Петров, к доске! Книга третья (СИ) - Ларин Павел

На нас пялились буквально все. Не то чтобы я опасался чьего-то интереса, но конкретно этот интерес был какой-то… настораживающей, с оттенком скандала, замешанного на любопытстве.

— Зуб даю, кто-то настучал про драку, — прошипел Макс, делая вид, что поправляет пионерский галстук. На самом деле он зыркал взглядом по сторонам, как заправский шпион, пытаясь оценить уровень проблем — В субботу в парке народу тьма была. Наверняка кто-то из училок или особо сознательных родителей мимо проходил или вообще в парке гулял, и офигел от такой культурной программы. Другой причины просто нет. Чего они все на нас пялятся? Или шарахаются… Вот, смотрите, что сейчас будет… Эй, Кашечкин!

Макс позвал нашего отличника и зубрилу, но тот, услышав свою фамилию из уст Микласова, шарахнулся в сторону, а потом вообще рванул в класс, с перепугу выбрав совсем не тот кабинет, который нужен.

— Поганый признак… — Покачал головой Демид. — Что ж за райончик у нас такой. День прошёл, а слухи по всей школе расползались. Черт… За драку в парке могут и выгнать. Тем более, Жаба на нас давно зуб точит.

— Да… — Ермак кивнул, наблюдая, как из-за угла в нашу сторону таращится компания шестиклассников. — Соглашусь. Такое чувство, будто грядут большие проблемы. Похоже, и правда кто-то видел драку. Последний раз такой ажиотаж был, когда Ваньку Лихачева из девятого класса отчислили. Помните? Год назад. Он тогда подрался в центре, во время праздника. Неужели слухи дошли…

— Или Толкач нажаловался, — предположил Серёга, озабоченно хмурясь. — Ему ж теперь терять нечего. Морда лица разбита, девчонка отшила… Остаётся только мелкие пакости делать. Уж ему-то наша «культурная программа» точно не понравилась.

— Да не, Толкач не станет, — возразил Ермаков, почесав затылок. — Это ж не по-пацански — учителям стучать после драки. Да и как ты себе это представляешь? Он живет вообще в другом районе, учится в «чушке», а придет к нашей директрисе жаловаться на драку. Не плети…Нет, тут что-то другое.

— Какая разница? — вздохнул я, — Результат один. У меня тоже такое ощущение складывается, что нас вызовут «на ковёр».

Собственно говоря, интуиция — великая штука. Не успели мы дойти до класса, как из учительской высунулась голова пионервожатой Любочки, вечно стремящейся быть «ближе к народу», и прозвучало сакраментальное, отдающее эхом по коридору:

— Петров, Микласов, Строганов, Ермаков, Демидов — к директору! Немедленно! Ногами шевелите! Движение — это жизнь!

Мы переглянулись. Макс картинно закатил глаза, как страдающий от несправедливости гений. Серёга сглотнул, побледнев. Для него ситуация уже привычно могла закончится батиным ремнем. А батя у Сереги — серьёзный человек. Он ко всему подходит основательно. Особенно к порке.

Димка с Демидом просто мрачно уставились в пол.

Поход в кабинет директора вообще, в принципе, не сулит ничего хорошего. А в данном случае тем более. Неспроста нас вызывали всей толпой, да еще и с формулировкой «Немедленно!».

— Накаркали… — Буркнул Строганов.

— Чего накаркали-то. — Хмуро ответил Макс. — Сразу было понятно, что-то не так. Идём уже.

Кабинет встретил нас запахом полироли, тиканьем настенных часов и строгим взглядом Владимира Ильича Ленина, который смотрел в нашу сторону с каким-то печальным недоумением.

Жаба тоже была на месте. Со стальным блеском в глазах и недлврльно поджатыми губами, она сидела за рабочим столом, сцепив пальцы в замок.

Я вдруг подумал, что в нашей директрисе есть что-то неуловимо похожее на Людмилу Владленовну. Может, директора школы проходят какую-то профподготовку в специальном месте? Например в каком-нибудь филиале ада, где их учат так выразительно молчать, испепепяя учеников взглядом.

— Чего притихли, орлы? — голос у Жабы был обманчиво спокойным, как поверхность болота. Чуть дернешься, сразу засосёт по самую макушку и хрен выберешься потом. — Ну-с, рассказывайте. Как субботний вечер провели? Культурно отдыхали, надо полагать? На концерте Чайковского, наверное?

Стоило директрисе произнести три последние фразы, да еще тоном, который буквально сочился ехидством, стало понятно — ей реально кто-то настучал. Но это не просто слух или разговор. Судя по ее решительному настрою, я быстрее сказал бы, что могла поступить какая-нибудь писулька… не знаю… из ментовки? Но мы же закончили все без участия сотрудников милиции…

Дальше последовал полноценный разнос. Минут на двадцать. Про недостойное поведение советских школьников, про позор на чести пионерского галстука, который мы, по её словам, втоптали в грязь парковой аллеи. Фантазия, конечно, у директрисы… Обзавидуешься. Это ж надо было так завернуть.

Про то, что наши фамилии уже известны в детской комнате милиции (явное преувеличение, но звучало убедительно, как приговор). И про то, что если подобное повторится, то сначала вызовут родителей ( в этом месте Строганов громко и протяжно вздохнул), а потом могут даже из пионеров исключить с последующим переводом в вечернюю школу для особо одарённых хулиганов, где из нас быстро «выбьют всю дурь».

Макс пытался что-то сказать в наше оправдание, про самооборону, про то, что не мы «напали первыми!», но был немедленно осажен грозным рыком, от которого задрожали стёкла: «Молчать, Микласов! Когда с вами разговаривает директор, рот открывать только по разрешению!».

В общем Жаба сегодня была в ударе. Варианта два. Либо мы ее все достали окончательно. Либо о драке она реально узнала в не самых приятных для себя обстоятельствах.

В момент, когда Александра Ивановна вдохновенно перечисляла все возможные кары, которые непременно свалятся на нашу голову, дверь кабинета вдруг тихонько приоткрылась, словно кто-то пытается просочиться сквозь щель, и внутрь протиснулась Наташка Деева. В руках у неё наблюдался классный журнал, хотя ему место точно не в директорском кабинете, вид у девчонки был — сама невинность, прилежание и воплощение идеальной ученицы.

— Александра Ивановна…— Наташка осторожно сделала несколько шагов в сторону директрисы. — Вы простите, что я вот так, без приглашения. Стучала, но вы, наверное, не слышали… Я тут журнал брала в учительской. Попросила Валентина Сергеевна… и услышала… В общем… Не могу остаться в стороне. Это будет не по-товарищески. Вы должны знать всю правду по поводу ситуации, которая случилась в парке. Она была неоднозначная. Та сторона…ну то есть ребята из соседнего района… они первыми начали, провоцировали, выражались непотребно. А… наши, то есть мои одноклассники, они конечно, погорячились, наверное. Надо было просто уйти… но… они защищались. И еще… Там такое дело… Главный зачинщик драки, он начал цеплять их из-за меня… Поэтому все так и вышло. Если вы не против, я бы могла вам объяснить более подробно, но наедине. А так вообще, мальчишки у нас хорошие, учатся неплохо, в общественной жизни участвуют… Ну вот Алексей Петров, например, на субботнике лучше всех работал! И в кроссе всегда призовые места занимает! А Максим Микласов, он на первенстве района тогда тоже отличился, в прошлом году. Помните? Вы извините, что я вмешиваюсь… Просто… Может, не стоит так сразу?..Если вы согласитесь меня выслушать, я расскажу вам более подробно.

Наташка говорила быстро, чуть сбивчиво, но при этом ее лицо выражало максимальную степень решительности и уверенности в своей правоте.

Деева вообще смотрела на директрису так преданно и честно, словно давала клятву верности на Красном Знамени.

Это было неожиданно, конечно. Уж что-то, а появление Наташки да еще ее столь конкретное вмешательство поразило меня до глубины души. Видимо, девчонка узнала о том, что нас вызвали в кабинет и попёрлась следом.

В общем, взволнованная и сбивчивая речь Деевой возымела результат. Стальное сердце Жабы слегка дрогнуло. Броня дала небольшую трещину.

— Ладно, Деева, — смягчилась она, хотя взгляд всё ещё был строгим. — Твоё заступничество учтём. Вижу, болеешь за свой класс. Но вы, — она снова вперила в нас грозный взгляд. — Имейте в виду! Это последнее предупреждение! Ещё один подобный инцидент — и разговор будет совсем другой. И ничьи заступничества не помогут! А теперь — марш на уроки! И чтобы я вас больше по такому поводу не видела! Чтобы в школе была тишина, а не гул после ваших похождений!