Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Фотографии показывают умиротворение и счастье, – подлила Лилия масла в огонь и насмешливо улыбнулась.

Она явно была раздосадована моей поездкой к Ангелине.

– И разбивают мне сердце, мой милый, – добавила она и засмеялась, залившись как хрустальный колокольчик. – Ну да ладно, ради дорогого друга, такого как ты, я готова пожертвовать своим единственным сердечком. А ты, Настя?

– В виртуальных мирах действуют виртуальные персонажи, – раздался позади меня голос, я обернулся и увидел Аню Рекс. – Ни с нами, ни с реальной жизнью они не имеют ничего общего. И то, что мы видим в социальных сетях, как правило, оборачивается глупым, тупым и никчёмным трёпом, а счастливые лица оказываются большим обманом. Если бы мы видели эти лица за несколько секунд до начала съёмки, то никогда бы не поверили, что они могут показаться нам такими счастливыми. Ну и это очередной пример истины, о которой я говорю. То, что вы обсуждаете – всего лишь симуляция. К тому же Сергей давно остыл к этой фарфоровой кукле.

Настя и Лиля от удивления распахнули глаза.

– А ты‑то, худышка, откуда знаешь⁈ – прищурилась Лиля. – Ты что, ещё и говорить умеешь?

– Какое мудрое и глубокое наблюдение, – покачала головой Настя. – Повтори, я запишу.

– Судя по всему, – усмехнулась Лиля. – Десять лет, прошедших в этих стенах, помогли этой провидице постигнуть суть мироздания.

Она засмеялась, а Настя нахмурилась.

– Спасибо, что научила нас уму‑разуму.

Грошева покраснела, опустила голову, чёлка упала на лицо, она повернулась и тихо, как тень, заскользила по коридору.

– А ведь она единственная, кто здесь прав, – сказал я. – Давайте, кстати займёмся получением знаний. Может, тоже постигнем суть мироздания…

– Ну, ладно, Сережка, изменщик! – улыбнулась Лиля. – Мы с Настей больше с тобой не играем. Ты видела эти счастливые лица на фотках? Жених и невеста…

Настя не ответила, и, повернувшись, пошла на урок.

Сегодня Краб остался мною недоволен.

– Ты вялый и безынициативный, будто не спал трое суток! – сердито заявил он после тренировки.

В принципе, он оказался не так далёк от истины. Кое‑как выжив после всех этих бросков и ударов, часть из которых я действительно сегодня пропустил как последний лох, я поехал к Кукуше. Если бы не машина, не дошёл бы наверное.

– Ну как там столица? – кивнул дядя Слава, наливая мне чай с шиповником.

Я с ним разговаривал по телефону, так что он был в курсе моих передвижений.

– Дорогая моя столица, золотая моя Москва. Прекрасна – золотые купола, звёзды, триколор, двуглавые орлы, бояре без бород. Пётр Лексеич был бы доволен.

Кукуша усмехнулся.

– Надо будет смотаться, посмотреть, – сказал он, – а то ты прям такую рекламу сделал.

Я тоже улыбнулся.

– А как Лариса?

– Осваивается в новой жизни. Привыкает.

– Обратно не тянет?

– Нет. Думаю, пока новые впечатления не приелись, не тянет.

– Понятно, – кивнул я и отхлебнул чаю. – А от Матвеича ничего не слышно?

– Нет, не появлялся пока.

Болтая ни о чём, мы добрались уже и до погоды, будто специально оттягивая важный разговор, который нам предстоял.

– Ладно, – легонько хлопнул я ладонью по стойке. – Не будем ходить вокруг да около.

– Не будем, – хмуро согласился Кукуша.

Мы замолчали, глядя друг на друга. Где‑то хлопнула дверь, раздались громкие голоса.

– Что скажешь? – кивнул я.

– В принципе или конкретно?

– Давай сначала в принципе.

– В принципе скажу так. Нужно оборудование, кое‑что подкупить. И, несмотря на то, что дело непростое, прямо скажу, сейф серьёзный и фирма солидная, но сделать его можно.

– За сколько по времени?

– Ну, ты спросил! За сколько по времени… За три секунды, блин… А может, за три часа…

– Нет, трёх часов у нас не будет.

– Не будет, – покачал головой Кукуша и нахмурился.

Снова повисла пауза. Кукуша откашлялся.

– Ну, дядя Слава, чё ты крутишь хвостом? Говори как есть, не чужие люди. Что, что тебя беспокоит? Не хочешь браться за старое?

Кукуша поморщился и вздохнул.

– Хочешь, не хочешь… причём здесь желание?

– Слушай, дядь Слав, не морочь голову. Давай без этих вот книксенов, режь правду‑матку.

– Дело не в хочешь или в не хочешь, – повторил он. – Дело в том, что у меня опыт‑то есть кое‑какой.

– Не сомневаюсь. Не то, что кое‑какой, я так понимаю, ты эксперт настоящий.

Он выставил передо мной кисть, поиграл пальцами, демонстрируя свои боевые заслуги в виде синих перстней.

– Видал? – кивнул он. – Что это значит, смекаешь?

– Смекаю.

Я действительно смекал. Тут большим умом обладать и не надо было, чтобы смекнуть простую вещь. Если он ещё разочек попадётся, его законопатят конкретно, как говорится, всерьёз и надолго.

– Я же ведь зарок дал, Серёга, – покачал он головой. – Понимаешь? Воровской зарок.

Я кивнул.

– Зарёкся, что всё, никакой больше медвежатины, а жизнь честная и открытая, нормальная жизнь. С Ларисой на морюшко сгонять, пивасика попить. Радость должна быть у человека, а не только тоска. Ты молодой, ну, как бы и старый. Не знаю, как сказать. Ну, короче, я к тому, что ты ведь понимаешь, что я говорю…

– Допустим, – кивнул я.

– Ну, раз понимаешь, – покачал головой Кукуша, – то можно и не разжёвывать очевидное. Мы часто и без слов понимаем, да?

– Бывает и такое, – кивнул я.

– Я ведь на ноги встать хотел, чтобы без этого всего…. И встал даже, видишь? Бизнес, ёлы‑палы, завёл. Озолотился в натуре. Но дело не в этом. По большому‑то счёту человеку не нужно золота – ни золотых там типа тарелок, ни унитазов. Ему ж другое надо. Ты меня понимаешь, Серый?

– Понимаю, дядь Слав, – ответил я, ибо как тут было не понять.

Да, на самом‑то деле я просто старался об этом не думать. О том, чем рискует он, дядя Слава, в юности имевший погоняло Кукуша, за тонкую шейку, большой рот и щуплое тельце, как у кукушонка. И я не хотел задумываться над тем, что будет с ним. По большому счёту, он свою борьбу уже закончил, повоевал с жизнью. И жизнь его хорошенечко уделывала, и не один раз.

И теперь, когда впереди забрезжило что‑то спокойное и просто человеческое, я снова вытаскивал его на тонкий лёд, который готов был провалиться в любую минуту. Провалиться и не дать ему выплыть наружу. Рисковал ли я? Естественно. Но всё это дело было частью меня, частью Сергея Бешметова, частью его жизни, которая вдруг стала жизнью и Сергея Краснова. Но имел ли я право подвергать такому риску Кукушу, который за эти дни показал себя верным, искренним, преданным?

– Ты знаешь, племяш, – сказал он, – когда ты появился, у меня прям огонь в груди загорелся. Я понял, что вот сейчас, вот он, вот он, Бешеный, который теперь‑то уж точно установит справедливость. Да только хочу тебе сказать, чтоб ты остановился на минутку, обождал, подумал, чтобы этот путь тебя не привёл туда, где я уже несколько раз побывал. И я тебе точно говорю, ничего там хорошего нет. Да и не ради этого жил Сергей Бешметов, чтобы кто‑то, стараясь отомстить за него, сам встал на скользкую дорожку. Понимаешь меня?

Он помолчал. Налил себе из крана пива в маленькую кружку и сделал несколько больших и громких глотков.

– Знаешь, – добавил он и поставил кружку на стойку, – мне, признаюсь, иногда кажется, что ты – это он, Бешеный. Особенно, когда забудусь, когда мы с тобой куда‑нибудь гоним, что‑нибудь такое, у меня прям чувство возникает, что это он. Но и ему б я сейчас сказал то же самое.

Мы помолчали.

– Не вопрос, дядя Слава, – наконец сказал я. – Ты прав. И вообще забудь, что я говорил про это дело, ты по‑другому поможешь наказать Никитоса. Рисковать тобой я не собираюсь. Что же касается пути, который я выбрал… Что ж, скажу так. Это путь мой, а начал его Бешметов. Я подхватил эстафету и останавливаться не собираюсь. И меня не остановят на этом пути. Никто и ничто. Так что, вот такие дела.