Сын помещика (СИ) - Семин Никита

«Услышал господь мои молитвы», решил тогда Аким и, не сомневаясь, тут же притиснул красавицу к стенке бани. Та вроде что-то пищала, но Аким не разобрал. Хмель и желание женского тела окончательно застили ему глаза. Да и что бабу слушать? Они постоянно пищат, мол не хотят, а стоит только начать — как сразу эти писки и визги в довольные стоны переходят. Даже грозный окрик сзади не отрезвил мужика. А когда чья-то рука легла ему на плечо и сильно дернула в сторону, отрывая от такого мягкого и вожделенного тела, Аким пришел в ярость. Ему бог послал! А тут кто-то смеет идти против бога⁈

В итоге Аким раздраженно махнул рукой за спину. И что характерно — попал. Девка перед ним испуганно вскрикнула. «Вот так-то! — самодовольно в этот момент подумал Аким. — Знай наших! И я не пальцем деланный, могу постоять за себя!» Но радость его была недолгой. В следующий миг сильный удар по голове опрокинул мужика на землю. А затем на него кто-то навалился и стал натурально избивать. Аким пытался защищаться, даже пару раз дал наотмашь противнику. Снова попал! Но враг у его попался не из трусливых, да и сел на него сверху, не давая подняться. А удары, после точных попаданий во врага, лишь усилились. Нежданную схватку прервало появление Корнея. Вот только этот инвалид не ему, Акиму, стал помогать, а неизвестному врагу! Прижал руки честного мужика, да губы поджал. Но враг не стал добивать. Наоборот, когда Аким оказался полностью обездвижен, слез с него и отошел. Только в этот момент мужик смог его разглядеть подзаплывшими от ударов глазами. И внутри у него все похолодело.

Вот уж не ожидал, что из-за случайно появившейся в моей жизни девки, мне придется драться в первый же день! Да еще и с собственным кучером. Когда я увидел, как Аким притиснул пищащую и вырывающуюся Пелагею к бане, то сначала сильно удивился. Но удивление тут же схлынуло, а взамен пришла ярость. Я ведь эту девушку именно из-за угрозы изнасилования к себе взял, а в итоге ее в моем же доме трахнут?

— Аким, стой! — крикнул я, побежав к мужику.

Тот толи не услышал, толи сделал вид, но мне было все равно. Добежав до мужика, я резко дернул его за плечо, чтобы оттащить от Пелагеи. И получил локтем в нос! Ах ты ж гад! Тут уже я деликатничать не стал. Роста мы были примерно одинакового, к тому же в разбитый нос ударил запах перегара — мужик был пьян. С такими полюбовно не договориться, только силой. Удар по голове свалил мужика на землю, а дальше я «оседлал» его и принялся методично выбивать хмель из мужика. Тот пытался защищаться, но получалось у него плохо. Да, пару раз он все же умудрился меня достать, но это лишь добавляло мне злости. В какой момент появился Корней, я не понял. Вот я пытаюсь разбить блок Акима, чтобы добраться до его рожи, а в следующее мгновение никакой преграды нет, и мой кулак бьет точно в нос мужика. Такая легкость отрезвила меня, и бить беспомощного кучера стало даже как-то стыдно. Поднявшись, я успел заметить узнавание и страх на лице кучера, но мне было не до него. Я обернулся к Пелагее.

Девушка вся дрожала. На теле кроме ночной белой рубахи до колен ничего нет. Волосы мокрые, сквозь ткань видно большую упругую грудь. Так она еще и руки к телу прижала от испуга, лишь подчеркнув свои достоинства. Если бы не постепенно спадающая ярость схватки, у меня в штанах точно бы на одном месте появился характерный бугорок.

— В дом иди, — приказал я девушке.

Та перевела на меня очумелый взгляд, моргнула, и только секунду спустя метнулась к дверям.

— Что прикажете, барин? — спросил меня Корней, который продолжал удерживать Акима.

Я приложил руку к разбитому носу. На ладони осталась кровь.

— Запри его до утра где-нибудь, завтра разберемся, — устало сказал я.

Все желание расспросить девушку о крестьянском быте пропало. И я не знал, как тут наказывают слуг за подобное неподчинение. Потому и не стал сам ничего приказывать на этот счет. Завтра у отца спрошу.

Когда возвращался в дом, на пороге меня встретила Евдокия.

— Принести вам тазик, чтобы умыться? — спросила она.

— Да. И полотенце.

Заснул я не скоро. И нос болел, и было стыдно, что не смог пьяного мужика сразу скрутить — столько сил понадобилось! Нет, однозначно необходимо продолжать тренировки и не манкировать ими.

А утром «разразилась гроза».

— Как он посмел поднять на тебя руку⁈ — на весь дом разносился бас отца. — Да я его до смерти запорю, паршивца!

— И правильно, — неожиданно для меня поддержала отца мама. — Укусить кормящую руку — таких давить надо сразу. Он у нас и кров, и еду получает, а в ответ что?

Сестра с братьями сидели притихшие. Мы находились в зале, куда вышли после утреннего моциона. Мой нос распух, а под глазами пролегли тени, так что скрыть ничего ни у кого при всем желании не получилось бы. А желания-то и не было что-то скрывать. Ну, может только у самого Акима.

— И девку эту, гнать надо взашей, — вдруг добавила мама. — Не было ее — и все в порядке было. А только появилась, и сразу у Романа все лицо разбито!

— Пелагея здесь не причем, — тут же встал я на защиту девушки.

— Как это не причем? — вскинулась мама. — Разве ты не ее полез защищать? Разве не она своими прелестями Акимку разума лишила?

Девица стояла понуро возле входа из прихожей в гостиную и от каждого слова мамы вздрагивала и сжималась как от удара плетью. В ее глазах стоял ужас, а глаза покраснели от прихлынувших слез.

— Его никто не заставлял пытаться ее снасильничать, — спокойно ответил я. — Тот же Корней — почему-то не напивался, и уж никого не принуждал. Да и на меня руку не поднимал. Не в Пелагее дело, а в самом Акиме.

Мама лишь упрямо поджала губы. Все ясно, она изначально к ней предвзято отнеслась и свою позицию менять не собиралась.

— Где он сейчас? — спросил отец.

— В конюшне заперт, — ответила ему Евдокия. — Всю ночь там провел.

— Вот пускай пока и дальше там сидит, — мрачно заключил папа. — А мы пока позавтракаем, да решим, что с ним делать.

Ночь для Акима прошла тревожно. Осознание, что натворил, пришло почти сразу, как он разглядел в напавшем на него враге молодого барина. И надо же ему было так напиться! Нет, не господь послал ему эту девку, а дьявол! Как соблазн, от которого Аким не сумел отказаться. И что его дальше ждет?

В конюшне было прохладно. Повезло еще, что лето на дворе, а то зимой и околеть мог. Но страх неизвестности сжирал изнутри. Что с ним сделают? Плетей получит — это как пить дать. Но закончится ли все на этом? В крепостные не переведут — закон не велит, но ведь могут и продать. Дадут плетей и оставят дальше служить? Хотелось бы. Несмотря на все недовольство, что иногда Аким высказывал другим слугам Винокуровых, сам покидать свое место он ни за что бы не согласился. Но продажа — это еще не самый плохой вариант. Ведь за нападение на господина могут и в тюрьму отправить! В Сибирь сослать, и даже еще хуже — на каторгу! Ему еще нет сорока пяти лет, чтобы каторги избежать.

От таких мыслей Акима пробил озноб, а последний хмель окончательно выветрился.

«Если оставят дальше служить, видит бог — брошу пить!» мысленно пообещал себе Аким и истово перекрестился.

Когда утром, ближе к полудню, дверь в конюшню открылась, и зашел Корней, Аким уже успел пройти все стадии принятия своего положения. И по взмаху инвалида понуро поплелся на выход — навстречу своей судьбе.

После завтрака, на котором царило угрюмое молчание, мы все вышли на задний двор. Отец даже младшим детям приказал присутствовать и смотреть на наказание провинившегося слуги.

— Десять ударов плетью ему выпиши, — вдруг обратился он ко мне, пока Корней пошел за кучером.

Я удивленно посмотрел на отца. Но его взгляд был серьезен.

— Он на тебя руку поднял, тебе и наказание исполнять, — веско добавил папа, отметая любые возражения еще до того, как они прозвучали.