Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Ожидайте, – равнодушно сказал он и загремел ключами.

Ну, это была не камера. По крайней мере, шконки здесь не имелось, зато имелся стол и два стула прикреплённых к полу. Ситуация представлялась мне довольно ясной. Теперь тот процесс, который уже проходил в этом здании в связи со мной, перевернулся и потёк в противоположную сторону.

Насколько можно было понять, если раньше областная администрация топила против преследования, то теперь стала топить за. Не изменилось ровно ничего ни в уликах, ни в обстоятельствах дела, но изменился нарратив, как сейчас было модно говорить.

Нарратив, а именно, или если сказать понятнее, содержательные требования заместителя губернатора по безопасности. Они перевернулись на сто восемьдесят градусов, что доказывало наличие крепких дружеских и профессиональных связей с отдельными представителями областной администрации не только у покойного Григория Назарова, но и у его сестры Варвары, которая по долгу службы неплохо ориентировалась в том, как делаются дела в руководстве области.

Я забрался на стол и лёг на него, свесив ноги. Нужно было отдохнуть. Судя по всему, марафон предстоял довольно длинный. Варя взялась за дело рьяно, что говорило о её настойчивости и даже упёртости, но и о не слишком большом уме, потому что будь она умнее, узнав, что бумаги я отдал, она бы не тратила силы, чтобы гнобить меня, поскольку поняла бы, что со мной ни делай, обратно их Никита не отдаст. Не отдаст, хоть ты тресни.

Я посмотрел в серый потолок и окинул взглядом серые стены. Скучно и депрессивно. Ещё и пахло мышами. Закрыл глаза. Время тянулось медленно. Совершенно было непонятно, сколько мне придётся здесь находиться. И какова роль в этом всём у Сучковой. Наверное, надо было вздремнуть.

Но вздремнуть я не успел, лязгнула дверь и со скрипом начала открываться.

– Нет, я сказала, – услышал я голос Сучковой. – Стойте тут.

Раздались её шаги. Цок‑цок‑цок, процокали каблуки. Дверь захлопнулась, а Жанна оказалась стоящей напротив меня.

– Ну‑ка, брысь с моего стола, – сердито бросила она и хлопнула меня по ляжке рукой.

Я поднялся и сел на стул, а она уселась на стол прямо напротив меня. А на мой стул поставила ногу в чёрной туфельке на шпильке.

– Слушай меня, Краснов! – сердито и довольно неприязненно процедила Сучкова.

Она подалась вперёд и упёрлась локтем в колено. Сегодня на ней была всё та же чёрная обтягивающая юбка, чёрные колготки и чёрные туфли. Юбка сейчас немного задралась, поползла наверх и показала чуть больше, чем полагалось.

Верхние пуговицы на белой блузе были расстёгнуты, и возникало ощущение, что Жанне Константиновне немного тесно в этой блузе. Груди её были сдавлены хлопком и рвались на свободу, натягивая тонкую белую ткань.

Всегда вызывало удивление, как может сочетаться молодое, красивое и даже, можно сказать, нежное тело и вот такое совершенно жёсткое, практически свирепое выражение лица. Жуткое несоответствие.

– Слушай, Краснов ты не о том думаешь, – рыкнула Сучкова, заметив, что мой взгляд скользнул по её колену и попытался проникнуть под край чёрной материи.

Я пожал плечами.

– Ты не о том думаешь, – повторила она и чуть подвинула носок туфли, стоящий на краю моего стула, ближе… ко мне. – Снова приходил Нюткин к моему шефу. Не к этому визжащему борову, а к шефу моего шефа. И теперь Нюткин хочет совсем не того, что в прошлый раз. Понимаешь меня?

– Понимаю. Но, собственно, тут ничего удивительного нет.

– Что ты мне хочешь сказать, что всё дело в тех бумажках, которыми ты махнул перед моим носом?

Я ничего не ответил. И покрутил головой, осматривая углы комнаты.

– Нету здесь прослушки, – сказала она, поняв, что именно я ищу. – Всё идёт к тому, что ты можешь встрять очень крепко и очень надолго.

– И что же я, по‑вашему, могу предпринять в данной ситуации? – поинтересовался я.

– Лучшее, что ты можешь сделать – это забрать бумаги у одних и передать их другим.

– Как‑то это звучит не слишком реалистично…

– Значит, сдай мне настоящего убийцу, – пожала она плечами.

– Я уже показал его. Или что, я должен расследование сам провести, а потом принести его готовенького? Да ещё и на блюдечке с голубой каёмочкой?

– Мне нужно, – воскликнула Сучкова, убрала ногу со стула, соскочила со стола и нависла надо мной, – всё, что ты знаешь. Полностью.

Она поднесла лицо очень близко и сверкнула чёрными злыми глазами.

– Ты понял? – спросила она.

Рука её легла на мой затылок. Она схватила меня за волосы, и дёрнула назад, в то же время приблизив лицо, будто собиралась вонзить клыки в мою сонную артерию. Пора было подстригаться…

– Ты слышишь, Краснов? Это единственный возможный вариант. Мне нужна подробная и полная информация, иначе ты как миленький поедешь на кичу и…

Сучкова не договорила и повернулась к двери. Та заскрежетала и распахнулась.

На пороге появился тот самый полкан, с которым она разговаривала на крыльце, когда мы с Кукушей за ней следили.

– Сучкова! – рявкнул он. – Почему здесь? Почему без записи?

Она оправила жакет и едва сдерживаясь, ответила:

– Работаем, товарищ подполковник. Работаем.

– Лучше работайте! И так, чтобы нас потом за одно место не подвесили. Законность соблюдайте! Ясно⁈

– Так точно, товарищ подполковник.

– Так точно! – передразнил он. – Заканчивайте здесь! Зайдёшь ко мне потом!

– Хорошо, – недовольно ответила она и он, постояв несколько секунд, вышел.

– Ты вообще нихера не понимаешь, что здесь творится, да? – спросила она, когда полкан вышел. – Ты вообще не понимаешь, сосунок, во что вляпался? И знаешь что? Я, пожалуй, плюну на тебя. Выкручивайся сам. Или ты мне сообщаешь всё, или иди в жопу. – Ты меня понял, Краснов?

Я не ответил.

– Сегодня я тебя задерживать не буду, но не могу гарантировать, что не задержу и завтра. Ясно?

– Ну, более‑менее ясно.

– Ну, а чё сидишь? Давай, шевели булками, работай. Собирай данные. Чё ты смотришь на меня?

– Да вот думаю, что, кажется не ошибся я в вас Жанна Константиновна.

Выйдя из здания Следственного комитета, я сразу позвонил Чердынцеву.

– Александр Николаевич, здрасьте. Есть минутка?

– Ты что там по улице что ли идёшь? – спросил он.

– Да, иду.

– Слышно хреново. Машины грохочут.

– Ну, сейчас я встану в сторонку… слышите?

– Слышу‑слышу, говори чего хотел.

– Вы ещё во Вьетнам свой не уехали?

– Нет не уехал, здесь пока.

– Можете для меня узнать кое‑что?

– Смотря что, – хмыкнул он.

– У вашего друга, Нюткина перепады настроения и семь пятниц на неделе.

– А что там, опять по новой эта бодяга поехала со следкомом?

– Именно так, – подтвердил я. – Поэтому мне важно понимать откуда ноги растут – от наследников престола, либо это инициатива на местах, так сказать.

– На местах вряд ли, – подумав, ответил Чердынцев. – Скорее всего, от наследников. От наследницы то есть.

– Узнаете? И если будете узнавать, выясните, пожалуйста, какой там у них финальный план, что они хотят делать. Это немного туманно пока.

– Ох, Серега, сам влип и меня хочешь втянуть? – усмехнулся он.

– Да, я очень хочу вас втянуть, но я вам уже говорил об этом. Давайте, принимайте решение. Вы мне нужны.

– Ладно, Серёжа, я постараюсь что‑нибудь…

– Хорошо, Александр Николаевич, тогда всё, а то у меня тут мама звонит.

– Понял, давай. Как узнаю, позвоню.

У меня действительно шёл входящий от мамы.

– Да, мам, привет.

– Серёж, здравствуй, ты как?

– Отлично, а ты?

– Экзамен сдал?

– Ну, конечно, сдал, мам. Я же готовился, занимался. Правда, есть кое‑какие сложности с Медузой, но мне уже несколько преподавателей точно сказали, что у меня хорошая оценка. Так что все будет нормально, не беспокойся. Как ты там отдыхаешь?

– Сережа, слушай отдыхать‑то хорошо, но тут какая‑то странная вещь… Мне сказали что нужно заплатить за эти дни, что я здесь провела и за следующие тоже…. Там какие‑то совершенно сумасшедшие деньги требуют, больше двадцати тысяч за день… Я говорю вы что с ума сошли, вы разберитесь у меня должно быть все оплачено. Я таких денег сроду не соберу…