Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Я посол! Везу Джанибеку Герайю его врага! В дар! И письма из Крыма!

Мальчишка улыбнулся, достаточно весело и беззаботно, перешел на русский. Говорил с легким акцентом.

— Вижу, ты багатур, языка нашего не разумеешь? Так?

Я выдохнул с облегчением. Наконец-то я в своей стихии.

— Да, рад видеть человека, знающего мою речь. Мое тебе почтение. Не знаю имени и заслуг твоих, чтобы воздать должные почести.

— Спешься, багатур. Дальше пойдешь ты, твой дар и еще двое. Один из тех, кто тебя остановил, и тот, кто первым опознал твоего пленника.

С превеликим удовольствием я спрыгнул с лошади. Склонил голову в знак уважения к молодому человеку. Золото на поясе, камни на кинжале и дорогая брошь на чалме — все это говорило, что человек он влиятельный, хоть и невероятно молодой. То, что его все слушали, добавляло этой гипотезе вес.

Но почему тогда его прислали, как мальчика на побегушках? Может, работа такая, должность. Не ведаю я татарского этикета. Знал бы в иной жизни, куда попаду и язык бы выучил и ознакомился с основами непременно.

— Оставь коня здесь. — Мальчишка смотрел на меня пристально, изучал.

Точно какой-то вельможа раз приказывать умеет, молодой только больно. Но ему я интересен. Проверка или жесткое требование?

Оставлять скакуна я не собирался.

Ответил, погладив скакуна по загривку.

— Как можно. Это друг мой, не раз выносил из боя. Не могу я так. — Смотрел на парня пристально, изучал, добавил. — И дары достославному Джанибеку Герайю тоже он везет.

Оставлять здесь, еще чего не хватало. На скакуне снаряжения куча. А в случае заварухи вырваться отсюда, это хоть какой-то, пусть и призрачный, но шанс. Стремящийся к нулю, не важно, но хоть какой-то. Пешком — я не прорвусь вообще никуда. Положу сколько-то степняков и все — конец.

Парень прищурился, глянул на меня, на скакуна. Размышлял секунду, улыбнулся весело.

— Добрый конь, добро.

Он махнул рукой, и мы двинулись вперед.

Идти было нелегко, ноги несколько, все, что располагалось ниже спины стало деревянным и онемело. Мурашки и иголки пронизывали весь организм. Стиснул зубы, прикусил щеку, шел вперед. Виду показывать нельзя. Своего скакуна вел под уздцы.

Шли мы вперед без разговоров, достаточно быстро.

Мальчишка задавал темп. Поднимались немного в холм. Хоть и не большой, но взгорок над Полем и рекой здесь был. Люди в этой части лагеря по мере продвижения к ставке выглядели более опытными. Снаряжения и доспехов имелось у них больше, встречались даже стальные элементы, и юрты чем дальше мы шли, более богатые.

Наконец-то добрались до самой вершины.

Здесь в окружении четырех шатров стоял большой, не чета всем другим. Настоящий переносной дом предводителя. Хорошо снаряженные и вооруженные татары, отдыхавшие здесь, смотрели на нас с интересом, но без злости в глазах. Они были хорошими воинами, верными своему господину. Что тот скажет, то они и сделают.

— Ждите. — Парень подвел нас к самому главному шатру, юркнул внутрь.

Четыре охранника в бахтерцах и мисюрках пропустили его даже не задумавшись, а оставшимся преградили путь. Смотрели пристально, оценивающе. Перекинулись друг с другом парой фраз. На меня косились испытывающе, с прищуром оценивали, как бойца. Чувствовалось в них, что понимают они, я не просто гость, не совсем посол, больше воин. И раз привез какого-то пленным их соплеменника, то все не просто так, а весьма интересно.

Мальчишка вернулся быстро. Махнул двум охранникам, указал на мой живой подарок, те подошли, аккуратно развязали ноги, начали стаскивать. Сделали это быстро, ступни тут же связали освобожденными веревками, чтобы не удрал.

— Сын хана, да будет долог его жизненный путь под солнцем, и не оскудеют табуны его, и жены его будут плодовиты, Джанибек из славнейшего под небом рода Герайев, ждет.

— Уважаемый, не знаю я имени и рода твоего. — Я слегка поклонился. — Прошу минуту. Дары у меня.

С этими словами я отстегнул свою баторовку от седла. Сабля дорогая, красивая, сделана отличным мастером со знанием дела, но мне не под руку. Более легкие люблю. Да и не биться мне пока что с тяжело бронированными бойцами. Что разбойники окрест, что татары преимущественно легкоснаряженные. А как дело до тяжелых ляхов дойдет, добуду себе новую, обзаведусь.

Следом из седельной сумки извлек Пистолет золотом украшенный, что у Жука нашел. Мешок с золотыми монетами, оттуда же один с собой прихватил. Вспомнились украшения, которые у Артемия Шеншина в сумках седельных хранились, но… Тогда не думал я, что пригодятся. Да и как-то не шли они комплектом к сабле и пистолету. Подарок больше мужской, серьезный, солидный, а не что-то красивое.

Показал предметы парню, тот кивнул.

Двое охранников приоткрыли края полога шатра. Оттуда повеяло ароматом приятных благовоний. Еще двое, первыми ввели моего пленника внутрь, далее мальчишка указал на меня, а потом на двух сопровождавших нас татар — разведчика и того, кто опознал Тутая.

Я, держа дары, двинулся вперед, вошел.

Духота закрытого пространства, полного мехом, сдавила легкие. Овечья шерсть, курящиеся благовония, дым от чадящих и дающих свет масляных ламп. Тюндюк приоткрыт, поскольку дождя на улице не было, но света и тем более свежего воздуха это давало не так уж много.

Внутри стояли сумерки. Глаза привыкли не сразу, на это ушло пара мгновений.

В самом центре стояла печь, где тлели, потрескивали угли. От нее шло тепло. Рядом сидел какой-то ссутулившийся человек. Видимо, следил он, за тем, чтобы поддерживалась верная температура и уровень горения. Близ него лежали нарубленные дрова и валежник. Вокруг в центре имелось свободное пространство.

Земля близ стен была завалена шкурами. Там восседало довольно много степняков.

Быстро окинул взглядом — пятнадцать. Преимущественно крупные, дородные, одетые в богатые кафтаны и халаты. Возраста различного: от только-только вошедших в совершеннолетие, достаточно выделяющихся на общем фоне некоей стройностью, до одного совсем уж согбенного, лысого старца. Все при оружии, с дорогими саблями и кинжалами.

Напротив входа на возвышении в одиночестве восседал немолодой, седеющий человек. Окладистая, массивная черная борода, тронутая серебром, ложилась на грудь. Тонкий длинный нос, насупленные брови, сведенные у переносицы, задумчивый и пристальный, пробирающий до самых костей взгляд, злой, напряженный, подавляющий.

Встретились мы с ним.

Сразу же вспомнились горы Афганистана и тамошние руководители военных не очень законных и вообще незаконных организаций. Точь-в-точь типаж.

Суровый передо мной мужик. А каким еще должен быть приемный сын хана, участвующий в постоянной борьбе за престол и, по факту, выигравший ее? Только таким: хитрым, расчетливым, безжалостным и бескомпромиссным, холодным и решительным, рассудительным и внушающим авторитет. На этом всем нужно играть, сделать так, чтобы добиться своей цели.

Работаем, Игорь, с полной отдачей. Не за жизнь свою сейчас, а за сотни, тысячи иных людей ты здесь отдуваешься и говоришь. Надо сделать, надо убедить!

Я смотрел пристально, подмечал все малейшие детали, чувствовал окружение, ловил взгляды всех здесь собравшихся.

Мальчишка, что сопровождал нас, подбежал к военачальнику, пал на колени, проговорил что-то. Глаза Джанибека уставились на пленника, буравили его, затем взгляд перешел на меня.

Сейчас начнется битва двух разумов. Настоящий поединок воли, хитрости и ума.

— Подойди, русский посол, назови себя.

Хорошо хоть на русском говорит. Почти без акцента, кстати. Значит, получится у нас с ним хоть какой-то диалог. Огромный плюс.

Я расправил плечи, сделал несколько шагов вперед, чуть склонил голову в знак уважения, заговорил. В руках держал дары.

— Достославный Джанибек Герай, да будут стада твои бесконечны, а многие жены плодовиты. Сын прославленного Селямета Герайя, да будет его век долог и не оскудеют табуны. Имя мое, Игорь Васильевич Данилов. Я привез тебе дары. Первый и самый важный, это подлый убийца и предатель Тутай Аргчин. Знаю я, что он со своей бандой напал и убил гонца, который вез тебе важное послание из Крыма от отца твоего, названного.