Кровавая ассамблея (СИ) - Иванников Николай Павлович

— Чего зыришь⁈ — сорвался она на мне. — Хорошо быть поджарым, словно гончая! Я тоже когда-то таким был, и по ступеням скакал, как кролик! Вот будешь в моих годах, туловище твое превратится в бочонок — тогда посмотрим, кто из нас проворнее!

— Буду стараться, — сдержанно пообещал я.

— Что ты будешь стараться, дурень⁈

— Не превратиться в бочонок!

— Вот подлец, — покачал головой Яков Петрович. — Палец ему в рот не клади. Наш человек.

Мы подошли к дверям, столь высоким, что видом своим они больше напоминали ворота старинного замка. Лакей у входа немедленно раскрыл их перед нами, и мы, шагнув за порог, очутились в колоссальной зале, вид которой мог поразить воображение любого. Конечно, если он еще не бывал в императорском дворце.

Сиятельный князь Бахметьев явно не желал ударить в грязь лицом. Белые стены были украшены золотыми изразцами, старинные статуи, в коих чувствовалась рука все того же мастера, что ваял статуи в саду, стояли здесь повсюду. На стенах висели картины в тяжелых позолоченных рамах, и на полотнах этих были изображены какие-то явно европейские виды. Должно быть приобретены князем сии картины были где-то за границей. Или же привезены ему оттуда по особому заказу.

В отдалении были расставлены круглые столы для игры в карты и ведения светских бесед. Невиданных размеров люстра была спущена с потолка на длинной цепи, и два лакея меняли в ней сгоревшие свечи на новые. Рядом с ними стоял и непрерывно давал какие-то указания долговязый мужчина лет сорока, немного сутулый и с каким-то землистым цветом лица. Глаза у него были вытаращены, словно однажды он чему-то сильно удивился да так и остался пребывать в таком состоянии. Вел он себя при этом несколько нервно, двигаясь отрывистыми короткими движениями.

Это и был сиятельный князь Бахметьев, собственной персоной. Заприметив нас с Шепелевым, он сразу же вскинулся и ринулся навстречу, широко размахивая руками, как будто собирался отмутузить нас обоих без долгих разбирательств. Впрочем, как только он к нам приблизился, его напряженное лицо растянулось в улыбке, а руки раскинулись в стороны, словно он собирался обнять нас обоих зараз.

— Кого я вижу! — провозгласил Бахметьев. — Шепелев, старый плут! Ты чего в такую рань пожаловал? У меня еще и не готово ничего к ассамблее! Или же ты решил лично оказать мне помощь в подготовке?

Яков Петрович низко поклонился ему со смутной улыбкой. Подумав, я проделал то же самое, хотя можно было и ограничиться и простым наклоном головы.

— По служебным делам я к тебе в столь ранний час явился, Афанасий Иванович, — ответил ему Шепелев. — Ты же знаешь указ государя: все развлекательные сборища, куда приглашены более сотни народа, должны обеспечиваться специальной охраной по согласованию с сыскным приказом. Дабы не провоцировать подлый люд на всякие разбойные действия. Времена нынче неспокойные, Афанасий Иванович, сам понимаешь!

— Понимаю… — вздохнул Бахметьев. — На службе ты, значит, здесь у меня. Но к вечеру на ассамблею явишься?

Шепелев помотал головой, а поскольку шеи почти не имел, то и плечи его помотались вместе с нею.

— Дела у меня неотложные, так что вечером явиться никак не смогу. Но заместо меня придет помощник мой, сыщик Сумароков, — Яков Петрович похлопал меня по плечу. — Алексей, Федора Сумарокова сынок. Помнишь Федора, Афанасий Иванович?

Глядя на меня круглыми рыбьими глазами, сиятельный князь согласно покивал: да, мол, помню.

— Как же не помнить, — сказал он задумчиво. — Славно мы покутили! А со шведом как вместе рубились — вспомнить приятно! Жух-жух! — он махнул рукой, изображая удары палашом. — В капусту ведь рубили, никого не жалели! Отец твой герой был, Алешка, настоящий герой!

— Мне это известно, ваше сиятельство, — я снова поклонился, на этот раз уже одной головой. — И его палаш теперь висит на стене в моем доме, остро наточенный и всегда готовый к бою. В случае надобности имени батюшки своего не посрамлю.

— Славно сказано! — довольно отметил Бахметьев. — А ты, значит, в сыскном приказе теперь служишь?

— Служу, ваша светлость.

— Похвально! Успехи уже какие-то имеет? — это князь спросил у Шепелева.

— И не малые! — заверил тот. — Уже пара громких дела на него счету. Об отравлении княжича Власова слышал чай? — Бахметьев удивленно приподнял бровь. — Так это Алешка то дело раскрутил и вывел младшего братца на чистую воду.

— Ай, молодца! — восхищенно проговорил Бахметьев. — Ай, Сумароков! Ай, сукин ты сын! Голова! Весь Петербург про то дело судачил, все старшего княжича жалели да младшего проклинали. А это, оказывается, Алешка Сумароков преступление раскрыл. Горжусь, горжусь. Честное слово!

Мне было приятно слышать такие слова, но из скромности я старался не показывать вида. Шепелев заметил это, и сразу перевел разговор на другую тему.

— Ты не возражаешь, Афанасий Иванович, если мы с Алексеем, здесь у тебя все осмотрим и дадим пару рекомендаций?

— Да за ради бога! — отмахнулся сиятельный князь. — Осматривайте сколько захотите. Я вам в помощники дворецкого дам, ему можете и оставить свои рекомендации… Силантий! — заорал он неожиданно громко, отчего я едва не вздрогнул. Яков Иванович при этом и бровью не повел. — Силантий, что б тебя!

Сразу зацокали торопливые шаги, из-за угла залы вывернул человек в белой ливрее с золотой окантовкой, подбежал к нам и остановился, испуганно глядя на хозяина.

— Слушаю, ваше сиятельство!

Сказано это было с такой скоростью, что получилось: «Слуш, вашсиясть!» Но все его поняли.

— Это господа из сыскного приказу, — Бахметьев кивнул в нашу сторону. — Они здесь все осмотрят и дадут рекомендации, которые надлежит исполнять. Понял меня, дуралей?

— Пон, вашсиясть!

И в сопровождении дворецкого мы отправились осматривать дом, хотя и без того было ясно, что ни один преступник не сможет проникнуть сюда незамеченным.

Глава 11

Новые имена, покупки и корсет

В усадьбе его сиятельства князя Бахметьева мы пробыли еще почти час. Как и ожидалось, в доме особых мер предосторожности не требовалось — проникнуть сюда незамеченным можно было лишь нацепив шапку-невидимку, а поскольку подобных вещей в обиходе пока не встречалось, то и беспокоиться было не о чем.

Я лишь указал Силантию держать окна первого этажа закрытыми и дважды в час совершать обход вкруг особняка, особо уделяя внимание всяким темным местам, где можно притаиться.

Дворецкий заверил нас, что все рекомендации будут выполнены в точности, и мы с генерал-полицмейстером покинули усадьбу.

Когда я вернулся домой, было уже около полудня. Гаврила с Катериной сидели в гостиной, развалившись в креслах, и чаевничали, заедая калачами с медом. Налив бокал вина, я подсел к ним и отломил половину калача.

— Как дела, Алёшка? — поинтересовалась Катерина.

Лицо у нее было светлое, светящееся, словно само солнышко подсвечивало его изнутри. И сейчас, при свете дня, я заметил маленькие точки конопушек у нее на носу. На щеках краснели пятна румянца, а тонкие губы сладко блестели от меда. Светлые волосы, которые утром у нее были скручены на затылке в тугой узел, сейчас она распустила, обвязав себе высокий лоб какой-то синей лентой, найденной должно быть где-то среди вещей моих сестер.

Короче говоря, выглядела она великолепно. С другой стороны, даже растрепанная, босая и завернутая в мой собственный плащ, она и вчера казалась мне не менее великолепной. Может быть это от того, что я просто не способен оценивать ее критически?

Но с чего бы это? Только влюбленные дурачки не могут трезво оценивать девицу, к которой испытывают чувства. Но я ведь не влюбленный. И не дурачок.

— Хороши дела, грех жаловаться, — ответствовал я. В один присест допив вино, потыкал калачом в чашку с медом и откусил. — Вот только некогда нам тут рассиживаться с калачами. Потому как у нас с вами… с тобой дело сегодня большое намечается!

— Какое еще дело? — удивилась Катерина.