Железный лев (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Зато они есть у Его Императорского Величества. Выделить под вашу ответственность. Застроить типовыми проектами домов. Кирпичных. И отдать людям в лизинг.

— Во что?

— В аренду с правом выкупа. Так-то благотворительность. Только под такое дело много всяких производств образуется. Те же заводики кирпичные да цементные. Разве плохо? И с них потом прибыток в казну пойдет. И жест какой. Люди точно приметят. И станут истово молиться за Государя-Императора, а не так — для вида. Что тоже ценно.

Шипов нервно усмехнулся. Не любим он такие вопросы.

— Я что-то не так сказал?

— Все-то вы знаете, молодой человек… — покачал он головой с нескрываемым сарказмом.

— Это же элементарно, Сергей Павлович. Вложение денег в строительство приводит к увеличению производства строительных материалов и развитие экономики. Главное — не зевать и вовремя вешать тех дельцов, что цены станут поднимать на те кирпичи или иное.

— За что же их вешать?

— За шею, полагаю, — улыбнулся Лев. — Выгоду оборотом пусть берут. Иначе вся затея оборачивается натуральным вредительством. Ведь взвинтив цены на строительные материалы, они не захотят их снижать. Отчего объем стройки не увеличится и сделает каменные дома еще менее доступными для населения. Если же не спускать дельцам ничего, то они вовремя расширять производства станут. Заодно ища способы уменьшить издержки, например, через совершенствование технологий.

— Или ухудшение кирпича. — добавил Шипов.

— Так, а веревка нам зачем? — расплылся широкой улыбкой молодой граф. — Можно, в принципе, на кол еще сажать, говорят это имеет даже больший эффект с педагогической точки зрения.

— Экий ты кровожадный! — хохотнул нервно подошедший купец, который тут же трудился.

— Нет такого дела, которое не смогли бы испоганить дураки и воры. И если с первыми можно как-то совладать, просто их никуда не назначая, то с воров надобно, я мыслю, держать в страхе. Чтобы воровали аккуратно и не теряли здравомыслия.

— Трудно тебе придется на государевой службе. — оскалился Шипов. — Но интересно.

— Так что, Сергей Павлович, изложить вам мои соображения письменно? Я даже эскизы типовых домов могу набросать.

— А типовые-то зачем?

— Их проще, быстрее и дешевле строить.

— А как же красота города? Вы думаете, молодой человек, кому-то по душе будет Казань, застроенная таким образом?

— Вам шашечки или ехать?

— Что, простите?

— Украшательства фасадом можно оставить на потом, отдав их на откуп владельцев, как заедут…

Чуть позже в беседу включился Лобачевский.

Разобрался в сути предложения Льва Николаевича и охотно его поддержал. Настаивая на том, что хотя бы вокруг университета поставить сплошь кирпичные здания. Купцы, ремесленники и прочие тоже втягивались.

Шипов оглянуться не успел, как оказался в центре небольшого митинга.

Маленького.

Где-то на тысячу человек.

И этот молодой граф вон — забрался на коляску. И сжав в руках кепку, показывал ей куда-то, рассказывая про основы политэкономии. Выглядело жутковато. Сергей Павлович еще помнил историю тех тайных обществ, что пытались захватить власть в 1825 году. Сам в них состоял, догадавшись вовремя выбрать правильную сторону.

Но не пресекал.

Потому как Лёва «топил» за царя и агитировал купцов да прочих заниматься развитием производств всяких в Казанской губернии. Что, де, не торговлей единой.

Дело-то доброе.

И сам Николай Павлович, как и министр финансов Егор Францевич, примерно за тоже и стояли, когда его напутствовали на это назначение. Однако Шипову все равно было нервно. Очень нервно…

— Товарищи! В то время, как… — продолжал вещать этот студент, размахивая кепкой.

«Откуда она у него? Он же в фуражке студенческой был…» — пронеслось в голове у губернатора, что по какой-то причине зацепился за нее взглядом.

[1] Читая описания этого пожара, автор обратил внимание на то, что упоминались только разборка заборов между домами как мера противодействия распространения огня.

[2] ¼ пудовый «Единорог» являлся длинной гаубицей калибра 122 мм (48 линий), стрелявшая снарядами весом в 10 фунтов (четверть пуда). На 1842 год существовали несколько моделей этого типа орудий: и 1805 года, и 1838 года и иные. Отливались как из бронзы, так и из чугуна. В боекомплект к ним шли в основном картечь (шрапнельная, дальняя и ближняя) и гранаты (4,5 кг с зарядом в 205 г черного пороха).

Часть 2

Глава 3

1842, ноябрь, 3. Санкт-Петербург

Николай Павлович стоял у окна Зимнего дворца и наслаждался щебетом птиц, глядя на Неву.

Птицы, разумеется, находились внутри помещения. Вон в клетке сидели.

Да и Неву отсюда было не так уж и хорошо видно. Окна-то выходили на Адмиралтейство, а не сразу к реке. Из-за чего эту серую и мрачную махину удавалось охватить взглядом лишь частично[1].

Раздался стук в дверь.

Тихий.

Осторожный.

Можно даже сказать деликатный.

— Войдите.

— Прибыли Лев Алексеевич и Егор Францевич. Ожидают в приемной.

— Зови. Обоих.

Вошли.

Доложились.

Николай, наконец, повернулся к ним и присев на подоконник произнес:

— В Казани был пожар. Слышали?

— Разумеется, — ответил Перовский.

Министр финансов молча кивнул. Он после апоплексического удара чувствовал себя плохо и особого тонуса не имел. Оттого стал вялый. Но Николай за него держался, доверяя его опыту. Даже несмотря на то, что Егор Францевич почти постоянно просился в отставку.

— Сергей Павлович прислал свои предложения. Они сводятся к выделению ему денег на расширение улиц и переход к безусловному кирпичному строительству. Потому как деревянное слишком уязвимо к пожарам.

— Не слишком ли жирно для Казани? — задумчиво спросил Лев Алексеевич.

— Сергей Павлович считает, что начало массовой кирпичной застройки в Казани вызовет создания новых кирпичных заводов и не только. Через что снижение цен на строительные материалы и развитие экономики всего Поволжья и Покамья.

— Мне бы его оптимизм, — вяло улыбнулся Егор Францевич. — Дельцы просто поднимут цены на кирпичи, как только на них возникнет спрос.

— Это Сергей Павлович тоже упомянул, предложив таких вешать.

— Что простите? — закашлялся министр финансов.

— Вешать. — улыбнулся император. — Соглашусь, предложение радикальное, но здравое зерно в нем имеется. Он пишет, что, если сразу о том объявить, что тех, кто решит завышать цены или снижать качество станут вешать как разбойников, это просто будет не нужно делать. Люди испугаются загодя. Максимум одного-двух вздернуть, если усомнятся.

— Согласен, — улыбнулся министр внутренних дел, — есть в этом предложении здравое зерно. Но я, признаться, не ожидал от Сергея Павловича таких слов. Он же даже в Польше вел себя в высшей степени культурно. А тут такое…

Егор Францевич согласно кивнул.

— Что на Шипова нашло?

— Или кто… — скривился Николай Павлович. — Вы что-нибудь слышали о юном графе Льве Николаевиче Толстом?

— Нет, — честно ответил Перовский.

— А это не из-за него в нашей Академии наук переполох? — нахмурив лоб, спросил Канкрин. — Признаться, не помню уже точно, но, кажется какой-то Толстой фигурировал как соавтор статей Лобачевского. Говорят, что Михаил Васильевич Остроградский чуть не преставился. Бегал в бешенстве красный как вареный рак.

— Да? — удивился Перовский. — А я даже не слышал.

— Это едва ли кому-то было интересно вне узкого круга ценителей математики и близких к ней наук. Так что не корите себя.

— И как вам эти статьи? — поинтересовался император.

— Признаться, я не читал. Силы уже не те. Тот журнал я отложил, но пока не добрался. Медики требуют больше отдыхать. А дела министерства почти все силы и свободное время мое забирают.