Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

Из членов наблюдательной комиссии там пока находилась только Юлия Андреевна.

– Здравствуйте, Юлия Андреевна, – улыбнулся я и, не дожидаясь приветствия, проскользнул на галёрку, усевшись рядом с Грошевой.

– О! – воскликнула Алиса, – блудный сын явился. – Нагулялся, сыт, пьян и нос в табаке. – Ну‑ка иди садись со мной!

– На следующий с тобой сяду, я этот уже Ане обещал. К тому же она умнее.

– Паразит, – показала Алиска кулак.

– Так, дети, успокаиваемся, – воскликнула Салихова.

– Привет, Анюта, – тихонько толкнул я Грошеву локтем в бок.

Она глянула на меня, кивнула и, едва слышно, произнесла «Привет».

– Не началось ещё?

Она помолчала и мотнула головой. В класс вошли ещё двое учителей – химик и Альфа. Выглядела Альфа неплохо и была не хмурой, а нормальной. Я бы сказал, даже весёлой. Она заметила меня и улыбнулась. Я тоже улыбнулся. От Грошевой это не укрылось, и она снова глянула на меня из‑под чёлки.

– Классная толстовка, – подмигнул я ей.

Она хмыкнула и едва заметно покраснела.

– Ну что, все готовы? – спросила Юля. – Ребята, сегодня у нас, как вы поняли, по расписанию два комплексных теста. Этот будет по точным наукам, а второй по гуманитарным. Учителя, как вы видите, все вперемешку, чтобы не было предвзятостей. Итак, камеры работают, а перед каждым из вас лежит…

Она не успела договорить, потому что дверь эффектно и шумно распахнулась, и в кабинет вплыла Медуза собственной персоной. Оркестр должен был играть туш, а все прожектора направить свои лучи прямо на неё.

– Здравствуйте, – почти пропела она хорошо поставленным контральто. – Итак, сегодня у нас тесты…

Она внезапно замолчала, и лицо её из просветлённо‑торжественного вмиг стало сосредоточенно‑недовольным.

– Юлия Андреевна, почему у вас Краснов здесь? – недовольно воскликнула она.

– В каком смысле? Он что, не допущен до экзамена? – удивилась Юлия.

– Вот именно, не допущен, я его не допустила.

– Почему? – нахмурилась Юлия. – Мне об этом ничего не было известно. А по какой причине?

– Так он, дорогая моя, опоздал на экзамен, пришёл позже звонка, и я его отправила домой. Как ты здесь оказался, Краснов?

– Вы меня не отправляли, Лидия Игоревна, вы мне сказали «проходи», Сергей, – улыбнулся я. – И я прошёл, иначе как бы я сюда попал, по‑вашему? Ведь вы же стояли на входе.

Она побагровела.

– Краснов!

– Лидия Игоревна! – в тон ей ответил я. – Я не понимаю сути ваших претензий, и вообще это похоже на предвзятое отношение, преследование, не знаю пока по какому признаку.

– Это харрасмент, – опустив голову, чтобы его не вычислили, сквозь зубы вкинул Глитч. Все засмеялись.

– Прекратить! А то сегодня никто не сдаст! Краснов! Я тебя к экзамену не допустила! Убирайся!

Медуза злоупотребила крещендо, превысив болевой порог слушателей.

– Нет, я отказываюсь, Лидия Игоревна, и требую соблюдения моих прав ученика.

– Краснов, – разозлилась она, – не смей разговаривать с директором школы в таком тоне.

– Краснов, иди уже, иди, заманал ты! – раздались голоса ренегатов и оппортунистов.

– Ну, ладно, я вижу, в этом коллективе золотое правило «один за всех и все за одного» не работает, – покачал я головой и встал из‑за стола. – Но прошу учесть, что я этого так не оставлю.

– Иди за мной!

Она вышла и, гордо подняв голову, прошествовала в свой кабинет, в сердце или даже мозговой центр нашей школы, где принимались все важные и ответственные решения. Она, молча, открыла дверь, вошла, обошла свой стол и опустилась в массивное кожаное кресло. Уселась и упёрлась в меня взглядом, применяя свой коронный приём.

Тяжёлый взгляд и цоканье часов – цак‑цак‑цак‑цак – должен был сломить волю противника и подготовить её для решительного и неотвратимого удара контральтом по башке.

– Вы позволите, я присяду? – спросил я.

– Нечего тебе здесь рассиживаться, разговор будет коротким! – недовольно отрезала она. – Я тебя много раз предупреждала, что твои дни в моей школе заканчиваются, но ты меня не слушал. Ну что же, вот тебе и последний мой урок. Надо было искать место получше заранее, а сейчас всё. В общем, на экзамен ты не явился, опоздал и не был допущен, следовательно, завалил. А раз завалил, значит оценки засчитаны не будут и автоматически по всем предметам ты получаешь два шара и утешительный пендаль под зад коленом.

Она прищурилась и её тонкие губы расплылись в довольной и презрительной усмешке.

– И полетишь ты в Пятьдесят девятую или в какую другую школу, где ещё найдутся дураки, которые примут тебя в свой коллектив.

– Лидия Игоревна, ну это же произвол, – пожав плечами, сказал я совершенно легко, даже беззаботно, словно на её оперные тяжёлые эскапады ответил лёгкой песенкой из оперетты.

– Это ты будешь, если захочешь, в суде доказывать, – сказала она и засмеялась глубоким и красивым смехом. – В общем, всё, четверть через две недели заканчивается и мы с тобой больше никогда‑никогда не встретимся. Всё, Краснов, свободен, иди домой, отдыхай, развлекайся, делай, что тебе угодно.

– Я всё‑таки присяду, Лидия Игоревна, – кивнул я и опустился на стул напротив неё.

– Давай‑ка, – громко и немного базарно воскликнула она, – без этого вот хамства.

– Хорошо, как скажете, – согласился я, протянул руку под крышку и вытянул оттуда маленький пластиковый пятачок.

Вытащил и показал ей.

– Вот это, Лидия Игоревна, называется «портативный малозаметный диктофон» с активацией голосом и запасом батареи и диска на пятьсот часов. Понимаете меня?

– Что⁈ – взревела она, – ты шантажировать меня вздумал? А ну‑ка дай сюда!

– Нет, я вам отдать эту вещь не могу, она очень ценная.

– Шпионить⁈ – загромыхала она.

– Ну почему сразу шпионить, ну о чём вы говорите, это же оперативные мероприятия проводились, ничего со шпионажем и близко нету.

– Так, мне, Краснов, глубоко плевать, что ты там мне пытаешься сказать и показать своими действиями, это лишь утверждает меня в мысли, что я совершенно правильно приняла решение, и что таким дуракам, как ты, не место в нашей школе!

– Почему дуракам? – пожал я плечами. – Я собираюсь очень хорошо сдать этот экзамен.

– Собирайся, только ты его не сдашь, я тебе уже говорила, даже если он будет сдан на все пятёрки… – она посмотрела на кругляш в моей руке и осеклась. – В общем, нет…

– Очень жалко, – сказал я и убрал диктофончик в карман, – очень жалко, Лидия Игоревна, но просто чисто для вашей информации, вот этот вот предмет, который я вам показал, он был здесь не один, до него здесь находился другой предмет, этот, как вы видели, я только что извлёк из установочного места, а тот, который был до него, я извлёк гораздо раньше и уже сумел обработать информацию, записанную на него. И вот хочу предложить вам фрагменты из некоторых записей.

– Так, ну‑ка, пошёл вон!

Я встал.

– Как скажете. В таком случае, я думаю, ничто не помешает мне распространить эти записи среди своих одноклассников, бывших одноклассников, органов образования и следственных тоже. Органов.

Я кивнул и нажал на телефоне воспроизведение.

«Ну, вы поймите, Лидия Игоревна, ну, Наташа, она очень талантливая девочка, вы знаете, но вот все эти экзамены и так далее, это всё такая нервотрёпка, такая неуверенность. А ей нужно сейчас заниматься… У неё диплом в этом году в музыкальной школе, а ещё»…

«Нечего мне тут, зачем вы мне всё это рассказываете!» – перебила её Медуза. – «Говорите прямо, что вы имеете в виду?»

«Вот», – замёрзшим голосом ответила женщина и послышался небольшой стук.

«Что это такое?»

«Вы не подумайте, мы»…

«Сколько здесь?»