— Ну, значит, будут для верховой езды, — решил я. — Оно и лучше, пожалуй.
Степан кивнул, соглашаясь, а я вспомнил ещё кое-что:
— Ты с репы парусину уже убрал?
— Да, барин, — отозвался он. — Ещё вчера. Хорошо взошла, ровненько. К осени, если заморозков не будет, то самое то получится.
Я довольно кивнул. Репа — дело нужное, без неё зимой никак. Да и скотине корм хороший.
— Картошку надо бы окучить, — сказал я, вспомнив ещё одно важное дело.
Степан нахмурился:
— А это как?
— Бери тяпку, пошли покажу.
Тот быстро метнулся к себе и вышел с тяпкой — длинной деревянной рукоятью с металлическим наконечником. Мы дошли до поля, где зеленели ряды картофельной ботвы. Растения уже вытянулись чуть больше чем на пол локтя и выглядели крепкими, здоровыми.
Я взял тяпку и на двух-трёх кустах показал, как нужно окучивать: подгребать землю со всех сторон к стеблю, образуя вокруг него холмик.
— Вот так, видишь? — пояснял я, работая тяпкой. — Земля должна закрывать стебель почти до листьев. Тогда картошка лучше растёт и клубней больше завязывается.
Степан удивлённо почесал затылок:
— Это что же, каждую так нужно?
— Да, Степа, каждую, — подтвердил я, выпрямляясь и отдавая ему тяпку.
— Так это ж сколько работы, — пробормотал он, окидывая взглядом поле.
— А ты думал, — усмехнулся я. — Бери или ребятню, или баб в помощь, но окучить нужно. Иначе пропадёт или мелкая вся будет.
Степан вздохнул, но спорить не стал:
— Сделаем, барин, не переживайте.
Мы возвращались назад, когда заметили приближающуюся к нам Настасью. Она махала руками и что-то кричала издалека.
— Чего это она? — нахмурился Степан.
— Сейчас узнаем, — ответил я, ускоряя шаг.
Настасья, увидев, что мы идём к ней навстречу, перешла на бег, придерживая подол сарафана.
— Барин! — выпалила она, запыхавшись. — Семён мальца прислал сказать, что поддув работает хорошо и печь растоплена. Говорит, чтоб вы шли смотреть, как сможете!
— Вот как? — я невольно улыбнулся. — Быстро они управились. Ну что ж, пойдём посмотрим.
— А мне как быть с картошкой? — спросил Степан.
— Ты начинай, а я как освобожусь, подойду проверить, — ответил я. — И да, возьми в помощь ребятишек постарше, да баб тоже озадачь — покажи им, что делать. Они быстро сообразят.
Степан кивнул и направился за помощниками, а мы с Настасьей пошли в сторону лесопилки. Мужики же догнали нас по дороге.
— А правда, что этот поддув будет сам воздух в печь гнать? — спросила Настасья по дороге. — Бабы судачат, что без мехов кузня работать станет.
— Правда, — подтвердил я. — Вот увидишь сама. Там винт такой хитрый, который от водяного колеса крутится и воздух гонит.
Настасья покачала головой:
— Чудно всё это. А не опасно?
— Не опаснее обычных мехов, — заверил я её. — Зато спину надрывать не придётся, качая их целый день.
Мы подходили к лесопилке, когда услышали радостные возгласы. Похоже, испытания проходили успешно. Я ускорил шаг, чувствуя, как внутри растёт предвкушение.
У входа в кузню собралась небольшая толпа — мужики, несколько баб пришедших с деревни посмотреть на новое чудо барина и ребятишки, которые с восторгом наблюдали за происходящим. Увидев меня, они расступились, пропуская вперёд.
— Ну как? — спросил я Семёна, который стоял возле печи с довольной улыбкой.
— Глядите, барин, — он указал на печь, из которой вырывалось пламя, гудящее как разъярённый зверь. — Крутится винт, и воздух так и гонит, ровно, без перебоев. Жар такой, что железо за пять минут до красноты разогреет!
Я подошёл ближе, наблюдая за работой механизма. Большое колесо, приводимое в движение от водяного привода, через ремень передавало вращение на меньшее колесо, к которому был присоединён винт. Винт крутился в глиняной воронке, направляя поток воздуха по трубе прямо в печь. Система работала идеально — равномерно, без рывков.
— Молодцы, — похвалил я, чувствуя гордость за своих мужиков. — Отличная работа!
Семён расплылся в улыбке.
— А теперь смотрите. Ещё и скорость менять можно!
Я перекинул ремень на другую пару колёс, и винт закрутился быстрее, увеличивая поток воздуха. Пламя в печи взревело ещё сильнее, взметнувшись вверх.
— Ишь ты! — восхищённо выдохнул кто-то из толпы. — Как дракон дышит!
Даже Настасья смотрела с открытым ртом.
— И правда работает, — пробормотала она. — Кто бы подумал…
Я обошёл механизм, проверяя каждую деталь, каждое соединение. Всё было сделано на совесть, крепко и надёжно. Петр и Семён стояли рядом, с гордостью наблюдая за моим осмотром.
— Ну что, барин, — спросил Семён, когда я закончил, — будем теперь железо плавить?
— Обязательно будем, — кивнул я. — Но не сегодня. Сперва нужно печь как следует прогреть, проверить, как долго она держит температуру. А потом уже и за серьёзные дела возьмёмся.
Я повернулся к собравшимся:
— А теперь давайте по делам, нечего без дела стоять! Степану помогите картошку окучить, кто свободен.
Люди начали расходиться, но ещё долго оборачивались на гудящую печь, переговариваясь между собой. Я же остался с Семёном и Петром, обсуждая дальнейшие планы и улучшения механизма.
День только начался, а уже столько всего произошло.
Вернувшись домой, увидел Степана, тот суетился, бегал по двору, словно у него шило в одном месте, причитая, что тяпка-то всего одна. Я тормознул его, чтоб не мельтешил перед глазами:
— Погоди ты, угомонись. Посмотри у меня в сарае — может, ещё одну найдёшь. Да у Ильи спроси, он хозяйственный.
Степан замер на мгновение, будто что-то припоминая, а потом кивнул. Я же еще вспомнил:
— У Прасковьи еще спроси! — сказал я. — У бывшего старосты тоже могла заваляться!
— Точно, — кивнул он. — Тот никогда инструмент не жаловал, всё больше о своей важности думал, но у самого всё было. И не одно, а так, чтоб с запасом.
— Ну вот и займись, — сказал я, махнув рукой и заходя уже к себе во двор, где в тени яблони Машка развешивала выстиранные рубахи.
Увидев меня, она оставила своё занятие и подошла ко мне. Глаза её, зелёные-зелёные, смотрели с неизменной теплотой, а в уголках губ пряталась улыбка.
— Вернулся, — сказала она, словно констатируя факт, а не спрашивая. — Голодный, поди?
— Машка, — сказал я, глядя на румяное от работы лицо, — а давай на вечер рагу сделаешь?
Она склонила голову набок, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо:
— А это как? Не делала никогда такого.
Я присел на лавку под яблоней, похлопал рядом с собой, приглашая её присесть:
— Тушишь мясо — возьми с лопатки или шейки, чтоб пожирнее было. Нарезать нужно небольшими кусочками, примерно вот такими, — я показал пальцами размер. — И положить в чугунок с маслом или салом.
Машка слушала внимательно, словно старательная ученица, запоминая каждое слово.
— Когда мясо будет почти готово, лук полукольцами порежь, обжарь с мелко порезанной морковью, — продолжал я. — Только не пережаривай, чтоб до золотистой корочки. Ещё слегка протуши всё вместе.
— А потом? — спросила она, и я заметил, как в её глазах загорелся интерес.
— Потом что есть добавишь — картошки, капусты, репы можно. В конце зелени добавь. Да, и посолить да поперчить не забудь.
— Сделаю, Егорушка, — кивнула она, задумчиво прикусив нижнюю губу. — А вкусно такое будет?
— Ещё как вкусно, — заверил я, представляя ароматное блюдо. — Пальчики оближешь. Да, в конце, уже когда почти готово будет — кусочек масла сливочного добавь. Тогда вообще вкуснотища получится.
Машка вскочила с лавки, глаза её сияли:
— Пойду сейчас же всё подготовлю.
Она убежала, а я остался сидеть под яблоней, наслаждаясь минутами покоя.
Ближе к обеду деревенская тишина нарушилась громким окриком. Я поднял голову и увидел, как Захар, стоя на пригорке у края деревни, приложив ладонь козырьком ко лбу, всматривается вдаль.
— Наши возвращаются! — громко заявил он, привлекая внимание всей деревни.
