Конструктор живых систем: Красный лед (СИ) - Птица Алексей

И вновь мои мысли перескочили, но уже на военную академию, ведь я хотел поступить туда со второго курса, но пока не видел возможности, а тут ещё и Женевьева. В голове тут же всплыл её образ, в который уже раз. Вот она идёт мимо в изящной шубке, подогнанной по фигуре, держа руки в меховой муфте. А как она заливисто смеялась, раскрасневшись от мороза и свежего воздуха, смотря, как студенты-первокурсники обстреливали друг друга снежками!

Бились два факультета: мой и электротехнический. Я всё старался метко попасть снежком в своих противников, но редко преуспевал в этом, получая от них гораздо больше, чем отдавал сам. Вот удачно пущенный кем-то снежок сбил наземь у меня фуражку; подняв её, я обернулся, неожиданно встретившись глазами с Женевьевой. Я и не заметил, как она оказалась совсем недалеко, стоя возле стены.

Её красивые голубые глаза смеялись, глядя на меня, а нежный рыжеватый локон выскользнул из-под шапки, затейливо извиваясь возле точёного фарфорового лица.

Бац, бац, бац, — попало в меня сразу несколько снежков, потому что я застыл, засмотревшись на юную графиню, и это тут же усекли мои противники, избрав меня лёгкой мишенью.

— Берегись! — засмеялась Женевьева и, махнув рукой, пошла прочь, уводя за собой двух своих подружек. Те засмеялись и, продолжая смотреть на снежное побоище, заспешили прочь, уворачиваясь на ходу от снежков, которые изредка кто-то швырял в их сторону, но не прицельно, и не сильно, чтобы, не дай бог, не попасть в них.

Я отмер, и пошёл было вслед за ними, вызвав ещё больший смех, и тут же получил в голову сразу два снежка. Снег вышиб из меня лишнее, я очнулся и, уже не обращая внимания на барышень, стал ожесточённо закидывать своих противников в ответ, буквально каждую секунду хватая новый снежок и отправляя его в противников. Ярость и стыд душили меня, так выдать себя прямо перед всеми!

Сладкие воспоминания оборвались осознанием того, что моя любовь, а я уже не сомневался, что люблю Женевьеву, обречена на неудачу. Слишком большой разрыв между нами. Если бы она имела титул баронессы, или чуть выше, то шансы на отношения с ней у меня всё равно оставались, но титул графини поднимал её настолько высоко от меня и отодвигал настолько далеко, что перескочить этот барьер оказывалось нереально, и для этого мне нужно…

Да я даже не представлял, что мне нужно сделать, чтобы появились хоть какие-то шансы на взаимность. Безнадёжно всё в этом вопросе, но мечтать, говорят, не вредно, поэтому остаётся мечтать, ну и действовать. Эх, что за жизнь, ни дня без томительных ожиданий или невероятных приключений. Хотя, с невероятными, я изрядно погорячился, конечно. Так себе приключения, скорее неприятные, чем невероятные.

— Ну как, сдал? — отвлёк меня от воспоминаний Пётр. Я как раз стоял в коридоре, выйдя из экзаменационной аудитории, а Пётр сдал предмет раньше меня и ушёл, чтобы чуть позже вернуться за мной.

— Да, на отлично!

— Угу, на повышенную стипендию идёшь?

— Да. Прикладываю все к тому силы.

— Молодец! Я тоже сдал на отлично.

— Ого, и ты молодец!

— Оба мы молодцы! — и Пётр обнял меня от избытка чувств. — Хочешь, поедем вместе со мной к моим родителям на каникулы? Они будут очень рады.

— Хочу, но не могу.

— Почему?

— По матушке скучаю.

— Ну да, я тоже, хотя, спорим, что ты бы домой не поехал только в одном случае?

— Почему? Нет никаких случаев.

— А если бы тебя пригласила к себе Женевьева?

— Не смешно, — обиделся я.

— Да я и не шутил, извини, не хотел тебя обидеть. Просто я вижу, как ты на неё смотришь.

— Да ладно, я не обижаюсь. Толку-то с того, как я смотрю. Я ей не ровня.

— Это да, — вздохнул Пётр.

— Давай переменим тему разговора. А что ты думаешь о Ефиме?

— А что о нём думать? Пусть живёт, как хочет. Мутный он какой-то. Сначала мы вроде сдружились, а дальше он сам отдалился, да и предложения у него весьма двусмысленные. Думается, надо переезжать в другую комнату или, наоборот, выжить его.

— Он съедет после Нового года, — вспомнил я. — Говорил он о том, но нам тогда другого студента подселят.

— Это да, следующий может оказаться ещё хуже.

— Может, — согласился я.

— Но и Ефим нам пока только мешает.

— Ладно, после Нового года посмотрим. Осталась всего неделя экзаменов, и настанут каникулы! — не смог сдержать улыбки я.

— Ура! — прокричал Пётр, и мы с ним направились в общежитие, готовиться к следующим экзаменам.

Ровно через неделю я пришёл на последний экзамен, все предыдущие мне удалось сдать на отлично. Но классическая геометрия хоть и давалась мне легко, совсем не гарантировала успех на экзамене. Преподаватель, который её вёл, относился ко мне неприязненно, не знаю, уж, почему. Денег я у него взаймы не брал, не оскорблял, и вёл себя на его лекциях и практических занятиях исключительно примерно: не спал, не болтал, не отвлекал других, а вот, поди же ты.

Войдя в аудиторию, я взял билет, просмотрел его, назвал номер и уселся готовиться, чтобы через полчаса приступить к докладу по нему.

— Молодой человек, вы докладываете материал не в той последовательности, в которой я вам указал.

— Господин преподаватель, я доказал теорему, решил задачу и рассказал вам оба теоретических вопроса. Я не понимаю, что не так?

— Вы изволите спорить с преподавателем, господин студент? — вдруг разозлился мой экзаменатор, морщинистого вида мужчина среднего возраста, что вёл у нас одни только лекции и неожиданно оказался назначен экзаменатором на наш факультет.

— Нет, — коротко ответил я, предчувствуя недоброе.

— Нет, вы со мной спорили и, можно сказать, грубили. Задачу вы решили правильно, теорему доказали, но оба вопроса раскрыты не полностью, да ещё и стали спорить. А посему я назначаю вам оценку «хорошо».

— Но я же…

— Вот, вы опять спорите.

— Хорошо, я не спорю, задайте мне дополнительный вопрос.

— Господин студент, у меня нет возможности уделить вам дополнительное время. Вы заслуженно получили оценку «хорошо» и можете быть свободны.

— Господин преподаватель, от оценки зависит моя стипендия. Я прошу вас задать мне два дополнительных вопроса, и если я на них не смогу дать полный ответ, то тогда это будет справедливо, — почти взмолился я.

— Нет, я не стану искушать вашу судьбу. Вдруг вы не сможете на них ответить полностью, тогда я буду вынужден поставить вам оценку «удовлетворительно». Повторяю, вы можете идти, я больше не задам вам никаких дополнительных вопросов, и ваша оценка «хорошо» окончательная.

Я внимательно посмотрел на внешне невозмутимое лицо преподавателя и где-то в самой глубине его глаз увидел еле видимое злорадство. Хотелось что-то сделать в ответ, хотя бы плюнуть, или грубо сказать, но нельзя. Вздохнув, я развернулся и, забрав свои письменные принадлежности, покинул аудиторию.

— Завалил он тебе пятёрку, да, Фёдор? — состоялся чуть позже наш разговор с Петром.

— Да, Пётр. Специально срезал, чтобы я стипендию меньше получал. Сволочь!

— Сволочь и есть, я здесь узнал, он вроде как родственник Фармазона. Только фамилия другая.

— Откуда узнал?

— От Ефима, вестимо.

— Ох, уж этот Ефим, — скривился я.

— Знает он много.

— Да врёт он всё!

— Может, и врёт, но если врёт, то складно.

— А ты когда это успел у Ефима спросить?

— Да как узнал, что тебе четвёрку поставили, так сразу у него и спросил. Я же помню, что ты всё только на отлично сдаёшь, и геометрию эту хорошо знаешь. Не могло случиться промашки, а здесь такой поворот, вот я у него и спросил напрямую. У него глазки побегали туда-сюда, а потом он и признался, что знает подноготную получения тобой оценки, ну и рассказал мне. Не иначе, очки себе зарабатывает перед нами.

— Ничего он не заработает.

— Зря ты так. Ефима можно использовать в своих целях.

— Можно, но я не хочу.

— Ну, как знаешь.

— Ладно, как бы там ни оказалось, но я смог увеличить свою стипендию кратно, а дальше всё на усмотрение декана. Если он верен своему слову, то поможет, если нет, то и ладно.