— Да, везёт ему на приключения, — сказала вслух Женевьева, выслушав подругу.
— Ещё как везёт, я бы даже сказала, что это они его везут и встречают. Вроде в академии много народу учится, а все опасности и приключения всегда вокруг него только и происходят. Прямо притягивает он их, как магнит.
— Соглашусь, — сжав губы в тонкую ниточку, выразила своё недовольство Женевьева. — Такое не с каждым бывает, а если и бывает, то не так часто.
— Ага, — незатейливо подтвердила Марфа.
— С ним всё нормально?
— С кем?
— С профессором?
— Да, он выжил, и с Дегтярёвым тоже всё хорошо, ходит весь насупленный, с лицом бледным, только глазищами своими зелёными сверкает. А глаза у него и вправду красивые, бедовые, да и сам ничего, только невезучий, правда?
Женевьева на мгновение отвлеклась, погрузившись в свои мысли, немного помечтав, как она гуляет с зеленоглазым Фёдором по берегу Чёрного моря в Крыму, где у её семейства есть дача, и машинально подтвердила слова Марфы.
— Правда.
— Ага! Он тебе нравится?
— Кто? — очнулась она.
— Да Дегтярёв же⁈
— Нет. С чего ты это вообще взяла, Марфа? Ой! Нам уже пора в аудиторию, быстрее, бежим! — вскрикнула Женевьева, подняв случайно глаза на большой циферблат механических часов, что висели над входом в здание, и они, крепко зажав свои папки с тетрадками и книжками, побежали по коридору, успев забежать в аудиторию буквально перед самым носом преподавателя, благообразного старичка неопределённого возраста. Тот только покачал снисходительно головой и, задержавшись ещё на пару мгновений, чтобы девицы успели разместиться, зашёл внутрь.
* * *
— Этот щенок, снова выжил, — проинформировал своего друга Густава Блазовский.
— Кто? Вяло поинтересовался Седерблом, распечатывая новую колоду карт, медленно, как он любил, срывая с них картонную упаковку.
— Дегтярёв!
— А ты сомневался?
— Я⁈ Этот щенок должен был сдохнуть, как собака.
— Он везучий, — отбросив упаковку, констатировал Густав, и стал проверять карты, пересчитывая всю пачку.
— С чего ты это взял?
Седерблом промолчал, пожав вместо ответа плечами, и вплотную занялся колодой, проделывая с ней различные фокусы.
— Что ты молчишь? Ответь мне.
— Оставь этого дурака в покое, тебе заняться больше не чем, что ли? Ну не получилось его убрать с академии в первый раз, не получилось во второй, когда-нибудь настанет и третий, но не в ближайшее время. Он притягивает к себе внимание, как сильный магнит. Есть такие люди с магнетической природой, от которых мы должны держаться подальше. Ты уже смог убедиться в том на своём опыте. Пусть учится пока, время на него, и ему подобных, у нас ещё есть, займись другими делами.
— Я хочу добить этого ублюдка, а то он…
— Сядь! — оборвал его уже откровенно разозлившийся Густав.
Обычно спокойный и выдержанный, Седерблом, любитель поизмываться над другими без всякого для себя ущерба, сейчас оказался взбешен поведением своего товарища.
— Я тебе уже сказал мнение старших, забудь про этого ублюдка и займись делом, а не то тебе укажут и… Ну, дальше ты сам понимаешь, что бывает с теми, кто не слушается мастера.
После этих слов Блазовский, до этого времени щеголявший красным румянцев гнева во все щёки, внезапно побледнел и отшатнулся.
— Я понял, — глухо произнёс он, — не дурак.
— Ну, раз не дурак, то не нагнетай, и приятеля своего Вахтанга успокой, а то тоже мнит себя героем, которым не является. Остынь, и приятеля своего ледяной водой облей, а то достал уже. Я молчу-молчу, но моё терпение кончается, будет болтать всем, я ему язык отрежу, чтобы не трепался без толку. Пусть играет свою роль и знает своё место, не мне его учить, а тебе, понял, Казимир?
— Понял, понял, скажу.
— Хорошо. Давай лучше сыграем, и забудем всё ненужное. Нас ждут великие дела!
— Давай, — согласился вернувшийся в своё обычное состояние Блазовский и, приняв из рук Густава колоду карт, стал её тасовать.
* * *
Примерно в это время поручик Радочкин готовил доклад своему начальнику о целом ряде происшествий в высших учебных заведениях Склавской империи. Он отвечал только за столицу, и поэтому обобщал все доклады других жандармских управлений. Поручение ему дал лично начальник управления, поэтому пришлось собирать сведения из всех крупных городов, где находились духовные академии, обучающие высшему образованию, и не только, людей, имеющих Дар Божий.
Таких имелось немного, материал легко обрабатывался, в виду своего небольшого объёма и, тем не менее, на сегодняшний день картина вырисовывалась весьма интересная. Можно даже сказать, что пугающе интересная.
Отдельный корпус жандармов состоял из множества управлений, отвечающих как за политический сыск, так и за другие направления, в том числе за контрразведку и борьбу с терроризмом. Поручик служил в управлении по политическому сыску среди лиц, имеющих дар.
Начальник управления назначил ему время для доклада ровно на двенадцать часов дня. Опаздывать нельзя, и поручик тщательно готовился к представлению нужных данных. Сейчас он просматривал последние документы, отыскивая в них ошибки или несоответствия, что прошли мимо его сознания. Такие случаи бывали. Начальник же обязательно заметит промашку, и тогда держись!
Поручик начальника не боялся, но всё равно неприятно, когда тебе указывают на допущенные ошибки. Это называется непрофессионализм. Раз укажут, два, а третьего уже может не оказаться на этом месте, переведут куда-нибудь, туда, где всегда мороз: и зимой, и весной, и осенью, а лето в тех местах совсем короткое. Так что, лучше перепроверить и лишний раз убедиться в правильности всех отчётов и выводов. Вздохнув, поручик вновь, в который уже раз, пролистал подготовленные документы. Исправив пару опечаток и неточностей, поручик решился. Пора!
Захлопнув края большой, обшитой толстой свиной кожей папки, он заторопился на выход и, плотно прикрыв за собой дверь, немедленно провернул ключ в замке на два оборота. Услышав затейливый щелчок замка, пошёл на приём. Этот щелчок означал, что замок закрылся на секретную задвижку, которую знал, как открыть, только он и его начальник.
В жандармском управлении учили, что мелочей не бывает ни в чём, даже в собственном управлении могут оказаться предатели и ренегаты, и тем хуже будет для всех остальных, если они смогут беспрепятственно заходить в кабинеты коллег и копаться в их секретных и дээспэшных папках. За подобную оплошность наказывали жесточайшим образом, лишали золотых погон и отправляли служить простым солдатом в самый дальний гарнизон, и это в лучшем случае, ну а в худшем… О худшем лучше не думать, а перепроверять себя.
Деликатно постучав в дверь начальника управления после уведомления его адъютанта, поручик вошёл в дверь, щёлкнув на входе каблуками и застыл, глядя на начальника. Дверь за ним аккуратно прикрыл адъютант, и в кабинете стало тихо.
— Принесли, Ростислав Игоревич?
— Так точно, Ваше превосходительство!
— Давайте, ознакомлюсь, а вы пока присаживайтесь, господин поручик. В ногах правды нет, как нет её и в политике.
— Слушаюсь!
Отдав бумаги, поручик уселся на предложенный ему стул и стал терпеливо ожидать, когда начальник ознакомится со всеми бумагами. Ждать пришлось долго, он уже успел в уме перебрать все прошедшие события, а также по памяти ещё раз перепроверить все документы. Вроде ошибок или несоответствий оказаться нигде не должно. А вообще картина получалась довольно неприятная, кажется, скоро действительно начнётся война. Вернее, она уже началась, но пока необъявленная.
— Что думаете по данному поводу? — пробудил его к реальности неожиданным вопросом начальник.
— Гм, — прочищая горло, — ответил поручик.
— Гм, это не ответ, господин поручик.
— Прошу прощения, Ваше превосходительство. Мыслей у меня по этому поводу много, особенно с учётом последних происшествий, в расследовании которых я принимал личное участие.
