Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ) - Воронцов Михаил

Илья отодвинулся от меня подальше, остальные остались на месте, только положили ладони на рукояти сабель.

— Свет, говоришь, — кивнул Ермак. — Ясно. Есть еще у меня чутье. Уж больно глаза твои стали непонятными. А в глазах — душа человека. Я это очень хорошо чувствую. Точно свет, не тьма вокруг была? И дух какой-то в теле волка спас тебя. А духи редко людям помогают. Разве что шаманам, но ты не шаман. Ты только что был мертвым — не в беспамятстве, а именно мертвым, бездыханным, с небьющимся сердцем, а потом ожил. Странно.

Повисла тишина. Кто-то, выслушав слова атамана, перекрестился, кто-то наполовину вытащил саблю из ножен, кто-то провел в воздухе рукой — наверное, сделал знак от нечистой силы.

— Ты помнишь, кто я? — спросил Ермак.

— Тебя зовут Ермак Тимофеевич, — ответил я. — Ты наш атаман. Мы идем по Сибири, присоединять ее к Руси.

Знай, как оно обернется, читал бы о походе Ермака поподробнее. А так только и знаю, что воевал он с татарами хана Кучума и его союзниками в конце шестнадцатого века. Город с символичным названием Сибирь (Сибир), около которого мы находимся — захваченная казаками татарская столица на Иртыше. Татары еще называют его Искером или Кашлыком.

Да уж, дела!

— Так и есть, — кивнул Ермак. — Это помнишь. Ну так что, по-прежнему с нами ты или нет? Смотри на меня и не обманывай!

— С вами, конечно, — ответил я. — Почему ты так спрашиваешь, Ермак Тимофеевич? Со мной все хорошо.

— Не врешь? — строго произнес Матвей. — Губитель рода человеческого умеет врать. Эх, отец Игнатий не вовремя в дальний острог к Камню поехал. Сейчас бы он все объяснил нам.

— Ладно тебе, Мещеряк, — ответил атаман. — Странно все случилось, но не вижу я зла в его глазах. Возвращаемся в город. Сможешь ехать на лошади? — это он уже мне.

— Да, смогу, — ответил я. — Подождите немного.

Я спустился к берегу и наклонился над рекой.

Из воды на меня посмотрел мужчина лет тридцати, с короткой черной бородой. Высокий, худощавый, скуластый, задумчивый.

— Вот какой ты теперь, — сказал я себе. — Ну что ж, пусть будет так.

Я зачерпнул воды и умылся. Холодная вода Иртыша словно смыла с меня боль в голове, и я почувствовал себя намного лучше.

«Камень», о котором говорил Матвей, — не что иное, как Уральские горы, географическая граница между Европой и Азией и граница между тогдашней Русью и чужой, дикой и своенравной Сибирью.

Мы — в Сибири.

И я должен выжить в этом жестоком мире, используя свои знания и опыт. Я — военный инженер. Я знаю очень многое. Даже как делается оружие, знаю. Это здесь очень пригодится. Поэтому постараюсь быть готовым ко всему. Надо смотреть, сохранять спокойствие, держать язык за зубами и действовать.

Я вернулся к казакам, залез на лошадь — тело само подсказало, как это сделать, и мы направились к городу.

Ехали неспешно, тропой вдоль берега. Корни деревьев вылезали на поверхность, а колючие ветки тянулись к лицу. Лошадь, крепкая гнедая кобыла, шагала уверенно, будто знала дорогу сама. Я сидел в седле спокойно, не напрягаясь, хотя в прошлой жизни на лошадях почти не ездил. Мышечная память делала всё за меня.

Впереди ехал Ермак, чуть позади — Матвей Мещеряк, хмурый, молчаливый, поглядывающий с подозрением. Лука Щетинистый ехал сбоку, что-то тихо напевая себе под нос. Он не считал меня угрозой, или хорошо умел прятать свои мысли.

Позади тянулся отряд — около тридцати человек. Все, как и я, в кожаных кафтанах с короткими или длинными рукавами. У некоторых на груди — кольчужные или металлические вставки, как у Матвея, но попроще, с зазорами.

За плечами — ружья с фитильными замками (ручные пищали), у пояса — сабли и ножи. В строю чувствовалась опытность. Никто не суетился, все двигались слаженно. Это явно были настоящие воины, не новобранцы, а походные казаки, много повидавшие и не раз проверенные боем.

Сибир уже близко. Я это понял по шуму и запаху. Пахло дымом и едой, доносились человеческие голоса, стуки, лязг, ржали лошади.

И через полминуты он действительно показался. Были видны бревна пятиметровой крепостной стены и сторожевые башенки. По периметру стена тянулась примерно километра на полтора.

Над стеной виднелась купольная главка с крестом и чуть поодаль вытянутый вверх татарский шатёр с полумесяцем. Церковь и мечеть. В городе, должно быть, всегда стояла мечеть, а после захвата Ермак приказал выстроить рядом с ней церковь. Вечернее солнце золотило крест и полумесяц.

Внутри, насколько я знал из истории, плоские крыши татарских строений, деревянные домики казаков вперемешку с юртами, хозяйственные постройки и многое другое. Над городом медленно поднимался дым — кто-то варил еду, кто-то работал в кузне, кто-то готовил баню.

Перед Сибиром, словно зелёные ковры, тянулись огороды. Лес заканчивался, не доходя до города километр-полтора. Вырублен, как я понял, чтобы враги не подкрались под прикрытием деревьев.

Теперь мне здесь жить.

— Пришли, — сказал Ермак, не оборачиваясь.

И тут невдалеке в лесу прогремели выстрелы.

Глава 2

— В дозоре стрельба! — крикнул один из казаков.

— За мной! — рявкнул Ермак, и мы прибавили ходу. Кони перешли на рысь. Ветки хлестали по лицу, земля мелькала под копытами. Матвей вытянул саблю, Лука прокричал кому-то из молодых казаков:

— Без команды не стрелять!

Через минуту мы выскочили к опушке. Запах пороха еще висел над кустами. Двое казаков из дозорной группы, стояли, переводя дух.

— Чего случилось? — спросил Ермак, осматриваясь.

— Татаре были, — хрипло сказал казак. — Не местные, Кучума. Несколько человек. Подошли со стороны леса, наверное, хотели к городу пробраться. Мы по ним из пищалей. Одного точно свалили, другого, может, ранили. Они не ответили. Видно, не хотели лезть в бой. Пока мы перезаряжались, в кусты и бежать. Догнать не получится, уже далеко ушли.

— Разведчики, — сказал Лука. — Совсем зачастили. Кучум, похоже, готовит большое нападение.

— Это давно известно, — хмуро ответил Ермак. — Мещеряк, Лука, усильте караулы.

Лошади пошли шагом. Мы пересекли залитый уходящим солнцем луг, огибая огороды с капустой, репой, свёклой и тыквами, мимо пастбищ, где паслись козы, вытягивая шеи к проезжающему отряду. Вдалеке, как сгнившие зубы, чернели пни — следы недавней вырубки, расширявшей пространство перед городом.

Ворота Сибира находились у самой реки, рядом с лодочной пристанью, сделанной из бревенчатых мостков и укрытых навесами из бересты. Около нее стояло множество больших лодок — казачьих стругов. Несмотря на вечер, люди продолжали работать — выносили тюки, разгружали бочки, катили колеса. Стоял привычный шум поселения: лязг железа, плеск воды, лай собак, громкие разговоры людей.

Мы слезли с лошадей и пошли сквозь ворота. Внутри город был застроен плотно. Деревянные избы, юрты, мастерские.

У самого центра Сибира бурлил рынок. Вдоль грубо сколоченных лавок и разложенных на земле пологов толпились люди: русские, местные татары, ханты, манси. Кто в кафтане, кто в шкурах, кто в пёстром халате.

На верёвках висела вяленая рыба, на бочках, прикрытые ветками от мух, лежали куски копчёного мяса. Татарин в кожаном переднике ловко орудовал топором, разрубая овечью тушу и что-то объясняя покупателю.

Дальше шли шкурные ряды — бобры, выдры, песцы, медвежьи шкуры были разложены по доскам на притоптанной земле. Возле них суетились купцы. Здесь пахло прелым мехом и солью, которой натирали шкуры от гниения. Еще дальше торговали травами — насколько я успел заметить, мятой, полынью, иван-чаем, зверобоем и другими.

Старуха в платке расставляла узелки с кореньями и шептала что-то на татарском.

Поодаль были ряды глиняной и деревянной посуды, берестяных коробов, корзин и верёвок. Лежали корыта, ложки, ковши и даже детские игрушки — глиняные свистульки и куколки из тряпок. Около этого ряда крутилось много детворы.