Фактор роста (СИ) - Сурмин Евгений Викторович

— Четвёртое… с этим вертолётом к нам пришлют человека… в небольших чинах, но очень уж непростого… скажем так, имеющего нехорошее свойство вызывать неприятности у окружающих. Сам понимаешь я сейчас не про матросов, да мичманов говорю.

— От Берии человечек?

— В том то и загвоздка, что непойми чей он. Уж больно его мотает из стороны в сторону.

— А откуда про него известно то, Арсений Григорьевич?

— Друг у меня в Москве служит в артиллерийском главке при хорошей должности. Сдружились ещё вначале 20-х, когда я в Тимирязевской сельхозакадемии учился.

— В сельхоз академии? А как же вы на флоте оказались, Арсений Григорьевич?

— Так чего проще, комсомольский призыв.

— Ясно.

— Короче, слушай. Так получилось, что у этого майора… Ха! Что не ожидал, Тимофей Иванович?

— Не ожидал, Арсений Григорьевич. Думал хотя бы капраз, то есть по ихнему полковник.

— Майор. И очень молодой. Мальчишка ещё, если по годам.

— А если не по годам?

— Тогда, пожалуй, не меньше нашего уже хлебнул, если не поболее. Маршал Кулик, земля ему пухом, с ним в контрах был. Очень уж майор, понимаешь, много крови ГАУ, даже правильнее сказать, лично Григорию Ивановичу, попортил постоянной критикой.

— Маршалу? Майор?

— Не перебивай, Иван Тимофеич. Да маршалу. Сейчас обрисую основные вехи его биографии, сам поймёшь почему Кулик его серьёзно воспринимал, да приказал моему другу сведения о майоре собрать.

— Выходит не понадобились сведения Григорию Ивановичу, преставился красный маршал. Горе то какое. А майор этот, значит живчиком, да к нам собирается.

— Не пойму, Тимофей Иваныч, у тебя злорадство что ли в голосе наблюдается?

— Злорадство, не злорадство, а любить мне маршала Кулика особо не за что. Был случай, пересеклись наши дорожки.

— Ладно, захочешь, потом расскажешь.

— Расскажу как-нибудь.

— Хорошо. Перейду к сути. В 38-м, сразу после училища, тогда ещё, разумеется, зелёный лейтенант, майор попадает в Забайкальский округ.

— С японцами значит схлестнулся?

— Схлестнулся. Попал в разведку. Не единожды ходил за линию фронта, и судя по Золотой Звезде Героя, весьма успешно. Был тяжело ранен. Но самое главное, на Халкин-Голе его заметил, во-первых, Жуков, во-вторых, почему-то Смушкевич. Приятелями они, конечно, не стали, но отношения с обоими у майора выходят далеко за рамки служебных.

— Кулик артиллерист, Смушкевич лётчик. Чудны дела твои господи.

— Тимофей Иваныч, не в службу, давно тебя хотел спросить. Ты всё-таки, как к богу относишься? То глянешь с одной стороны, убеждённый атеист, прогрессивный человек, а то, как посмотришь-посмотришь с другой и вроде, как дед замшелый, в бога верующий изъясняешься.

— Дык, если скажем у себя в кабинете или на митинге каком, то полностью до самых поджилок атеист, даже не сомневайся Арсений Григорьевич. А вот ежели в море на эсминце и только и думаешь, как бы на германца не выскочить, то тут, звиняйте товарищ адмирал, немножко верующий и даже суеверный.

— Ха-ха. А вы выходит тот ещё приспособленец, товарищ капитан первого ранга.

— Так жить захочешь и не так раскорячишься, товарищ контр-адмирал.

— Это верно. Сухопутным никогда не понять, что там всё по-другому. А майор в Зимнюю объявился. Уже командиром подразделения по борьбе с разведгруппами финнов. По итогам «Знамя» и ещё одно тяжёлое ранение.

— Боевой значит товарищ.

— Говорят, про него там чуть ли не легенды ходили. В общем как бы там не было, после Зимний майор становится депутатом Верховного Совета.

— Лихо! Есть у меня знакомец «под шпилем» [26], давно что-то я его здоровьем не интересовался.

— Правильно, вот и поинтересуйся. Сегодня же, настоящее имя майора, Виктор Самойлов. После излечения майор остаётся в армии, его назначают начальником каких-то сержантских курсов. Но, похоже, деятельной натуре майора гонять сержантов было скучно, и он параллельно становится консультантом коллегии наркомата вооружений.

— А если к этому прибавить ещё и его депутатство, становится понятно недовольство Григория Ивановича. Депутатов Верховного Совета у нас знамо меньше, чем майоров.

— Сейчас, этот Самойлов в основном занят авиацией. Мотается по заводам и КБ наводит шороху, но говорят человек с головой, порой и дельные советы даёт. Так что конструктора его ценят, а вот производственники шарахаются от майора как чёрт от ладана. Вроде бы он даже поспособствовал тому, что парочка полковников, подумавших, что имеют дело с просто майором, сейчас поправляют здоровье на золотых приисках Магадана.

— Сурово.

— Знающие люди говорят, майор после Зимней так и продолжил воевать, и в голове у него шарики за ролики немного того… К большой войне готовится.

— Так ли уж сильно он и не прав, Арсений Григорьевич? Вся страна готовится.

— Но не так рьяно. Хотя сейчас в верхах похоже то же склоняются к мысли, что летом быть войне. Неспокойное время, сам знаешь. Так что от этого майора и польза может быть. Сейчас вот он занят системой ПВО, на пару со Смушкевичем лётчикам хвосты накручивают.

— Слышал я последнее время в авиации сплошной «красный террор», прямо 37-й год в отдельно взятом роду войск.

— В 37-м армию хорошо вычистили от случайных людей и троцкистов, правда потом Ежов берега потерял. Если авиацию сейчас почистят без прошлых перегибов это будет только на пользу. В общем друг мне рассказал о трёх эпизодах из жизни Самойлова, а выводы сказал сам делай.

— Слушаю, Арсений Григорьевич.

— Первый, Самойлова отправили с Мехлисом в инспекционную поездку на Черноморский Флот. Некоторые товарищи, зная тяжёлый характер наркома государственного контроля, думали, что молодой майор где-то да вызовет недовольство Льва Захаровича.

— Я так понимаю не вызвал. А это было ещё при Октябрьском или уже при Льве Анатольевиче Владимирском?

— А вот вскорости после их приезда, Октябрьского на Дальний Восток и перевели. Конечно, при чём тут майор. Случайность. Второй эпизод случился не так давно, в марте этого года. Орлы с этих самых сержантских курсов что-то не поделили с товарищами из ГАБТУ. В результате у танкистов вскрылся целый контрреволюционный заговор, сращенный с бандой националистов. И это в Москве, под носом у Федоренко, да и у Берии. Представляешь? Управление до сих пор лихорадит, Яков Николаевич чудом со своего поста не слетел. В столице считают, так легко отделался потому, что гниль не проникла выше среднего командирского состава. Впрочем, следствие ещё идёт.

— Интересно что же такого они не поделили. Как думаете, Арсений Григорьевич?

— Мой московский, как у вас говорят, источник, сообщил, что очевидцы событий молчат, как в рот воды набравшие, а вот слухи ходят самые разнообразные. Вплоть до того, что комиссию танкистов во главе с замнаркома под пулемётными стволами положили в грязный снег, а потом ещё и чуть ли не собаками травили. Представляешь?

— Забавно.

Флотоводцы помолчали, каждый думаю о чём-то своём.

— Значит два случая совпадение, так, Тимофей Иванович?

— Выходит так.

— Слушай тогда про третий эпизод. Хотя ты про него и так слышал. Это когда Смушкевич устроил на подмосковном аэродроме ПВО суточные учения максимально приближённые к боевым.

— Опа! Это после которого Рычагов, Штерн и ещё куча других высокопоставленных авиаторов рангом пожиже слетели со своих должностей?

— Точно.

— А майор тут каким боком?

— Он там был. И не просто был, а очень активно управлял процессом. Представляешь, вывел всех, кто не смог доказать, что не бездельничает, на взлётное поле и заставил противовоздушные щели копать. Перед этим легко набил морду самому здоровому лётчику и произнёс целую речь, про то какие они здесь тунеядцы и алкаши и кто не готов пахать до кровавых соплей, тот пусть вымётывается из авиации, иначе он их всех к ногтю.

— Может привирают лётчики то, Арсений Григорьевич?