Великий диктатор. Книга третья (СИ) - "Alex Berest"

В ответ я получил волну благодарного тепла и знакомое, почти кошачье, тарахтение. И почти моментально заснул, как только моя голова коснулась подушки. Снилось мне что-то чудесное и приятное. Я снова летал над цветущими лугами, среди громадных и красивых цветов, и радостно смеялся.

Проснулся выспавшимся и счастливым. Раскинувшись на своей кровати, какое-то время просто лежал и пялился в темноту, прислушиваясь к звукам просыпающегося дома. Вот стукнула дверь напротив моей комнаты — значит, сестрица Анья уже проснулась и хлопочет по хозяйству. А раз она проснулась, то и матушка с бабулей уже вовсю не спят. И чего тогда я валяюсь в постели?

Поднялся, на ощупь добрался до своего письменного стола и зажмурился от яркого света включенной мной настольной лампы. Проморгался и, быстренько переодевшись в домашнее, пошёл искать родных.

Первой мне попалась Анью, с каким-то кульком на руках.

— На, подержи, — сестра всунула мне в руки этот свёрток и умчалась наверх.

Не понял. Она, что, не узнала меня? И чего это мне сунули? Сверток оказался запеленованным младенцем. Который вовсю пялился на меня. И, судя по недовольно шевелящемуся носу и капризно надутым губам, явно собирался поорать на своего дядю.

— Утю-тю-тю. Это кто у нас такой, — засюсюкал я с ребенком. — А как тебя звать? Ты у нас Матти или Кауко? — То, что это мальчик, я твердо знал от старшего брата, а вот имени он мне не сообщил.

— Хейди. Его звать Хейди, Матти, — произнёс голос бабушки Ютты у меня за спиной. — Приехал. Дай я тебя обниму. А вырос-то как! — Бабуля подошла и, осторожно меня обняв, чтобы не потревожить правнука, приподнялась на цыпочки и расцеловала в щёки. И отобрала у меня свёрток с младенцем. — Как ты его держишь? Ему же не удобно. Давай его сюда.

— Ой! — послышалось сбоку. — Матти приехал! — заголосила Анью и с визгом кинулась обнимать.

И на её крик тут же из всех щелей полезли родственники. Прибежала мама, выбрался из спальни сонный отец, нарисовался Пентти — муженёк Анью. И последними к нашей куче-мале присоединились Лукас и Петер, которые слетели по лестнице с мансарды как два маленьких облачка в своих ночных рубахах.

— Матти, а ты на утреннем поезде приехал? — успел первым спросить у меня Лукас, как только мы все уселись за стол.

— Нет. Я вчера приехал.

— А как ты двери открыл? Я же сама на засов её запирала! — удивилась баба Ютта.

— Мне её Хиири открыл, — пожал я плечами.

После этого моего сообщения, на минуту повисло удивлённое молчание, которое мне пришлось прервать, чтобы они себе ничего лишнего не додумали. А то дедуля уже до вождя пяру додумался. Им волю дай, так они и «Кекри» (покровитель домашнего скота) у нас в сарае найдут.

— Мам, ба, а мямми ещё осталось? Или эти всё слопали? — и я кивнул на мелких.

— Ой! Ты же голодный! — тут же опомнилась матушка, и в компании с бабулей начала быстро накрывать на стол.

Пока они накрывали батя меня расспрашивал про болезнь деда, про нашу поездку и попутно хвастался достижениями нашего городка и лично его, как градоначальника. Оказалось, что за время моего отсутствия, Яали прирос ещё на двести горожан, обзавёлся собственной телефонной станцией и городской гостиницей. После чего мелкие показали мне телефонный аппарат, который повесили в самом уголке гостиной, между дверьми в гостевую спальню и библиотеку. Почти такой же, какой был в нашем городском доме в Улеаборге.

Про происшествие с дедом я рассказал вкратце, замолчав историю с сиделкой и с прочими его капризами. Зато поведал какой дед у нас кремень, что сразу после болезни занялся делами и рванул в Петербург. По-моему, даже чересчур его перехвалил, так как баба Ютта стала хмуриться и слишком подозрительно на меня смотреть. Впрочем, дополнительных вопросов не задавала — что не могло не радовать.

А сразу после завтрака, когда отец убыл на службу, а мелкие унеслись в дом пионеров, чтобы обрадовать Стрёмберга известием о моём приезде, я был утащен матушкой в библиотеку — «поговорить».

— Матти! Посоветуй! Что мне делать? Моё мыло никто не хочет покупать! У меня скоро кончатся личные деньги, чтобы платить зарплату работникам, — с места в карьер начала разговор мама. — Ты же сам знаешь, что моё мыло очень хорошее. Почему его никто не хочет брать? Я же и прошу за него от десяти пенни за кусок.

— Не понял. А кому ты пытаешься его продавать? Или ты и лавку свою открыла?

— Нет, я рассылала предложения по магазинам, но мне отвечают, что пока не нуждаются в моих товарах.

— Подожди, подожди. Я не понимаю. А ты что, не предлагала своё мыло нашей компании? У нас же на каждом заводе душевые, при каждом рабочем посёлке бани, дядя Тапио каждый месяц несколько пудов мыла покупает у Стокманнов. А зачем его где-то на стороне покупать, если есть своя мыловарня?

— Ой. Я не подумала, Матти. Спасибо! — одновременно расстроилась и воодушевилась родительница. — Сегодня же съезжу в Улеаборг и обговорю всё с Тапио, — и мама собралась тут же бежать, но я её придержал за руку.

— Я не закончил, мам. Какую-то часть мыла и я куплю у тебя, для распространения или для призов моим пионерам. Но, если ты хочешь по настоящему заработать на мыле, то тебе надо выпускать не просто несколько его сортов. Думаю, что большую прибыль тебе даст фигурное мыло. Вырезать несколько форм. Наши «Мумми-Тролли» можно подарочными наборами выпускать. Или просто детское мыло в виде уточек, собачек, котят и рыбок. Ты подумай над этим, — закончил я грузить идеями матушку и, оставив её в библиотеке, отправился по своим делам.

……

К моему удивлению, обычно так долго тянущиеся зимние месяцы, в этом году пролетели со скоростью винтовочной пули. Январь, я вообще не заметил, полностью погрузившись в проблемы своей пионерии и, работая на оружейном заводе, подменяя Ханса Шмайссера, который прямо во время собственной свадьбы умудрился сломать ногу.

Министерство финансов Российской Империи заказало пять тысяч карабинов «Хухта М1906» и полторы сотни пулемётов Хуго-Шмайссера для перевооружения пограничных бригад. Закупленная нами патронная линия тоже работала почти круглосуточно, выпуская по тысяче патронов к каждому карабину и пулемёту.

В конце января вернулся дед Кауко и привёз с собой помимо кучи новостей сразу несколько гостей. О чём и поведал мне, найдя меня на оружейном заводе, где я страдал над конструированием полусвободного затвора.

— Матти. Нам надо серьёзно поговорить, — и потащил меня в конторку инженеров, которая в данный момент была пуста.

— И я тебе очень рад, деда. Здравствуй, — поерничал я, когда он наконец выпустил мой рукав.

— Да-да, здравствуй, внук, — рассеянно поздоровался он. — Тут такое дело. Приехали ко мне двое голландцев, отец и сын. С сыном-то всё понятно, мальчишка помешан на твоих аэропланах и хочет их строить и летать. Хотя ему всего восемнадцать и у него ещё никакого образования. А вот его отец хочет вложить деньги в наши предприятия.

— Ну, хорошо. А я здесь при чем?

— Всё дело в том, что у герра Фоккера есть крупные плантации кофе и чая в Индокитае. И он собирается их продать, чтобы к нам вложиться.

— Кхга, — аж подавился я воздухом, когда, услышал знакомую фамилию. — Деда, а звать-то как их?

— Старшего — Германом, а младшего — Антоном? А чего? Ты их что, знаешь?

— Не, не знаю, — усиленно замотал я головой, пытаясь сообразить, что вообще говорить.

Антон Фоккер, конструктор и владелец одноименного завода. Сначала в Германской империи, а затем в Нидерландах. Основной поставщик лётных аппаратов для кайзеровской Германии. А ещё он, по-моему, изобрёл синхронизатор для стрельбы сквозь вращающийся винт. Или он только скопировал его? Но всё равно — охренеть. Нет! Я его так просто из Финляндии не выпущу. Надо его как-то привязать к себе и тем самым ослабить второй рейх.