Воронцов. Перезагрузка. Книга 3 (СИ) - Тарасов Ник

— Отчего ж нельзя, — кивнула Машка. — Завтра пусть забегает, всё расскажу.

Степан, вытирая пот со лба — то ли от удовольствия, то ли от жары, — покачал головой:

— И как вы, барин, до такого додумались? Я вот сколько живу, а такого не пробовал.

Я усмехнулся:

— Много где бывал, Степан, много чего видел. Вот и запомнилось кое-что.

— А картошечка-то как пропиталась этим соком… — причмокивала Прасковья. — Язык проглотишь!

— А морковка какая сладкая стала, — вторила ей Дарья.

Захар, дочиста выскребая миску, покосился на котёл, где ещё оставалось немного рагу:

— А добавки будут?

Машка, улыбаясь, кивнула:

— Для хороших людей — всегда найдётся.

Она прошлась вдоль стола, подливая в миски тем, кто уже всё съел. Рагу исчезало на глазах — видно, и правда пришлось по вкусу.

Тем временем солнце клонилось к закату. Машка зажгла несколько плошек с маслом, расставив их по столу, и в их мерцающем свете лица собравшихся казались загадочными и одухотворёнными.

Когда все наелись до отвала и начали потихоньку расходиться, я кивнул Захару, чтоб тот остался. Заметил, что и Михаил тоже задержался, переминаясь с ноги на ногу чуть в стороне, явно намереваясь что-то сказать, но не решаясь вклиниться в разговор.

Машка, собирая пустые миски, тихонько напевала что-то под нос — явно довольная произведённым эффектом. Я подмигнул ей, выражая благодарность за отличный ужин, и она просияла в ответ.

Когда все разошлись, кроме Захара и Михаила, я поставил локти на стол, сытый и довольный:

— Ну что, Захар, как устроился наш новый человек? — кивнул я в сторону Михаила.

Захар почесал бороду:

— Да нормально всё, Егор Андреич. Он первый на дежурстве.

Я нахмурился, не совсем понимая, о чём речь:

— На каком ещё дежурстве?

— А в ангаре, — пояснил Захар. — Мы решили, что лучше, если кто-то там ночевать будет. Мало ли что — и товар под присмотром, и случись что — сразу тревогу поднимет.

Я кивнул, начиная понимать:

— А, вот ты о чём.

— Он останется ночевать в ангаре, — продолжал Захар. — Мы там уже топчан сколотили, соломенник постелили. Да и вообще там неплохо — вон сколько времени мы там жили до того, как в таунхаус переехали. Крыша над головой есть, от непогоды защита.

— Ну, разбирайся сам, — махнул я рукой, доверяя Захару решать такие вопросы. — Тебе виднее.

Тот лишь кивнул, а потом, помявшись, добавил:

— Тут ещё… Михаил хочет что-то лично вам сказать. Не при всех.

Я посмотрел на переминающегося в стороне Михаила:

— Так зови, че он там мнётся как девка на выданье.

Захар усмехнулся в бороду и махнул рукой Михаилу. Тот быстро подошёл, поклонился почтительно — не по-деревенски в пояс, а слегка склонив голову, как делают в городе.

И тут, словно из-под земли, рядом с нами возник Иван — я даже не заметил, когда он успел подойти, встал рядом с Михаилом, и они стали наперебой, но явно согласованно, выдавать информацию:

— Барин, — начал Михаил, — там нас очень расспрашивали про вас. Какой-то купчина всё выведывал — кто вы такой, откуда взялись, откуда такие доски берёте, чем промышляете да сколько у вас люда в деревне.

Голос у Михаила был негромкий, но чёткий, как у человека, привыкшего докладывать начальству. Я внимательно слушал, отмечая, что парень наблюдательный и неглупый.

— Я же, — продолжал он, — сослался на то, что и сам не знаю — к Захару, мол, еду на заработки, а про барина ничего сказать не могу, не знаком ещё.

— А вот на Ивана так совсем наседал с вопросами, — добавил Михаил, кивая в сторону своего товарища. — Прямо не отставал.

Иван угрюмо кивнул, подтверждая:

— Было дело, барин. Как прицепился — кто да что, да откуда. Но я ему ничего толком не сказал. Мол, барин да и барин — такой как все. А про доски — ничего не знаю. Телегу загрузили — вот и привёз.

Он говорил спокойно, но я видел, что разговор тот его задел за живое — жилка на шее билась часто-часто.

— И как выглядел этот любопытный? — спросил я, хотя уже догадывался об ответе.

— Рыжий такой, — ответил Иван, — бородка клинышком, а под левым глазом бородавка приметная. Одет богато, но не ярко. Речь плавная, обходительная, только глаза холодные.

Я переглянулся с Захаром — по описанию выходило, что выспрашивал тот же мужик, что и Фому ранее расспрашивал. Значит, заинтересовался кто-то нашими делами всерьёз. Надо держать ухо востро.

— А что ещё интересного заметили? — спросил я, обращаясь к обоим.

— Ещё, урядник тот, как прочитал письмо от государева человека, так сразу уважительно стал на нас смотреть, — добавил Иван. — И благодарность высказывал боярину — вам, тобишь. — Прямо преобразился человек. Был как грозовая туча, а стал как шёлковый. «Передайте, — говорит, — моё нижайшее почтение господину Воронцову. Всегда рад услужить.»

Я хмыкнул, представляя эту сцену. Со слов Фомы, урядник в городе был человек суровый и неприветливый — даже мелким помещикам особо не кланялся. А тут такая перемена.

— И это не всё, — продолжил Иван, понизив голос. — Тот рыжий купчина, когда увидел, как урядник с нами заговорил, как-то весь подобрался. Но к нам больше не подходил, только смотрел издалека.

Мы помолчали, обдумывая услышанное. Машка, закончившая уборку со стола, присела рядом со мной на лавку, прислушиваясь к разговору.

— Ладно, — сказал я наконец. — Спасибо за информацию, учтём. А теперь идите отдыхать, завтра дел много.

Мужики поклонились и пошли к выходу со двора. Я проводил их взглядом, размышляя о сказанном.

— О чём задумался, Егорушка? — спросила Машка, когда мы остались одни. — Беспокоит что-то?

Я обнял её за плечи, привлекая к себе:

— Да вот думаю, что неспроста этот купчина про нас расспрашивает. Видать, проведал про наши доски, про лесопилку. Может, конкуренцию почуял, а может, решил поживиться чужим добром.

— Ты думаешь, он может навредить? — в голосе Машки появилась тревога.

— Кто знает, — пожал я плечами. — Но лучше быть готовым ко всему. Завтра соберу мужиков, потолкуем, как дозоры организовать.

Машка прижалась ко мне, словно ища защиты:

— Страшно мне, Егорушка. Только жизнь налаживаться стала, а тут опять тревоги.

Я погладил её по голове, успокаивая:

— Не бойся, солнце моё. Справимся.

Мы сидели под яблоней, глядя, как на небе одна за другой зажигаются звёзды. Где-то вдалеке залаяла собака, ей ответила другая, потом обе затихли. Деревня погружалась в сон.

— Пойдём в дом, — сказала наконец Машка. — Ночь на дворе.

Я кивнул, и мы направились к крыльцу.

— Ты ложись, Егорушка, — сказала она. — Я сейчас.

Я пошел в комнату, по пути ещё раз мысленно перебирая всё, что узнал сегодня. Обдумывая то, что мне наговорили Миша с Иваном, я всё никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, вздыхал, глядя в потолок, где плясали тени от лучины. Мысли крутились в голове как мельничные жернова, перемалывая одни и те же вопросы.

Кто это был и что ему так нужно от меня? Какой-то рыжий купец с бородавкой под глазом… Не представился, но явно человек с достатком и положением. Если дела торговые, то мог бы сам обратиться, если нужда такая. Нормальные купцы так и делают — приезжают, кланяются, товар предлагают или покупают. Ну, на крайний случай, через торговых людей — те вон каждую неделю ко мне ездят, любую весть передать могут.

Но нет же — выспрашивает у тех, кто поближе ко мне. Значит, что-то нечисто. Может, конкурент какой прознал про мои доски да хочет дело перехватить? Или кто из местных бояр заинтересовался, откуда в глуши такое производство взялось?

А может, и вовсе не по-доброму интерес проявляет? Мало ли лихих людей, что на чужое добро зарятся. Хотя, если бы разбойник был — не стал бы так открыто расспрашивать. Те больше из-за угла бьют, исподтишка.

Нет, тут что-то другое. Может, из приказа какой-то человек? Проверяют, всё ли по закону делается, подати платятся? Так я ничего не скрываю, всё как приказчик приедет отчитаюсь. А так-то, мне по большому счету получается, что перед отцом отчитываться нужно. А что деревню поднял из пепла, так за это ещё благодарить должны.