Крым наш! (СИ) - Старый Денис

— Я поразмышляю над этим! — отсмеявшись, сказала государыня, а потом обратилась к герцогу: — А что, может быть, повысить этого офицера? Вон, как лихо меня рассмешил. А его стряпуха накормила меня знатно. Во всём хорош! Юльке повезло с таким мужем.

Было интересно наблюдать за тем, как герцог поменялся в лице, побледнел, посмотрел в мою сторону, после — на императрицу. Да-а. А чем ему ещё меня награждать? Как есть — пока нечем. Имение? Так я ещё не заступил в пользование поместья, что мне вот только-только даровано. Да и почти тысяча душ — это очень много. Это задел на будущее, подарок, предвосхищавший многие иные.

Деньги? Я бы от них не отказался. Вот только это, скорее, банально и явно неуместно.

Новый чин? Так я ещё и с этим повышением не разобрался. Батальон не набран, только лишь договорённости о том, что это может случиться в ближайшее время. А если дать мне премьер-майора… Кстати, а ведь эта должность в Измайловском полку сейчас свободна! Однако Третий батальон Измайловского полка не может быть под командованием премьер-майора — ведь есть ещё и первый, и второй батальон.

— Государыня, так есть уже у него многие подарки. Одарили господина Норова так, как мало кого до него, — всё-таки произнёс герцог.

А я-то уже, грешным делом, губу раскатал… Но есть и мне, что сказать по этому поводу.

— Государыня, дозволено ли мне будет сказать? — смиренно спросил я.

— Говори! Коль ты рядом со мной, то говорить дозволено. Но гляди, скажешь то, что мне не по нраву будет, так более и не предстанешь пред очи мои! — остерегала меня государыня от лишних слов.

— Прошу простить, ваша светлость, что сию идею вам ранее не высказал. Токмо нынче, охмелев от счастья быть рядом с государыней, решился… — якобы с некоторой робостью говорил я.

На самом деле, ничего такого крамольного я предлагать не хотел. Просто очень осторожно, с гибкими и округлыми формулировками, высказывал своё мнение по поводу системы награждения в Российской империи. Крайне мало в нынешнее время каких-либо орденов и наград. А ведь любая медалька очень сильно стимулирует и мотивирует к службе, а особенно в условиях боевых действий. А если она заработана большим поступком… Так медаль уже ценная, желанная, ею стоит гордиться.

— Ежели солдат будет знать, что за его подвиг, за спасение офицера или за пленение вражеского командующего, ему будет дарована медная медалька, а к ней ещё и двадцать рублей, то и служить он станет вернее, и стараться… — говорил я.

Не сказать, что моя идея увеличить количество орденов, а к каждому ордену приписать и наградное материальное поощрение, вызвала бурную негативную реакцию. Скорее, недоумение. Ну, значит, хорошо я её округлил.

Особенно было непонятно ни герцогу, ни императрице, зачем вовсе награждать солдат? Ведь они и так должны служить. Ну, рубль там дать, налить дополнительную чарку хлебного вина. Но награждать-то зачем?

Так что я даже намекнул, что вовсе не обязательно, чтобы награждали многих солдат. Можно ведь выделять одного из сотни, того, кто действительно совершает какой-то подвиг, выходит за пределы обычной, рутинной службы. И тогда другие будут равняться на него, завидовать, действовать более инициативно. Хотя про инициативу я смолчал, лишь только подумал. Инициативный солдат в армии нынешнего образца — это какой-то оксюморон. Только дисциплина и подчинение требуются от солдата.

— Норов… — одернул меня в какой-то момент Бирон.

— Лишь еще одно… Ваше величество… Русская Америка, расширение ваших владений… Можно ли священника тем народцам. Слышал я, что есть такой… Козыревский Иван Петрович.

— А без государыни такой вопрос не решить? — уже явно начиная злиться, сказал Бирон.

— Пущай! Православие наше — и в Америке, за морем? Годно, — сказала императрица.

Я больше не хотел искушать судьбу. Остальное по Козыревскому можно было решать с Бироном или хотя бы с Ушаковым.

Но сказать было нужно, и именно сегодня. Сегодня или уже никогда. Дело в том, что Иван Петрович Козыревский сейчас в тюрьме и ждет смертного приговора. Он еще лет двадцать назад убил при странных обстоятельствах одного дворянина. Но осужден только сейчас. А ведь Козыревский — один из исследователей Дальнего Востока, специалист, если можно было так сказать в условиях крайне скудных знаний, по Японии. Он общался с айнами. И это я узнал еще раньше, от Харитона Лаптева.

Теперь же Козыревский — рукоположенный священник. И он, я в этом уверен, может быть представителем той самой «мягкой силы» на Курилах, Хоккайдо, или даже на Аляске. И быт аборигенов знает.

— Ступай, Норов! Подумаю! Подарком же от меня будет то, что венчание и празднество за мой кошт осуществишь. А его светлость, — государыня посмотрела на Бирона, — поспособствует тебе в том. Служи и далее. Знай, что твои мысли по башкирцам впору пришлись. Уже скоро часть из их старейшин прибудет в Петербург для знакомства со мной. Но договор подписан! Вот за это прощаю тебе многие прегрешения. Токмо жеребячий норов свой убавь!

Она погрозила мне пальцем, даже ощутимо напрягшись при этом, вложив в жест силу и упорство — но не гася ухмылку на пухлых устах. Я направлялся домой в карете герцога, пребывая в некотором недоумении. Нет, всё было очень хорошо, даже не надо ломать голову над тем, где теперь мне выискивать деньги на свадьбу. Более того, где её проводить, кого приглашать. Если государыня поручила это дело Бирону, то вот пусть у него голова и болит.

Понятно, что более всего для русского отечества необходим наследник престола. Тот, который полностью удовлетворил бы нынешнюю самодержицу. Если я уговорю Анну Леопольдовну на скорое замужество, и она быстро принесёт наследника — и хвала мне, и почёт.

Вот только это щемящее чувство внутри надобно куда-то поглубже запереть, чтобы не сомневаться, чтобы не давать волю эмоциям. Не думать о тонких руках и блестящих очах…

А ещё нужно полностью отдаться работе. У меня полтора месяца, может, чуть-чуть больше — и я отправлюсь помогать отвоёвывать те земли, которые могут Российской империи придать мощнейший рывок в своём развитии. Это я не столько о Крыме, хотя и он нужен. Я — об отцовских чернозёмах, которые сейчас преступно не возделываются русскими людьми.

Глава 13

Хорошее дело браком не назовешь!

Народная мудрость.

Петербург

18 января 1735 года

За окном снег валил хлопьями, еще пару дней назад были настоящие крещенские морозы, когда укутавшись в меховую длинную шубу и не спрятаться в меховую же шапку, и носа во двор показать было нельзя. Сегодня изрядно теплее. По ощущениям сейчас минус десять. Хотя мой внутренний термометр может давать серьезную погрешность.

Десятки саней стояли у Петропавловского собора и дальше, заполняя всю дорогу от входа на территорию крепости, и до Монетной конторы. Гостей было много.

— Венчается раб Божий Аляксандр… рабе Божией, — пронизывающим басом вещал священник.

Под сводами Петропавловского собора, менее полугода назад открытого для посещения и проведения службы после масштабной реконструкции, происходило таинство венчания. Ну, а где ещё ему проводиться, если подготовкой к свадьбе занимался сам герцог Бирон, как не в главном соборе Петербурга этого времени? Разве что в лютеранской кирхе. Странно, конечно, что протестант занимался подготовкой православной свадьбы.

А то, что свадьба будет всё-таки православная, ещё месяц назад очевидно не было. Как и что она вовсе состоится. Юлиана Магнусовна, нынче становящаяся моей супругой, проявляла строптивость практически во всём, не хотела переходить в православную веру.

В какой-то момент даже можно было ожидать, что свадьба разладится. Но приехал барон Магнус фон Менгден, батюшка моей суженой, и сделал некое серьёзное внушение своей доченьке. В принципе, мне понятно, о чём именно был разговор.

У Юлианы тоже был выбор: быть со мной и смириться с тем, что я становлюсь предметом страсти для Анны Леопольдовны, или же её метлой погонят из Петербурга, как ненужную вещь, не то, что человека. Мало того, оказывается, что род Менгден не только остзейский или даже шведский, есть ещё и московские родственнички.