Небо в огне (СИ) - Ковригин Алексей

Пока я «в некотором ошеломлении» глазею на этот «локальный армагеддон» мои руки и ноги начинают жить своей, отдельной от остального тела жизнью. Левая педаль отжата до упора, ручка управления принята на себя до ограничителя и максимально отжата также влево. Моя «единичка», словно горячий и норовистый скакун пытается «взвиться на дыбы» и развернувшись на месте рвануть прочь, в сторону от этого «апокалипсиса». Но «дрифтинг» на самолёте, это что-то из области «ненаучной фантастики» и, естественно, ничем хорошим закончиться не может. Разве что неминуемым срывом в штопор. Спохватившись, отдаю ручку управления от себя почти до нейтрального положения, но педали не трогаю и руль направления оставляю без изменений. С очень сильным креном на левое крыло ухожу в крутой левый вираж, но меня по инерции несёт прямо в облако. Всё-таки «немного засмотрелся» на взрыв и манёвр уклонения от него начал слишком поздно и… к тому же совсем не в ту сторону. Раззява! В жуткой тревоге ожидая неизбежного, наблюдаю как в мою сторону летят какие-то обломки, куски чего-то горящего и дымящиеся ошмётки перкаля и фанеры от фюзеляжей погибших самолётов.

«Бреге-19» может легко взять на свои внешние крыльевые подвески четыре «маленькие» авиабомбы весом по пятьдесят килограммов, а также дополнительно принять в кабину бомбёра ещё десяток «малюток» по пуду в каждой. В итоге получается, что теоретически могли взорваться все триста шестьдесят килограммов боезапаса. Но учитывая сильный износ двигателей этих бомбардировщиков, вряд ли их загружали по максимуму. Но вот сколько килограммов рвануло здесь на самом деле, не имею не малейшего представления, однако это явно не пятьдесят кило. Слишком уж большой взрыв получился. Не помню точно, где и когда это услышал, но вроде бы взрыв на земле всего одной стокилограммовой фугасной бомбы даёт уверенное поражение её осколками в радиусе до ста метров. А вот действие самой ударной волны на таком расстоянии уже незначительно. Правда вот тоже совсем не помню, для кого и с какой целью рассчитывались все эти параметры. Но так ли это на самом деле и в чём всё-таки отличие воздушного взрыва от наземного, мне вот прямо сейчас невольно придётся испытать на своей собственной шкуре. Мне до «эпицентра взрыва» остаётся каких-то сто метров. Избежать этой нежелательной встречи с облаком обломков уже никак не удастся, а на что способна взрывная волна я уже увидел. Эти мысли промелькнули в моей голове буквально за пару секунд, а затем во всех смыслах этого слова «влетаю» в зону поражения и меня что называется «накрывает».

Инстинктивно зажмурив глаза и съёжившись в маленький комочек пытаюсь по максимуму вжаться в кресло пилота. Как за спасательный круг судорожно уцепившись за баранку ручки управления и вновь утянув её на себя до упора, словно она сейчас может меня от чего-то защитить или чем-то помочь. Внезапно самолёт вздрагивает от сильного удара и до меня доносится громкий металлический звон откуда-то из-под капота. Мать-мать-мать… Лишь бы это не мотор и не колёса, всё остальное переживу и как-нибудь сяду. Затем следует целая череда мелких попаданий и моего «боевого коня» начинает трясти как припадочного. Слышится угрожающий скрип и какой-то натужный скрежет, по обшивке капота словно что-то частым градом барабанит. А сквозь плотно прижатые наушники шлемофона слышу треск разрываемой ткани, хруст фанеры и металлический скрежет разрезаемой обшивки крыльев и капота. Неожиданно что-то с недюжинной силой пытается откинуть меня назад рванув за правый рукав реглана. Но вот оторвать мои пальцы, намертво прикипевшие к рулевой баранке, сейчас вряд ли удастся хоть кому-либо. Правое плечо сразу же словно огнём обжигает. Вновь сильнейший удар по фюзеляжу, протяжный металлический дребезг и слышу громкий хруст ветрозащитного козырька. А по моему лицу, тут же без всякого промедления, кто-то невидимый и безжалостный словно наотмашь бьет плотно скрученным рулоном наждачной бумаги. Крупнозернистой, мать её так, бумаги! Сильный поток воздуха летит мне навстречу и немного остужает вспыхнувшую на лице дикую боль. На губах ощущается солоноватый привкус крови, правую скулу саднит после удара, а верхняя губа сразу распухает и ноет, словно только что пропустил чувствительный джеб в голову. Напоследок меня встряхивает ослабевшей ударной волной и в нос тут же лезут едкие и противные до тошноты запахи от сгоревших краски, лака и машинного масла, вонь и чадная горечь горелого дерева, и приторный смрад сгоревшей человеческой плоти. На этом всё прекращается.

Осторожно открываю глаза и облегчённо перевожу дух. Слава богу, очки целы и зрению ничего не угрожает. Но вот мой самолёт рыскает по курсу и вообще ведёт себя как упившийся матрос, покидающий портовую таверну. Пытаюсь выровнять полёт, но ручка управления двигается с большим трудом. Тоже самое относится к педалям. Не, так-то они двигаются вполне нормально, вот только моя «контуженная единичка» ведёт себя совершенно «ненормально» и отзывается на все мои манипуляции как-то очень уж странно. Оборачиваюсь назад и в груди всё холодеет. Весь правый бок фюзеляжа моего самолёта буквально зияет огромными разрезами и большими дырами в обшивке. Мне даже со своего места хорошо заметны тяговые тросики и элементы силового набора каркаса планера. За рулём высоты, как у детского воздушного змея, мотыляются две длинные ленты из перкаля, содранного с обшивки. Законцовка правого крыла руля высоты залихватски заломлена вверх, словно поля у шляпы техасского рейнджера, а самый верх руля направления вообще свёрнут на левый бок, подобно гребню побитого, но непобеждённого бойцового петуха. Однако всё это очень хреново! Похоже, что с управлением самолёта у меня сейчас начнутся большие проблемы.

Перевожу взгляд на капот и предварительно оцениваю полученный ущерб. Передний кронштейн крепления оптического прицела вырван с корнем и тот сейчас «целится» куда-то вверх и влево. Наверняка оптика разбита и вряд ли мы отремонтируем её своими силами, уж проще новый прицел купить. Кожух капота весь испещрён рваными дырами и вмятинами, но запаха бензина не ощущаю и значит бензобак на моё счастье цел. А значит, всё не так уж и страшно. Листовой дюралюминий для капота мы где-нибудь найдём, в крайнем случае жестью обтянем. В правом крыле возле самой законцовки зияют сразу две дыры и в любую мой кулак свободно пролезет. По всей плоскости короткие узкие разрезы, словно гигантская кошка свои когти тут точила. Хорошо ещё что края разрезов и дырок внутрь вогнуты и сильного сопротивления воздуху оказывать не станут. А вот левое крыло самолёта на самый первый и беглый поверхностный взгляд совершенно не пострадало, хорошо бы, чтоб оно так и оказалось при наземном осмотре. От защитного ветрового козырька в погнутом каркасе остался только небольшой кусочек плексигласа, сиротливо застрявший в левом углу. Видимо это осколками козырька мне по лицу и прилетело. А вообще-то, вот грех мне на судьбу жаловаться! Всё вокруг вдребезги, а я живой и почти что целый. И ведь «ни в одном глазу»! Вот и верь после этого поговорке, что: «Везёт только дуракам и пьяницам». Хм… Какая-то она «двоякая», эта поговорка.

Осматриваю самолёт, пытаясь хоть как-то приспособится к его управлению, как вдруг… Да, мать же моя женщина! Ну, когда ж это «вдруг» от меня отстанет-то? Уж и думать забыл о «больших пацанах», а они вон, нарисовались, хрен чем сотрёшь! Ломятся ко мне внаглую, «как в привокзальный буфет»© Да уж… У них шесть «Виккерсов» против моих четырёх пулемётов. Пушки, наверное, можно вообще не учитывать. Там хорошо, если по три снаряда на ствол осталось, да и пулемёты мои считай пустые. А главное, управляюсь с трудом и ещё прицел… Тяжко вздыхаю. Ох, ёпрст! Однако ж хреново тебе, Миша, сейчас придётся! Ладно, мне деваться всё равно некуда. Был бы самолёт исправен, ещё б можно было попробовать «пофигурять» и попытаться «сбежать от хулиганов», но не в моём нынешнем положении это делать. Ни вправо, ни влево даже нечего и думать отворачивать, сразу срежут, тоже самое касается «иммельмана» или «бочки». Да и сам вряд ли сейчас рискну с такими большими проблемами в управлении самолётом идти на фигуры высшего пилотажа. Мне остаётся лишь одно, атаковать «тупо в лоб». Тем более, что эти идиоты похоже и не собираются расходиться в стороны и брать меня «в три огня». «Ножницы» по всей видимости им пока тоже неизвестны. А вот так, сблизившись и тесно прижавшись, они будут только мешают друг другу и лишь кто-то один из них станет мне по-настоящему опасен. Уверен на все сто процентов что остальные двое, как пить дать, наверняка отстреляются мимо. И не смотря на весь этот драматизм и критичность текущей ситуации, мне так и хочется вскочить со своего кресла и начав аплодировать радостно воскликнуть: — «Да здравствует современная Воздушная Доктрина! Гип-гип ура, товарищи!»