Русский флаг (СИ) - Старый Денис

Эрнст Иоганн Бирон уже как два дня не переставал думать о том, как можно было бы решить эту проблему. Думает и думает исподволь, чтобы только его, целого герцога, не заподозрили в некомпетентности, спрашивает разных людей, как можно было бы поступить в такой ситуации.

Но лучших ответов, чем были присланы капитаном Норовым, Бирон — к своей досаде — придумать не смог. Успокаивал себя лишь тем, что там, на башкирских землях, виднее, как всё устроено. И только поэтому Норов, а не оттого, что он шибко умён, и может предложить хоть какой-то выход из положения.

— Учить поганских магометанских отцов в России? — зарычала императрица, когда Бирон прочитал одно из предложений Норова. — В нашей православной стране⁈

Некоторые присутствующие прониклись такой страстной отповедью в отношении фаворита. Однако сам Бирон, лучше других зная характер Анны Иоанновны, поспешно сделал вид, что испугался грозного взгляда императрицы. Но внутри только усмехнулся.

Эрнст Иоганн потом объяснит, почему действительно именно нужно иметь в России хотя бы одно медресе. Ведь первоначально у герцога была такая же реакция, когда он прочитал послание Норова. Но всё объяснение можно было бы заключить в одну фразу: если мы не будем учить исламских мулл, вбивая в их головы любовь или хотя бы уважение к России, то этим обязательно займутся другие.

И тогда в головах исламских проповедников будет только ненависть к Российской империи.

Россия идет в Азию. И как можно туда ступать, если даже не знать основные порядки и веру? Одним оружием ходить по Азии — можно, но очень дорого и кроваво. Устроить… так сказать… «уменьшение числа населения»? Как к подобным проблемам подходят в иных странах, или же в колониальных кампаниях?

— Ещё, матушка, — как ни в чём не бывало, продолжал говорить Бирон, лишь только дождавшись, когда показной гнев государыни начнёт сходить на нет. — Я предлагаю уже сейчас разослать всем, кто принял подданство Вашего Императорского Величества, требование предоставить на войну с турками своих воинов. Так мы резко уменьшим военные возможности башкирцев — и в одночасье увеличим наше войско. Ну а коли они не придут, то выходит, воля ваша не выполнена. Придется им начать свой бунт раньше, не подготовленными и без договоренностей друг с другом.

— Зачем мне толпа неуправляемых бандитов? — не дождавшись реакции императрицы, выкрикнул недовольный Миних.

Фельдмаршалу явно не понравилось то, что герцог пытается влезть в дела армии — в вотчину Христофора Антоновича Миниха. И пусть он чаще всего холоден и безэмоционален на аудиенциях. Но Бирон нынче так раздражал Миниха только лишь своим видом, своей манерностью, что фельдмаршал начинал терять самообладание.

Государыня грозно посмотрела на фельдмаршала, уже назначенного командующим русскими войсками в будущей, запланированной на следующий год войне. Посмотрела, намекая на то, что, казалось бы, хладнокровный Миних зря вновь проявил нетерпение и лишние эмоции.

Между тем, одарив Миниха уничижительным и ненавидящим взглядом, герцог продолжал свой доклад. И чем больше он говорил, тем более удивлённые взгляды ловил на себе.

От Бирона никто не ожидал такого глубокого погружения в проблему. Некоторые и вовсе думали, что он умеет только погружаться в… Впрочем, о таком даже и думать опасно.

О половине из того, чем живут и о чём думают башкирцы, казаки, заводчики на Южном Урале, даже бегущие в те края старообрядце, присутствующие вельможи и представить себе бы не могли. Оттого глаза придворных чиновников всё расширялись, когда они слышали о многочисленных проблемах, что могут возникнуть в том регионе.

— Ваша Светлость, а не скажете ли вы, отчего ранее мы о всех тех сложностях не знали? — спросил обергофмаршал двора Рейнгольд Лёвенвольде.

Спрашивал он аккуратно: с одной стороны — явно поддевая императорского фаворита, намекая на то, что Бирон ранее никогда не интересовался делами башкирцев или даже уральских заводов. Однако с другой стороны обращаясь к Эрнсту Иоганну по титулу, а мог бы обойти этот момент каким-нибудь хитрым оборотом.

В отсутствии Андрея Ивановича Остермана Лёвенвольде было сложно. Тем более, что в Совет при императрице были введены две новых фигуры: Черкасский и Волынский. И не понять до конца, останутся ли они тут. Если да, то партия Левонвольде-Остерман сильно потеснится. И не время ссориться с Бироном.

Не время для обергофмаршала вовсе высовывать голову из общего ряда.

— Для того, чтобы разобраться в проблеме, мною был в те места послан человек. Так что теперь я имею обстоятельный отчёт о том, что творится и на башкирских землях, и на землях киргизов, — решительно сказал герцог, а после подвёл итог всему сказанному: — Посему предлагаю, полагаясь на волю Вашу, Ваше Императорское Величество, отправить генерала Александра Ивановича Румянцева в те края, наделив его сразу тремя полками драгун и ещё каким-либо конным полком — дабы по степи перемещался он споро. Нужно и силу показать, что не дремлем мы, и явить милость нашу. Кондици… Договор потребен.

Бирон чуть было в присутствии государыни не произнес запретное слово: «кондиции». После того, как Анна Иоанновна разорвала договор, те самые кондиции, что сама же и подписала, которые ограничивали ее власть, само слово это было под запретом, будто было злым заклинанием.

— А с Татищевым-то что делать? — озадаченно спросила государыня.

— Пригласить его в Петербург! — сказал до того скромно молчавший и сидевший в сторонке впервые приглашённый на такие посиделки будущий кабинет-министр Волынский. — Пусть приедет, да доклад учинит, како на юге Урала живется. Ну а тут и взять его, ежели лжу станет говорить.

Гавриил Романович Головкин уже как месяц назад почил, а на его место так никого и не утвердили. Однако, следуя поговорке «свято место пусто не бывает», на совещание при императрице и был приглашён Артемий Петрович Волынский.

Он пока лишь молчал, вникал во все обстоятельства и, более чем кто-либо другой, внимательно слушал своего покровителя Эрнста Иоганна Бирона.

Волынский слушал, уже размышляя о том, как бы избавиться от покровительства герцога. Будучи честолюбивым и самовлюблённым, он думал, что один лишь он понял: Бирон словно бы говорит не своими словами, чужими выражениями — а значит, озвучивает чужие мысли и выводы.

Но Артемий Волынский ошибался. Все, даже императрица, которая знала своего фаворита ничуть не хуже, чем Бирон ее, быстро смекнули: во всём этом докладе отовсюду торчат уши Александра Лукича Норова.

Вот только государыня не будет об этом говорить вслух, так как в свете всех событий ей необходимо было показать своего фаворита как умного и деятельного чиновника. С гвардейского капитана не убудет, а Бирон покажется важным и нужным для России человеком.

Ну а что до Норова… То он и так недавно перепрыгнул сразу через два чина, став гвардейским капитаном. А тут ещё императрица решила сделать его секунд-майором, а если всё сложится хорошо — значит, и командиром формируемого Третьего Петербургского батальона гвардии Её Величества Измайловского полка. Вот и пусть будет благодарен. В таком возрасте юном… Секунд-майор!

Но это если Норов иную волю выполнит, и вправду пойдёт на то, чтобы купить поместье себе у башкир, да чтобы подтверждение было от степняков, что они деньги взяли.

— Вот моя воля! — нарушая установившуюся тишину, когда все собравшиеся ждали реакции императрицы, Анна Иоанновна, наконец, озвучила своё решение.

Герцогу Бирону пришлось изрядно напрячься, чтобы состроить такое выражение лица, которое не выдало бы, что он всё уже прекрасно знает — да и вовсе сам надиктовал то решение, что сейчас озвучивает государыня.

— Поручаю составить соглашательства да предложить их башкирцам. Также требую: призвать их под руку мою, дабы участие приняли в войне с туркой! Оставлю на рассмотрение ваше, вельможные мужи, как сие башкирцам довести! — сказала она, и, жестом позвав четырёх слуг, встала со своего стула и вполне бодро зашагала прочь.