась Галия.

Я лично большой любитель сыров. Опасаясь, что меня снова раздёргают на сувениры дипломаты после такого длительного разговора с японским послом, дело‑то знакомое уже, я, едва доев лазанью, тут же устремился к столу с сырами.

Благодаря жизни в будущем, я прекрасно разбираюсь в основных сырах. Так что шустро себе набрал в тарелку десяток своих любимых разновидностей. И Галие посоветовал, что именно следует попробовать из этого великолепного разнообразия.

Правда, до шоколада я так и не успел добраться, ещё и сыры‑то не все попробовал, как ко мне подскочил какой‑то незнакомый мне дипломат, поздоровавшись и протянув мне свою визитку. Оказалось, второй секретарь бельгийского посольства. Причём у него и тарелки никакой не было в руках.

То ли очень быстро успел поесть, то ли вообще пришёл сюда не голодный – сугубо ради того, чтобы расширить свой круг знакомств.

Ради любопытства, сразу после того, как ответил на то, откуда у меня такой чудесный загар в декабре, раз я живу постоянно в Москве, начал его расспрашивать. И подтвердилась вторая точка зрения: как выяснилось, он поел недавно в ресторане и, поскольку всего два месяца находится в Москве, здесь рассчитывает обзавестись новыми контактами.

После бельгийца ко мне подошел следующий незнакомый мне дипломат – этот уже оказался из Британии, второй секретарь.

Бельгиец оставил у меня впечатление балбеса. Ну либо он старательно разыгрывал имидж совершенно неопытного новичка, впервые выехавшего за пределы Бельгии на дипломатическую работу.

А вот британец был матёрым волком. Пообщавшись с ним минут пять, я остался в твёрдом убеждении, что этот запросто может быть профессиональным разведчиком. Чем‑то он был очень сильно похож на офицеров КГБ, а я их уже немало повидал. Если считать, то человек пять‑шесть, наверное, так точно…

В общем, от него я постарался побыстрее отделаться. Может быть, даже и не совсем вежливо сказал, что жена заскучала уже и надо составить ей компанию.

Правда, с Галией я успел пообщаться всего минуты полторы, как следующий джентльмен, ослепительно улыбаясь и сверкая белыми зубами, подошёл ко мне, протянув свою визитку.