— Что там? — спросила Катя, пока я разворачивал бумагу.
— План храма-маяка на Ай-Тодоре, — улыбнулся я. — Дмитрий Николаевич не теряет времени. И… приписка: «Фанера прибыла. Дом достроим без вас».
— Значит, всё идёт по плану?
— Лучше, чем по плану, — рассмеялся я, забираясь в кабину гидроплана. — Поехали, солнышко. Нас ждёт Псков!
И вот, спустя несколько часов затянувшегося полёта, перед нами уже расстилались знакомые пейзажи Велье.
— Дома! — радостно и искренне воскликнула Катя.
— Да, — кивнул я, глядя на растущие как грибы после дождя фабричные корпуса. — Теперь главное — всё это не растерять и приумножить.
Глава 9
Лето пролетало незаметно — в разъездах, встречах и делах, не терпящих отлагательства.
По возвращении из Одессы мы с Катей решили отметить приезд скромно, в узком кругу: бабушка, родители, Петр Абрамович с сыном Вениамином, да дядя с тётей
Однако праздник ещё не успел начаться, как к нам потянулись гости. Помещики и купцы со всей округи, включая губернатора Адеркаса с супругой, съехались, чтобы поприветствовать и поздравить нас.
Вместо тихого вечера получился настоящий приём.
Не успело забыться это сборище, как пришлось снова собираться в дорогу — в этот раз на крестины младшего брата Екатерины, Бориса Дмитриевича.
Обряд прошёл в том же храме, где нас с Катей венчали.
Восприемником малыша стал брат тёщи — генерал Илларион Васильчиков. Человек по-военному суровый, но добрый по натуре. Крёстной — сестра тестя, Екатерина Апраксина. Светская женщина с тонким вкусом и ещё более тонкой наблюдательностью.
Едва мы пережили крестины, как наступил мой день рождения.
Я не собирался его отмечать широко — думал провести вечер в Захарово или, в крайнем случае, в Вязёмах у Голицыных.
Но на крещении Бориса дядя Катерины, Степан Степанович Апраксин, услышал, что место для праздника ещё не выбрано, и тут же объявил:
— Значит, так и быть! Князь Ганнибал-Пушкин даёт бал в моём доме на Знаменке, в честь своего двадцатилетия!
Я даже опешил.
И к моему удивлению и глубокому облегчению — все организационные вопросы Апраксин взял на себя целиком.
Когда я попробовал возместить хотя бы часть расходов, он лишь хмыкнул и похлопал себя по карману:
— Александр Сергеевич, у меня тут всё есть. А если чего нет — найду. Только не порть мне праздник своим кошельком.
Я хотел было сформировать для его людей Перлы Света, чтобы украсить бал и в дальнейшем его театр. Оказалось, что всё это у Катиного дяди уже имеется.
Он даже стал одним из первых дворян, кто на своих балах использовал зеркальные шары, изготовленные в Нижнем Новгороде.
В итоге мой день рождения не отразился на моём бюджете.
Единственное, что согласился принять Апраксин — два Перла Здоровья, которые я изготовил для него и его супруги.
Через несколько дней после праздника меня, тестя и Бетанкура вызвали в Царское Село.
Там Император высказал мнение о необходимости увеличить количество рейсов СВП на маршруте Москва — Санкт-Петербург.
Было также рекомендовано открыть новый маршрут — от Москвы до Нижнего Новгорода, а в перспективе и до Казани.
Другими словами, нам прямо сказали: господа, русла рек — к вашим услугам. Проводите свою экспансию.
Тесть занялся постройкой вокзала в Москве, Бетанкур — в Нижнем и Петербурге.
Меня, как пока ещё не имеющего большого веса в этих городах, оставили в покое.
Правда, некоторое время спустя меня попросили присутствовать на открытии нового вокзала в Нижнем Новгороде и отправлении первого пассажирского СВП в Москву.
Но мне и самому потребовалось побывать на Волге — на Нижегородской губернии у меня много завязано.
Возьмём хотя бы бывшую мастерскую паровых двигателей.
При Степане Васильевиче Литвинове она превратилась в небольшой завод и до сих пор расширяется.
А всё началось с того, что мы отправили несколько паровых двигателей Демидовым в Ревду.
С тех пор у конторы завода образовалась очередь из желающих получить такие же двигатели или даже мощнее.
Открытие пристани и вокзала в Нижнем было обставлено с помпой.
Обязательным был и визит представителей епархии.
Как же иначе начинать благое дело, не окропив святой водой новые постройки, судно и всех присутствующих?
Нас с Катей, как одних из виновников торжества, осенял епископ Моисей, и в этот момент кто-то рядом с нами спросил:
— Владыка, правда ли, что истязателей отца Серафима из Саровской пустыни Бог наказал и сжёг их имущество в пожаре?
— Было такое, — кивнул епископ. — Как сказано: «И у Тебя, Господи, милость, ибо воздаёшь Ты каждому по делам его».
Я знал из своей реальности, как крестьяне напали на Серафима, избили его до полусмерти, а потом он простил их и отпустил с миром. Но о последующем наказании бандитов не слышал. Судя по всему, пожар случился недавно.
На мой взгляд, епископ несколько вольно интерпретировал стих — в нём речь идёт скорее о будущем Суде, нежели о земной расплате.
Но кто я такой, чтобы вступать в теологические споры с епископом?
— Радость моя, а ты что-нибудь при дворе слышала про старца из Саровской пустыни? — спросил я у жены, когда первое судно на Москву отошло от причала и подняло рябь на Оке. — К нему часом Император за советами не обращался?
— При дворе много слухов и домыслов, — кивнула Катя. — В том числе и про отца Серафима. Но чтобы Император с ним беседовал — вряд ли. Иначе все бы знали. Старец много лет держал обет молчания и начал принимать посетителей совсем недавно, после того как ему во сне Пресвятая Богородица повелела отворить двери затвора. А что вдруг спросил?
— Настоятель одного монастыря поведал мне, что отец Серафим сформировал для него лечащий Перл и научил, как им пользоваться. Я подумал: если с книгой прусского короля у нас ничего не получается, может, обратимся к старцу? Вдруг поможет? Всё-таки он тоже Формирователь.
— Почему бы и нет? — быстро согласилась Катя. — От Нижнего до Саровской пустыни — рукой подать. Когда полетим? Сейчас?
— С утра, — успокоил я её. — Сегодня нам ещё с губернатором и местным дворянством предстоит отмечать запуск маршрута да некоторые проблемы решить.
— С помощью игристого? — хитро улыбнулась она. — Вино ведь не решает проблем.
— Можно подумать, квас их решает, — возразил я. — Вино хотя бы пытается.
* * *
Город Саров в моей прежней реальности был известен как Арзамас-16 и Кремлёв.
Но в этом мире Саров — не город, а «монастырский комплекс», и на картах обозначен как «Саровская пустынь».
Приводнившись почти у самых стен обители, мы с Катей нашли дорогу, ведущую в пустынь. Спустя несколько минут мы стояли у ворот монастыря.
К моему удивлению, дежуривший монах оказался словоохотливым и проводил нас прямо до кельи отца Серафима.
Как я и представлял, жилище старца было небольшим.
Всё убранство — икона, перед которой горела лампада, да обрубок пня, служивший стулом.
Мешки с песком в углу заменяли кровать.
А в сенях стоял дубовый гроб — цельный, из ствола. По слухам — сделанный собственными руками старца.
Войдя, мы с Катей трижды перекрестились на икону и склонили головы:
— Благословите, отче.
Отец Серафим, одетый в белый балахон и полумантию, тяжело поднялся с пня и негромко, но с явным удовольствием произнёс:
— Христос воскресе! Ну, наконец-то прибыли! Я вас, радости мои, почитай, уже целую седмицу поджидаю!
После этого он поклонился каждому из нас и трижды изобразил поцелуй в щёку.
Такое поведение меня не смутило — монах, провожавший нас, заранее предупредил об «экстравагантности» старца.
