— Что⁈ Что я должен сделать?!! — прохрипел он, глядя на меня налитыми кровью глазами.
— Сам-то не догадываешься? Ладно, подскажу… Для начала, Гоша, ты мне расскажешь причину, по которой вы с твоей подружкой убили таксиста, а потом решили убить и меня, чтобы завладеть моим автомобилем…
— Откуда ты знаешь про таксиста? — судорожно сглотнул он.
— Оттуда, — грубо оборвал я его. — Короче… Здоровье я тебе верну, но уже после того, как у следователя на столе будут лежать твои показания, и дело на вас с Якимчук будет направлено в суд. Пойдёшь потом в отказ, попробуешь изменить показания — я так или иначе до тебя доберусь. И уж поверь, на этот раз для тебя обратного пути не будет. И до подружки твоей доберусь, хотя, подозреваю, тебе на неё плевать. Но у меня с ней тоже личные счёты. Так что давай, выкладывай правду-матку.
Повисла пауза, я терпеливо ждал, хотя в любой момент сюда могла заглянуть медсестра, заинтересованная моей задержкой, а то и кто-нибудь из врачей. Рассказывай им потом про кафедру.
— Да кто ты такой⁈ — наконец выдавил из себя скривившийся Гоша со слезой в голосе.
— Я-то? Я кошмар твоей оставшейся жизни. Возможно, недолгой, если будешь себя плохо вести.
— А если дам показания, ты точно вылечишь меня от рака? Клянёшься?
— Ещё и клясться тебе, мразь⁈ Перебьёшься! Придётся поверить на слово. Итак, считаю до трёх. Если по истечении отсчёта не начнёшь говорить, то мне терять нечего — я ухожу, и разбирайся со своим мозгом сам. Один. Два…
Гоша сглотнул застрявший в горле ком, и чуть осипшим голосом сказал:
— Это всё карты. С них началось. Гарик… То есть Игорь, товарищ мой институтский, познакомил меня с одной компанией. Самому младшему лет тридцать, а самому старшему — Эдуарду Николаевичу — за пятьдесят. У них это вроде клуба по интересам, они вечером каждой пятницы собираются на квартире у Эдуарда Николаевича, и играют в преферанс. Компания вроде приличной показалась, общаются интеллигентно. Да и обстановка… Антиквариат, иконы, и техника японская. И они приняли меня в свой круг, карточный круг. Правда, типа как бы с испытательным сроком.
— Адрес?
— М-м-м… Дом в Вознесенском переулке, ещё довоенной постройки, шестиэтажный, номер не помню. Там у подъезда ещё лавочка с изогнутой спинкой, в голубой цвет покрашена. Квартира на третьем этаже. Её номер помню — 38-я.
— А кем работает этот Эдуард Николаевич?
— Я спрашивал потом у Гарика, тот сказал, что вроде в каком-то музее. Только сомневаюсь я, у музейщиков зарплата нищенская.
— Ага, если ничего не воровать…
— Чего?
— Ничего, дальше рассказывай.
— Ну, сели играть. Ставки, правда, были серьёзные, от пяти рублей, но меня Гарик предупредил, так что я был при деньгах. Тем более как раз стипендию получил. Карта в тот вечер хорошо шла, в итоге я поднял полторы сотни. Через неделю снова пришёл. Поначалу карта снова шла, а потом и не заметил, как проиграл две тысячи с лишним.
Новая пауза. Я про себя молился, чтобы сюда никто не зашёл, прежде чем я решу все свои дела.
— И что дальше? — поторопил я Гошу.
— А дальше мне сказали, чтобы в течение месяца я расплатился по долгам, иначе пойдут проценты, и вообще… Понял, что люди серьёзные, просто так не соскочишь. В общем, стал я думать, где взять деньги. Такой суммы у меня отродясь не водилось, хотя с карманными деньгами родители не обижали. Знал, что у отца на сберкнижке лежат несколько тысяч, на личную «Волгу» копит. Служебной ему, видите ли, мало, а на «трёшке» ездить ему, видите ли, уже не престижно. Бля-я-я…
Он с нова скривился и застонал от боли, приложив ладонь к голове.
— Не отвлекайся, — одёрнул его я. — Время играет не в твою пользу.
— Хорошо, хорошо, — торопливо зачастил Гоша. — В общем, поделился я своей проблемой с Катькой, а она через пару дней предложила вариант с угоном машины. У неё знакомый автослесарь есть из бывших зеков, по дурости на пятерик присел, помог одному угнанную машину разобрать и перепродать частями. Я за эту идею уцепился, но мы никак не могли присмотреть машину. Нормальную машину, «Жигуль» или «Волгу-24». Потому что за ворованный «Запор» или даже «Москвич», тем более подержанные, два косаря не выручишь. Вот только время шло, а ничего подходящего не попадалось. Зато попался таксист. И как раз на «Волге». Мы с Катькой из кафе вечером возвращались. Сидели сзади. Сначала её домой отвезти хотел, а по дороге она мне и шепнула, что таксиста можно того. Я ещё шепчу ей, как, у меня ладе ножа нет. Да и не знаю, смог бы я по горлу человека… А она мне, мол, ремень поясной вытягивай и делай удавку. Я подумал, вспомнил, что ещё три дня — и проценты побегут, ну и… В общем, придушил я его.
Очередная пауза. Видно было, что Гоша заново переживает тот неприятный в его жизни момент. Может, ещё и думает, что я ему посочувствую? Ага, щас! Я ещё могу посочувствовать Раскольникову, замочившего старушку-процентщицу топором. Тот хотя бы раскаялся. А этот, судя по всему, раскаиваться отнюдь не собирался. Вон с какой самодовольной мордой лежал, когда я зашёл в его палату.
— Ну что, отдал карточный долг?
— Отдал, — процедил сквозь зубы Вешняков. — Даже себе ещё неплохо осталось. Вернее, нам на двоих с Катькой.
— На что потратили прибыль?
— Да на что… Рестораны, шмотки… Не всё потратили, штука ещё почти осталась.
— И? Дальше что?
— А дальше был ты. Да ты всё уже знаешь. Катька опять подзудила, и даже мне нейлоновый шнурок в руки сунула, заранее приготовила, как знала. Хотели твой «Жигуль» тому же слесарю отогнать.
— Как фамилия этого слесаря?
— Не знаю, просто Костя.
— А гараж где его находится?
— В Котельниках. 1-й Покровский проезд, рядом там пруд ещё большой. Точнее не скажу, это показывать надо. Сними своё проклятье — я покажу, — с надеждой попросил Гоша.
— Проклятье, — хмыкнул я. — Покажешь, только уже следователю. Будет спрашивать, почему решил изменить показания — скажешь, что совесть заела. Он, конечно, удивится, мол, где ты и где совесть — однако другого варианта я для тебя не придумал. Папа твой, понятно, тоже на тебя давить будет, но ты помни про опухоль… Чего сопишь? За всё надо платить, Гоша, за всё. Вышку-то за одного покойника вряд ли дадут, но червонец вполне могут впаять. Или лучше сдохнуть в муках? Дело твоё. Ты морду-то не криви, умей отвечать за содеянное. Как по мне — отсидел положенный срок — и с чистой совестью на свободу. Думаю, папа всяко постарается, чтобы обеспечить тебе более-менее приличные условия отсидки. А там ещё, глядишь, по УДО выйдешь годика на три раньше. Всё-таки первая судимость. Ну что, договорились, Гоша?
— Договорились, — буркнул тот, чуть ли не до крови кусая нижнюю губу.
— Ну раз договорились, то позвольте, молодой человек, откланяться.
Дежурная медсестра уже добралась до кроссворда в конце «Работницы». Кивнула, когда я попрощался, и снова уткнулась в журнал.
Дома прокрутил плёнку, порадовавшись качеству записи, потом отчекрыжил лишние, на мой взгляд, места в начале и конце записи, сделал пару копий. Надеюсь, мне не придётся их кому-нибудь показывать.
Следователь Нуждин пригласил меня к себе в кабинет на третий день. Выглядел он, мягко говоря, подавленным. И при виде его постной физиономии сердце моё в надежде радостно забилось. Как оказалось, не зря.
— Гражданин Вешняков дал признательные показания, — буркнул майор. — Он сознался в том, что, подстрекаемый гражданкой Якимчук, планировал вас задушить.
— Да вы что⁈
Я постарался как можно более правдоподобно изобразить удивление.
— Всё запротоколировано.
Нуждин подвинул мне лист бумаги с копией набранного на машинке текста с уже оригинальной подписью дававшего показания Георгия Вешнякова.
В общем, я не спеша перечитал текст, чувствуя, как меня распирает от ощущения торжества справедливости. Вот же, всё приходится делать своими руками.
— Тут вон ещё и труп таксиста на нём, — сказал я, возвращая бумагу. — Это мне, можно сказать, повезло. Надеюсь, теперь-то все получат по заслугам. И он, его подельница, и те, кто его втянул в азартные игры. Хотя, конечно, там доказать будет сложно.
