— Я! Это ты, Сидоров?
— Я. Пароль скажите.
— Ну ты зануда, Сидоров. Вымысел.
— Фантазия. Проезжайте.
— Издеваешься?
— Нас тут всего трое, товарищ лейтенант, — обиженно сказал Сидоров. — Так что пусть ваши разведчики брёвна оттащат, тяжёлые они. А мы поможем.
Дорогу освободили за несколько минут, и ещё через минуту-другую «опель» через импровизированный КПП въехал в расположение дивизии.
Точнее, того, что от неё осталось.
Тем не менее, лагерь был устроен по всем правилам: на сухом возвышенном месте в несколько рядов серели палатки. Так же Максим заметил наспех сооружённые блиндажи и землянки, отхожие места, плац. Даже нечто вроде парка техники имелось — относительно ровная площадка, на которой в три ряда стояло два с половиной десятка «полуторок». Чуть в стороне Максим увидел четыре танка: два Т-26, один КВ-1 и одну «тридцатьчетвёрку». Здесь же стояло несколько семидесятишестимиллиметровых дивизионных пушек.
Пока разгружались, относили и отводили в медсанбат раненых, размещались, начало светать.
Латышев и Максим успели позавтракать трофейными консервами с хлебом и запить завтрак чаем, когда их нашёл ординарец комдива — пожилой солдат лет пятидесяти по имени Кузьма Степанов. Рассказывали, что комдив взял к себе Степанова ординарцемпосле того, как погиб его прежний, прикрыв комдива от осколков мины своим телом. Степанов был в группе бойцов, которая дрогнула при бомбёжке и без приказа отступила с передовых позиций. На первый раз комдив их простил и снова отправил на передовую. А Степанова взял к себе ординарцем по причине того, что был он ему ровесником, человеком семейным, многодетным и обстоятельным.
— А ещё раз побежишь — сам пристрелю, — якобы сказал он Степанову.
С тех пор Степанов честно служил своему начальнику и командиру и стал воистину незаменимым [2].
— Товарищ комдив просит к себе, — сказал он степенно.
Комдив — высоколобый генерал-майор лет сорока с лишним, с щёточкой усов под крупным носом и волевым подбородком ждал их в своём блиндаже. От Латышева Максим уже знал, что зовут комдива Илья Васильевич Васильев, а от КИРа — его судьбу.
Но сейчас, в середине сентября сорок первого года, генерал-майор был жив и ждал от разведки нужных, как воздух, сведений.
И эти сведения ему были предоставлены.
После того, как Латышев кратко и ёмко доложил о результатах разведрейда, пришла очередь Максима.
— Разрешите сказать, товарищ генерал-майор?
— Говорите, лейтенант.
— Мне кажется, нужно идти на прорыв сейчас, пока ещё не поздно. Бить в стык между частями Гудериана и Клейста. Они пока не замкнули клещи, но очень скоро это сделают.
— Надо же, — насмешливо произнёс генерал-майор. — Всего младший лейтенант, к тому же лётчик, а уже военачальник. Стратег! Полководец! Александр, мать его, Македонский. Откуда у тебя такие сведения, лейтенант?
[1] Сапоги (жарг.)
[2] Оммаж «Солдатами не рождаются» Константина Симонова. Степанов частично списан с ординарца Серпилина Птицына.
Глава двенадцатая
— Это очевидно, товарищ генерал-майор. Мой двенадцатый истребительный полк прикрывал бомбардировщики, которые как раз и наносили удар по передовым частям Гудериана.
— И как, прикрыли?
— Частично, — признался Максим. — На нас навалилась без малого эскадра «мессеров». Девяносто машин против наших сорока. Семнадцать истребителей И-16 и двадцать три СБ. Но мы дрались до конца.
— Знаю про этот бой, — кивнул Васильев. — Вчера по рации получили сведения. Героический бой. Для тебя лично сообщаю, что на аэродромы вернулось семь истребителей и десять бомбардировщиков. Мы как раз хотели о поддержке с воздуха договориться, но… Твой полк, лейтенант, вместе с остатками дивизии улетел в тыл. На доукомплектование.
— Ясно, — пробормотал Максим. — Значит, мне теперь с вами к своим пробиваться.
— Правильно мыслишь. Что умеешь на земле, лейтенант? Кроме как давать ценные советы генералам, — комдив едва заметно усмехнулся.
— Разрешите доложить, товарищ генерал-майор! — вытянулся Латышев.
— Давай, разведка.
— За время, проведённое с нами, младший лейтенант Николай Свят проявил себя с самой лучшей стороны. Да что там, прямо скажу, он прирождённый разведчик и боец! Мало того, что лично уничтожил немецкую разведку в количестве троих человек и завладел их оружием, так чуть позже захватил двоих немцев на мотоцикле, которые везли обед на передовую. Обед достался нам, и это было очень вовремя.
— А немцы? — спросил комдив. — Вы что, пленных сюда притащили?
— Никак нет, товарищ генерал-майор.
— Расстреляли?
— Мы их раздели до трусов и оставили в лесу, — сказал Максим. — В таком виде они не скоро доберутся к своим. Если вообще доберутся.
Комдив хмыкнул, но промолчал.
— Также товарищ младший лейтенант посоветовал взорвать железную дорогу и был инициатором засады, в которой мы уничтожили взвод немцев, усиленный танком и захватили грузовик «опель». При этом танк подорвал лично он, метнув под гусеницы связку гранат. Больше того. Когда пришла пора собирать трофеи, именно младший лейтенант Свят догадался как снять с немецкого танка пулемёт. Никто из моих красноармейцев не смог. Включая меня. А он смог.
— Да ты герой, младший лейтенант! — искренне сказал Васильев. — Хоть и стратег. Готовь дырку для ордена. И ты, Латышев, готовь. Вместе со списком тех, кто особо отличился. И принимай роту. Назначаю тебя командиром.
— Слушаюсь, товарищ генерал-майор! — снова вытянулся Латышев.
— Да хватит тебе тянуться, — проворчал комдив. — Не на плацу. Пополнения нет, сам понимаешь, поэтому обходись тем, что есть. Товарища младшего лейтенанта даю тебе в подчинение. Взводным. Примешь неполный разведвзвод, лейтенант?
— Так точно, приму, товарищ генерал-майор, — ответил Максим. — Спасибо за доверие.
— Дивизия большие потери понесла, — вздохнул Василев. — Если тридцать процентов в строю осталось — это хорошо. С боеприпасами, продовольствием и всем прочим тоже дело швах. Что до прорыва и удара в стык… Благодарю за совет, лейтенант, но всё это мне известно и без тебя. Однако приказ должен исходить от командующего армией товарища Кузнецова Василия Ивановича. Полученные вами разведданные я ему, разумеется, передам сегодня же. Всё, свободны.
Максим и Латышев отдали честь, повернулись кругом через левое плечо и покинули блиндаж.
По сведениям, которые Максим получил от КИРа, уже сегодня, четырнадцатого сентября, отдельные передовые механизированные части Гудериана и Клейста должны соединиться в районе Лохвиц. А пятнадцатого сентября крышка киевского котла захлопнется окончательно. Дальше положение для окружённых советских армий будет ухудшаться с каждым днём.
— Хреново дело, — сообщил Максим Латышеву, когда они вышли от комдива.
— Это ты о чём? — не понял тот.
— О прорыве к своим. Надо выдвигаться прямо сегодня. В самом крайнем случае — завтра. Иначе много людей потеряем. Катастрофически много.
— Мы на войне, — философски заметил Латышев. — Здесь потери неизбежны. У меня, вон, от роты едва взвод остался.
— Но их можно уменьшить!
— Сильно ты их уменьшил, когда ваши семнадцать «ишачков» с почти сотней «мессеров» схлестнулись? Бомбёры я не считаю.
— Это другое, — сказал Максим.
— Да ну? И почему это? У вас был приказ, и вы его выполняли. Мы тоже сначала дождёмся приказа. Что здесь непонятного? Комдив ясно сказал. Разболтался ты в своих партизанах.
— Да, — вздохнул Максим. — Наверное, ты прав. Действительно, разболтался. Привык, что сам себе командир.
— Отвыкай. Хотя…
— Что?
— Мы же разведка, свободы действий у нас поболе, чем у остальных. Опять же, инициатива хоть и наказуема, но никто её не отменял.
— Понял тебя — сказал Максим. — Тогда слушай, проявляю инициативу. Сколько бойцов в роте осталось?
— С нами — двадцать. Еще шестеро тех, кто прибился из других частей.
