Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

– Поговорим с Яном Казимиром. Пусть пошлет людей изловить, – спокойно отвечал Маноло.

Дверь в воротах открылась.

– Ясновельможный ждет вас, – сообщил секретарь Яна Казимира Сапеги.

Ничего не говоря, процессия из двух монахов, двух же их охранников, кормилицы с ребенком, прошли в ворота. Далеко уходить не нужно было. Тут же, в пристройке к въездным воротам и находится кабинет Сапег. Сейчас его и занимал Ян Казимир.

– Я не могу сказать вам, что доволен всем происходящим, – с порога заявил Ян Казимир. – Мне не нужен этот ребенок. Я человек чести, я сармат! Воин! А не разбойник, ворующий детей.

Иезуиты переглянулись.

– Ты не понимаешь значение того человека, чей сын у нас в руках? Тебе мало объяснили еще там, в Москве? – говорил Петр Абрамович, да таким тоном, что перед ним стоит сущий глупец.

Абрамович лучше владел польским языком. Уже потому, что сам был литвином с польскими, правда и с еврейскими корнями. Но происхождение не важно, уже не важно, учитывая сколь много успел сделать Абрамович для развития Ордена в Речи Посполитой. И сколько он был готов совершить еще. Пусть и года брали свое. Не молод.

– Вы заговорить можете любого. Но мне не нужно вот это все… Словоблудие ваше. Я человек ученый, – отмахнулся Сапега.

– Ты ученый иезуитами, если не забыл. И ты хотел, чтобы тот полковник учил тайно твоих крестьян воевать? Собрался рокошь королю объявлять, или иных ясновельможных магнатов, врагов своих, убивать? – сказал Петр Абрамович. – А еще… Такие сношения с московитом, да еще тогда, как твое посольство не добилось существенных успехов в Москве…

Ох! Как же любил этот человек подобные моменты! Он, в детстве гонимый, унижаемый многими, смог возвысится. И теперь говорил с сильными мира сего не согнутым с три погибели, а смотря в лицо, или даже сверху. Нередко Петр Абрамович и судьбы вершил. Упивался своей властью. Потом хлестал плеткой себя, выгоняя греховность. И все равно… Уже и плетка кажется не такой уж и болезненной, чтобы заставить сдерживать порывы Петра.

– Вы слушали мой разговор с тем полковником? – спросил Ян Казимир, раздражаясь. – Это что? Объявление мне войны со стороны ордена? Подумали, что посольство провалилось. Как бы не так… Тут вы просчитались. И король как слушал меня, так и продолжит это делать.

Иезуиты… старший в роду Сапег не любил этих деятелей. Вечно они суют свой нос куда не надо. И теперь можно же обвинить Яна Казимира в сговоре с московитом. Мало того, так еще и в предательстве. Киев же сдал… За бесценок сделал это, больше в угоду союзникам‑имперцам.

Иезуиты не ответили на вопрос хозяина дворца. Но все трое посмотрели на дверь, где с ребенком на руках стояла кормилица и нянька. Женщина быстро поняла, что ей нужно уйти и что ребенок, словно бы протестуя от всей этой ситуации, не успокоится, когда так громко говорят. Кормилица быстро скрылась за дверью. Слуга закрыл вход в кабинет.

– Нужно найти новую кормилицу. Эта слишком много знает, – на латинском языке сказал Моноло.

– Это уже забота ясновельможного пана, – на польском отвечал Абрамович.

– Зачем вам этот полковник? – спросил Ян Казимир, пока еще не выработав свое отношение к происходящему. – Ну умен. Но молод, его скинут бояре русские. Он же выскочка. Или на войне убьют, что скорее всего. Такие вперед всегда рвутся, стремятся первыми умереть.

– А разве же ты не видел, не узрел, что происходило и что происходит? – удивился Абрамович. – Ты же гетман великий, хотя бы в военном деле должен был рассмотреть опасность и для Речи Посполитой и для всего католического мира. Мы теряем даже надежду на то, чтобы Россия стала униятской, не говоря уже о том, чтобы католической.

– Ты, монах, говоришь про то, что русские изобрели штыки? Что они стали более организованы в походах, если верить тому, что нам показывали московиты? – спрашивал Ян Казимир.

– Этот полковник повёл за собой много воинов. Именно он, а никто другой, подавил Стрелецкий бунт в Москве. Тот бунт, на который мы ставили многое. Из‑за него, полковника Стрельчина, мы не можем русскому царю предоставить своего наставника. Это полковник предложил уже столько реформ, что русская казна начинает наполняться, а нам нужно, чтобы она была пуста. Если русским ещё удастся поход в Крым, то может родиться у нас на востоке такой Зверь, с которым польский Орёл уже не справится, – объяснял Пётр Абрамович. – Как этого не понимаешь ты, как не хочет уразуметь это круль Ян Сабеский?

Иезуит много говорил о полковнике, что укрылось от глаз Яна Казимира, как и других людей. Говорил, и ясновельможный пан удивлялся, почему он сам не догадался.

– Именно полковник Стрельчин смог победить митрополита… И что будет дальше с Московией, если он и дальше будет продолжать делать то, что делает? – мысль Абрамовича продолжил Алисио Маноло.

– Зачем же было красть его ребёнка? – спросил Ян Казимир Сапега.

– Полковника уже пробовали убить, но это не получается. И нужно вначале с этим человеком поговорить, прежде чем принимать по нему решение. И он будет разговаривать с нами, только если у нас будет ребёнок. А в остальном… Тут ещё замешан ногайский хан, татары… – объяснял Пётр Абрамович. – Многое сошлось на этом похищении дитя. Но разве же кто‑то желает зла ребенку? Напротив, он будет крещен истинной верой, станет католиком. А не решит Стрельчин пойти нам на уступки, так и вырастет истинным христианином.

– Увезите ребёнка отсюда. Я не буду опускаться до того, чтобы иметь в заложниках несмышлёное дитё. Или вы желаете подставить меня? – сказал Сапега, вглядываясь в выражения лиц иезуитов.

Эти люди умели скрывать свои эмоции, не показывать никому, что именно думают. И сейчас они казались невозмутимыми. Вот только если человек хочет что‑то увидеть, он обязательно это обнаруживает. Сапега хотел увидеть растерянность, будто бы он разгадал план адептов ордена Христа. Он это узрел.

– Точно, вы хотите меня подставить, чтобы я не имел никаких сношений с этим человеком? Боитесь, что смогу с его помощью создать армию? Тогда я разочаровался в вас. Ведь это, по меньшей мере, неумно, – Ян Казимир усмехнулся. – Ну кто же будет учить крестьян своих воевать? Крестьян? Да еще и у московитов? Пусть бы они сперва показали себя славными воинами, а не бесславными трусами. Вот тогда и думать можно, и то крайне сомнительно, что русские могут подготовить воина лучше, чем это сделаю я в своей армии.

Монахи промолчали. Для них картина происходящего складывалась немного иначе. Они прекрасно видели и общались со многими, знали: формируется коалиция против рода Сапег. Иезуиты не только не противодействуют этому, напротив, способствуют.

Ордену не нравилось то, что какой‑то один магнатский род смог так возвеличиться, что практически диктует свою волю польскому королю. Ян Сабеский чаще слушает Сапегу, чем представителей ордена.

Но разве стоит в глаза Яну Казимиру говорить о том, что он, по сути, враг иезуитов? А с московита станется – он придёт на выручку Сапегам, когда начнётся междоусобная война, и когда польский король будет стоять в стороне и только лишь наблюдать, как одни роды уничтожают другие. Впервой разве?

Так что да – ребёнок, сын Стрельчина, это еще и разрушение мостов, крушение вероятности для Яна Казимира и его родственников заполучить поддержку от московитов в случае гражданской войны. Полковник должен быть обозлён настолько, что любые соглашения, которые могут быть между ним и Яном Казимиром, разлетятся ошметками и сгорят в ненависти.

– Вы боитесь того, что я могу собрать конфедерацию, в которую, в соответствии с пактом конвента, буду иметь право пригласить любых наёмников, будь даже они из московитов? У меня самого хватит силы отбиться от кого бы то ни было, – сказал Ян Казимир и высоко задрал нос в своей горделивости.

Мускул не дрогнул на лице Петра Абрамовича, но внутренне он рассмеялся. Вот в этом вся шляхетскость, сарматизм польских и литовских панов. Они умные, прозорливые – Сапега даже почти разгадал план иезуитов, – но они рабы своего тщеславия и гордыни. Оттого не могут быть максимально эффективными, как, например, иезуиты.