Инженер Петра Великого 11 (СИ) - Гросов Виктор

Ноготь чертит барьер вдоль побережья Балтики.

— Север. Англичане. Их флот, без сомнения, попытается запереть нас. Но, — Брюс позволил себе слабую улыбку, — я бы не советовал их капитанам соваться в Финский залив. Кронштадтские батареи и… сюрпризы, оставленные генералом Смирновым под водой, заставят их крепко задуматься, прежде чем совать нос в Маркизову лужу. Петербург в безопасности. Хотя мы не знаем, не нашли ли англичане противоядия.

Палец резко сместился на юг, в Стамбул.

— Турки. И вот здесь, господа, самое любопытное. Наш вчерашний враг сегодня может стать нашей единственной надеждой. Договор Смирнова для султана сейчас выгоднее, чем сомнительная война в союзе с европейцами. Верить на слово, впрочем, нельзя. Необходимо немедленно отправить в Стамбул посла. С золотом и заверениями в вечной дружбе.

Старые генералы недовольно закряхтели. Союз с басурманами…

Дверь кабинета распахнулась без стука, и в комнату, шатаясь, ввалился гвардейский капитан. За ним, поддерживая под руки, гвардейцы ввели человека, покрытого дорожной грязью и запекшейся кровью.

— Царевич! — выдохнул капитан. — Гонец из Чернигова! Едва прорвался!

Гонца усадили на стул. Он жадно осушил поднесенный ему стакан воды.

— Ваше высочество… — прохрипел он. — Измена… Гетман Мазепа… переметнулся. Открыл полякам дорогу. Его казаки вместе с ляхами жгут все… вырезают гарнизоны… Войско идет на Киев…

Дремавший Ромодановский открыл свои тяжелые веки. Его цепкий взгляд впился в гонца.

— Сколько их?

— Не счесть, ваше сиятельство… Тысяч тридцать, а то и больше…

Удар нанесли именно там, где они и ждали. Через Польшу. И ворота для этого удара распахнул тот, кому отец доверял больше всего. Злая, бессильная ярость обожгла царевича изнутри, и в памяти всплыли давние разговоры в Игнатовском. Сколько раз Учитель предупреждал: «Не верь ему, Государь. У этого старика душа кривая, как турецкая сабля». Но отец не слушал.

— Итак, вывод, — Алексей поднял голову. — Прямой угрозы столице пока нет. Наш флот и армия на западе, хоть и немногочисленны, скованы врагом. Главная задача — любой ценой сдержать удар возле Киева. Не дать им прорваться вглубь страны. Мы должны выиграть время, чтобы Государь смог вернуться.

Он замолчал, обводя всех тяжелым взглядом. В наступившей тишине он видел, как все смотрят на него, мальчишку, на чьи плечи только что взвалилась вся тяжесть огромной, воюющей Империи. Однако в их взглядах он прочел напряженное ожидание, они ждали приказа.

Поднявшись, Алексей заставил себя сделать глубокий, медленный вдох, и в этом вздохе растворились последние остатки мальчишеского страха. Легкая дрожь в руках, которую, он надеялся, скрывал полумрак кабинета, унялась. Перед ними стоял Наместник.

— Итак, господа, — голос, который он ожидал услышать срывающимся, прозвучал на удивление твердо и ровно, — поступим следующим образом.

Обращаясь к подчиненным, поочередно заглядывая в глаза каждому из присутствующих, он начал раздавать приказы.

— Генерал Голицын! — старик, еще вчера смотревший на него свысока, инстинктивно выпрямился, подбирая отвисшую челюсть. — Семеновский и Преображенский полки — под ружье. Немедленно. Через час чтобы выступили. Форсированным маршем на Смоленск. Задача — удержать город любой ценой. Вгрызайтесь в смоленскую землю, стройте редуты, но держите. Ингерманландский и Астраханский полки — на юг, на Киев и Чернигов. Мы должны заткнуть дыры в границе, создать стену, об которую они обломают зубы.

— Слушаюсь, Ваше Высочество, — четко, по-военному, ответил старый генерал, в его тоне впервые прозвучало уважение.

— Борис Алексеевич! — Алексей повернулся к Морозову. Купец замер, его рука застыла на полпути к бороде. — Война — это деньги. И железо. Казна не бездонная, мы это знаем. Все расходы по переброске и снабжению войск — на «Общей Компанейской Казне». Однако этого мало. Наша армия — голая. Игнатовский завод работает на пределе, он не справится с таким заказом. Нам нужен патронный и пороховой завод. Срочно. «Казна» профинансирует строительство, в обмен на долю в будущих прибылях. Вы, как главный акционер, возьметесь за организацию? Ваши люди знают, как это делать быстро и без лишнего воровства.

— Сделаем, царевич, — Морозов коротко, по-деловому поклонился. — Все сделаем. Место под Новгородом уже присмотрено, люди есть.

Алексей кивнул, зная, что на Морозова можно положиться.

— Яков Вилимович! — перевел он взгляд на Брюса. — В Игнатовское — мой личный приказ. Работать в три смены. Забыть про сон и утроить выпуск «Бурлаков». И «Катрин» в остроге. Мне нужны их механические глаза в небе и стальные кулаки на земле. Все имеющиеся «Катрины» — немедленно на западную границу. Пусть висят над лесами, над дорогами. Я хочу знать о каждом шаге Мазепы и его польских дружков, прежде чем они сами поймут, куда идут.

— Князь-кесарь, — обратился он к Ромодановскому, старый лис не упустил ни слова. — Ваша вотчина. Измена Мазепы — лишь первая искра. Сейчас по всей стране поднимут голову недовольные, обиженные, все, кто ждал момента. Ищите. Давите. Безжалостно. Выжгите эту крамолу каленым железом, пока она не подожгла нам дом за спиной.

С каждым отданным приказом Наследник чувствовал себя все увереннее. Он действовал, выстраивал оборону, как Учитель собирал бы новый механизм: узел за узлом, деталь за деталью, проверяя каждое соединение на прочность. В голове бился не вопрос «Что делать мне?», а «Как бы поступил Смирнов?». И эта мысленная сверка с единственным верным камертоном, придавала ему сил.

Когда все было сказано, он замолчал. Советники, получив четкие и ясные задачи, один за другим выходили из кабинета. Парализующая неопределенность ушла.

Последней поднялась Екатерина. Подойдя к нему, она положила руку ему на плечо. Ее глаза были полны слез, но она держалась.

— Ты справишься, Алеша, — тихо сказала она. — Ты — его сын. И… ученик Смирнова.

И вышла, оставив его одного.

Едва за ней закрылась дверь, с таким трудом удерживаемое спокойствие схлынуло, оставив после себя пустоту. Он взглянул на карту. И только теперь, когда не нужно было держать лицо, позволил себе увидеть все, как есть.

Тонкая, пунктирная линия его немногочисленных полков, растянутая вдоль огромной, дырявой границы. А за этой линией — ревущая, враждебная пустота, из которой в любой момент мог хлынуть враг. Он сделал все, что мог. Все, чему его научили. Запер двери, заколотил окна. Но дом был огромен, а рук отчаянно не хватало. Чтобы унять предательскую дрожь, он с силой вцепился в резной край стола.

Его взгляд метнулся к далекой точке на карте с надписью «Париж». Там — отец. Там — Учитель. Они в безопасности. Они скоро вернутся. Они что-нибудь придумают. Они всегда придумывают. Нужно только продержаться. Выстоять. Не опозориться. Не подвести их. Этот страх — страх не оправдать доверия — был для него страшнее любых армий Крестового похода.

Как бы еще помочь «Посольству» вернуться. Алексей задумался над самым главным вопросом.

Глава 11

В застывшем воздухе секунда растянулась в вечность. Взгляд выхватывал детали: расширенные от ужаса глаза юного солдата в первой шеренге; побелевшие, впившиеся в поводья костяшки пальцев полковника. Еще мгновение — и грянет огненный шквал.

— Ра-асступись! — истошный, сорвавшийся на визг крик полковника вспорол тишину.

Сломался. Взгляд Петра, неотвратимость медленно ползущей многотонной стальной махины — этого оказалось слишком. Первая шеренга, повинуясь животному ужасу, дрогнула и хлынула в стороны, сминая собственный строй. В стене мундиров возник рваный коридор.

— Вперед, — бросил я Нартову, и наша колонна с прежним механическим спокойствием втянулась в этот проход унижения. Я ловил взгляды разъяренных французских солдат — в них была ненависть и жгучий стыд. Они уступили. В этой дуэли нервов мы вышли победителями, вот только победа эта была с неприятным привкусом. Мы не обрели свободу, а только собственноручно подписали себе смертный приговор.