Я – король Баварии – 2. ((Не самый бедный Людвиг)) (СИ) - Тарханов Влад

— Принц Альбрехт! Какая неожиданность! Чем обязан? — проскрипел узник довольно трескучим голосом, после чего раскашлялся. Король жестом отпустил слугу, который стал подальше, защищая беседу от возможной прослушки, об этой встрече никто не должен был ничего знать. И только после этого заговорил:

— Король Альбрехт, с твоего позволения, Фрири.

— О! Поздравляю, Ваше Королевское Величество. — заключенный вложил в эту фразу максимум иронии, на которую был способен. — Вы не забыли мое детское прозвище? Потрясен.

— У меня отличная память, мой бывший друг. Детство давно закончилось. Играем-то не по-детски, не так ли…

— А ты, как всегда. резок и жесток, Альби. И время тебя тоже не пощадило. Где твоя роскошная шевелюра?

— Не пытайся вывести меня из себя, я пришел по делу и препираться по пустякам не имею времени.

— Хорошо, я внимаю Вашему Величеству. — ирония никуда не исчезла, даже стала более походить на сарказм.

— А ты везунчик, Фрири, потрясения последнего времени обошли тебя стороной. У нас все изменилось. Все наши планы рухнули. От королевства остался небольшой кусок Бранденбурга и Померании. Мы проиграли союзу Баварии, Австрии, Дании и России. Король умер. Принцы погибли на войне. Бранденбургский дом унижен, страна выплачивает позорную контрибуцию.

— И причем тут я? Или мне урежут пайку хлеба? «Так тогда вообще лучше дайте мне яду, и я перестану висеть тяжелой гирей на государственном бюджете!» —заметил совершенно спокойно пленник.

— Ты прекрасно знаешь, Фрири. У любой неудачи есть имя и фамилия. У этого поражения есть своя субъективная причина: злой гений короля Баварии Максимилиана. Это он сумел сколотить против нас комплот столь разных стран. И против объединенных сил столь многих государств мы просто не потянули.

— Опять-таки, Альби, повторю свой вопрос: причем тут я? Я заключенный в этом проклятом Богом месте, что мне до высокой политики? Ни-че-го! Это мой точный ответ!

— Ты выйдешь отсюда. Максимилиан Баварский, германский император должен умереть. Как ты это сделаешь — не имеет никакого значения. Но никакой связи с Бранденбургским домом быть не должно.

— И как ты себе это представляешь? — невесело ухмыльнулся узник Шпандау.

— Это ты себе представишь. Мне это ни к чему. Ты получишь деньги и свободу. И единственное обязательство перед короной, после исполнения которого можешь катиться на все четыре стороны.

— И зачем мне это?

— Твоя жена, Фрири, Магда, твоя дочка, Фрири, Мария-Луиза, твой внук Фрири, пятилетний Фридрих Альберт… Они все погостят у меня, где, тебе знать не надо. Ты делаешь дело –и получаешь их обратно. Только не говори, что тебе плевать и на жену, и на дочку, и на внука. Не поверю. Если за три года ты не сделаешь свою работу — знаешь, разные неожиданности случаются с простыми людьми, очень разные, но все, как обычно, со смертельным исходом.

— Тебе напомнить, Альби, за что я попал сюда? — лицо заключенного исказилось от гнева.

— Зачем, мой дорогой друг! Ты был одним из самых эффективных механизмов разжигания событий сорок восьмого года в германских государствах. Скажи, Фрири, с чего ты вдруг решил, что сможешь реально скинуть короны с венценосных голов? Ты зарвался, забыл, кому служишь! И потому ты тут. Но ведь навыки никуда не делись. Думаю, три года — вполне достаточный срок.

— И почему ты не наймешь этих… рэволюционэров? Они сделают тебе работу и за небольшие деньги, всё, как ты любишь!

— Мне нужен стопроцентный результат. Это раз! Эти дилетанты такого не гарантируют. Мне нужно, чтобы до меня и Пруссии никто не смог докопаться. Это два! И именно это соображение делает твое предположение совершенно невыгодным. Понятие о секретности у этих господ отсутствует как исторический факт.

— Альби, неужели ты думаешь, что я не понимаю, что никто меня так просто не отпустит: я слишком много знаю. Так что ты мне даешь три года жизни вдалеке от семьи. Не пойдет.

Узник задумался. Кроль молчал. Он понимал, что именно сейчас его визави принимает какое-то решение. Но какое? Наконец тот заговорил:

— Пять лет. В заточении я пребывал двенадцать лет и девять месяцев, три недели и два дня. Мне надо освоиться, привыкнуть к современным реалиям. И после окончания дела дашь мне один месяц. Я хочу провести его в кругу семьи в своем поместье. И мне плевать, как ты это организуешь. Потом я приму яд. Сам, без твоей помощи.

Альбрехт развернулся и вышел из камеры. А через несколько минут комендант цитадели получал королевский разнос за старую тюрьму, про которую никто не знал и в которой содержался один-единственный узник, сошедший с ума, который и имени своего не помнит!

Глава пятьдесят восьмая. По странам и континентам

Глава пятьдесят восьмая

По странам и континентам

Лондон-Париж-Вашингтон-Ричмонд

Май 1863 года

* * *

Лондон. Резиденция премьер-министра.

7 мая 1863 года

Генри Джону Темплу, третьему виконту Палместрон нездоровилось. Коварная майская погода показала себя во всей красе, казалось, что пригрело солнышко, и премьер-министр Великобритании вышел на улицу одетым несколько легкомысленно, чтобы насладиться внезапно наступившим теплом. И прогадал. Как-то сразу промерз и даже крепкий грог не помог избавиться от мгновенно возникшей простуды. Джон Доу, личный врач премьер-министра, настоятельно рекомендовал полный покой, но сэр Генри упрямо продолжил принимать важных посетителей в короткие промежутки облегчения от недомогания.

Палместрон никогда не был яркой звездой на политическом небосклоне, его карьера складывалась довольно непросто, но он умел делать выбор и редко ошибался. Особенно беспроигрышной оказалась ставка на партию вигов, что многим в свое время казалось безрассудством. Но сэр Генри умело держался выбранного курса. А что недоброжелатели? После удачи в Восточной войне они вынужденно прикусили языки. Один оглушительный успех, громкая виктория — и ты в фаворе у избирателей. Противодействие Российской империи стало кредо всей политической карьеры лорда Палместрона. И он сей избранной линии поведения не изменял до последнего дня своей жизни.

Секретарь вошел, когда премьер-министр сидел в постели и читал газету. Надо сказать, что знакомству с прессой сэр Генри уделял, как минимум час-полтора в день. И не допускал никакого секретаря к тому, чтобы делать ему выжимки из новостей. Только сам, только перебирать заголовки глазами, вылавливая в этом море мусора жемчужины ценной информации. Сейчас был период его второго премьерства, и своим привычкам сей государственный муж не изменял.

— Сэр Генри, к вам сэр Джон Рассел. Просит принять по срочному делу.

— Проси! — кивнул Палместрон. Он сам хотел переговорить с Расселом, с которым его связывали давние отношения: в правительстве Рассела Генри Палместрон был министром иностранных дел. В его теперешнем правительстве этот пост занимал сэр Джон.

Невысокий, какой-то скособоченный, с тяжелыми массивными надбровными дугами, не самого приятного вида джентльмен, Джон Рассел только в шестьдесят первом году получил титул графа и стал лордом. До этого его называли «сэром» или «лордом», но это было титулом учтивости (младший сын шестого герцога Бедфорда на звание лорда претендовать не мог). Надо казать, что к старости и Палместрон утратил даже какие-то признаки внешней привлекательности. Но пока еще ни он, ни его соратник по партии вигов не утратили живости ума и стремления упрочить положение Британии в мире.

— Прости, дорогой друг. Что вынужден побеспокоить тебя в столь сложную минуту. Получен ответ от императора Максимилиана на наш ультиматум. — начал разговор министр иностранных дел.

— О! сэр Джон, я не настолько плох и не нахожусь на смертном одре. Это мой личный врач перестраховывается и прописал мне постельный режим. Каков итог?

— Как вы и предполагали, сэр Генри, наш новоявленный император сразу же сдулся. Более того, он наложил на Германию обязательства не строить военные корабли класса линкор. Предложил серьезные самоограничения по тоннажу боевых единиц, которые не будут превосходить по водоизмещению фрегаты. Вообще он планирует строить только небольшие, но быстрые боевые корабли, предназначаемые для борьбы с контрабандистами. Фактически, весь флот будет подчинен пограничной страже.