Проехали вдоль ещё одной железнодорожной ветки на юг (здесь снова обнаружилась грунтовка, идущая параллельно с железной дорогой). Затем выбрались на довольно широкую мощёную дорогу, соединяющую Лубны и Миргород, и здесь, рядом с железнодорожным переездом, нарвались на немцев.
Патруль из двух солдат под началом унтер-офицера словно материализовался в свете фар на дороге.
Унтер-офицер поднял руку, останавливая машину.
— Может, задавить его на хрен? — деловито осведомился Чурсин.
— Ни в коем случае. Останови.
Машина остановилась.
— В чём дело, унтер-офицер? — осведомился по-немецки Максим, высунувшись из окна и стараясь придать голосу максимум недовольства.
— Проверка, господин лейтенант, — луч фонарика мазнул по лицу и погонам Максима, ушёл чуть в сторону. — В округе неспокойно. Мы охраняем железнодорожный переезд и у нас приказ проверять всех. Кто вы и куда направляетесь?
— Лейтенант Манфред Канн, — представился Максим, махнув удостоверением. — Семьдесят шестая пехотная дивизия, разведбатальон. Направляюсь на аэродром.
— С какой целью?
— Извините, унтер-офицер, этого вам знать не обязательно. Вы тоже из семьдесят шестой?
— Да.
— Имя командира дивизии?
— Генерал-лейтенант де Ангелис! — отрапортовал унтер-офицер.
— Максимилиан де Ангелис, — поправил Максим. — Кавалер Железного креста двух степеней. Всё правильно. Проверка должна быть для всех, не так ли?
— Проезжайте, господин лейтенант, — сказал унтер-офицер, явно успокоенный этим коротким диалогом. — Аэродром тут неподалёку, в двух километрах, — он показал рукой, в каком направлении находится аэродром.
— Я знаю, спасибо.
Пока они разговаривали, один из солдат подошёл к машине со стороны водителя, забросил винтовку на плечо, достал сигарету и обратился к Захару, сидевшему за рулём с равнодушным лицом:
— Огня не найдётся, камрад?
Максим подобрался.
Чурсин покосился на командира.
Максим незаметно для немцев сделал движение рукой, словно щёлкает зажигалкой. Слабого освещения кабины хватило, чтобы Чурсин увидел.
Шофёр достал из кармана трофейную немецкую зажигалку, щёлкнул, высекая огонь, протянул в окно.
Немец вскочил на подножку, прикурил.
— Danke [1], — поблагодарил.
Чурсин кивнул, убрал зажигалку.
— На задерживайте машину, солдат, — строго сказал Максим и добавил, обращаясь к шофёру. — Поехали!
Солдат спрыгнул с подножки.
Чурсин включил передачу и тронулся с места.
— Уф, — сказал он через некоторое время, когда грузовик отъехал подальше. — Не захочешь, а немецкий выучишь.
— Учи, Чурсин, учи, — сказал Максим. — Язык врага нужно знать.
Машину оставили на опушке смешанной ясенево-берёзовой рощи неподалёку от аэродрома. Загнали поглубже, замаскировали ветками.
Роща росла на холме, с которого открывался прекрасный вид на аэродром. Днём, разумеется. Безлунной ночью солдаты могли разглядеть разве что несколько приглушённых электрических огней, разбросанных там и сям по аэродрому.
Однако Максим мог разглядеть всё.
Минут пятнадцать он не отрывался от троофейного полевого бинокля с шестикратным увеличением.
Увидел взлётно-посадочную полосу.
Открытые стоянки для самолётов, на которых насчитал двадцать один Ю-88. Неполная группа, судя по всему. Три эскадрильи по семь самолётов. Потрепали вас, ребятки, потрепали. Маловато, но всё-таки. Ничего, мы добавим.
Слева от ВПП заметил три охраняемых склада, расположенные рядом друг с другом. Вероятно, ГСМ [3], боеприпасов и вооружения, имущественный. Все три охранял один часовой, размеренно и неторопливо вышагивая между ними по одному и тому же маршруту.
Перед ВВП — командно-диспетчерский пункт с деревянной вышкой. На вышке едва заметно мигает огонёк сигареты.
Ещё один часовой.
Курит в кулак, злостно нарушая дисциплину.
Кури, кури напоследок, недолго осталось.
Дальше, за складами, автопарк. Там тоже может быть часовой, хотя отсюда не видно. И один на КПП, в будке со шлагбаумом, сразу на въезде.
Плюс наверняка имеется часовой на стояночных площадках для самолётов. Один, как минимум. А скорее всего, их двое. Один самолёты стережёт, а второй у зенитной пушки, — вон она, двадцатимиллиметровая FlaK образца тридцатого года, четыре ствола из-за мешков с песком выглядывают.
Правее зенитки — то ли сарай, то ли будка. Оттуда доносится характерное тарахтение. Бензиновый генератор. Не охраняемый.
Итого: шестеро часовых. В самом удачном случае — пять, если автопарк без охраны.
До хрена.
В палатках и двух наскоро сколоченных бараках ближе к роще — лётный состав, техники и все остальные. Спят. Ну, спите, спите. Там часовых нет.
— Николаев, Гринько, — шёпотом позвал Максим.
— Здесь, — отозвались красноармейцы.
— Ваша задача — КПП, автопарк и склады. Это вон там, левее. Николаев, ты убираешь часовых. Сначала на КПП, потом в автопарке, потом складского. Гринько, за тобой минирование складов. На автопарк не отвлекаться, чёрт с ним. Там, кстати, может и не быть часового, но на это особо не рассчитывайте. Николаев, понимаешь где это, видишь хоть что-то?
— Вижу, товарищ лейтенант. На одном складе лампочка горит. Слабая. И на КПП — тоже. А тёмное пятно за складами — это автопарк. Я хорошо в темноте вижу. Ночью в тундре или тайге темно, однако. Зверь и якут просыпаются, на охоту выходят. Кто кого, — Максим понял, что Николаев улыбается.
— Шутишь, — это хорошо, — одобрил он. — Особое внимание — складу ГСМ и вооружения с боеприпасами. Рвануть должно так, чтобы небесам жарко стало. Мы с сержантом Найдёновым делаем то же самое, только справа. Начинаем с вышки КДП [4] и заканчиваем стоянками с самолетами и зениткой. По сигналу красной ракеты, поджигаете бикфордовы шнуры и скрытно возвращаетесь сюда.
— А я? — обиженно спросил Герсамия.
— А у тебя, Муса, самое ответственное задание. Заляжешь с пулемётом вон там, под вышкой, возле КДП и будешь держать на мушке бараки и палатки. Как только фрицы начнут выскакивать, убей их всех.
— Всех вряд ли получится, товарищ лейтенант. Разброс большой.
— Значит, сколько сможешь. После этого отступай сюда, к машине. Бегом отступай, виляй, как заяц, под пули не подставляйся. Всех касается. Если ранят, вытаскивать вас некому. Учтите это.
— Разрешите вопрос, товарищ лейтенант? — спросил Найдёнов. — Сколько самолётов на стоянке? У меня не такое зрение, как у вас, отсюда не вижу.
— Двадцать один.
— Времени навсех не хватит, шухер раньше начнётся. Десять-двенадцать — максимум. И то, если вы поможете.
— Этого вполнедостаточно. Хотя я рассчитываю на пятнадцать минимум. И — да, разумеется, помогу. Помните, на вас немецкая форма, и оружие у вас тоже немецкое. Это даёт дополнительные секунды, но не больше. Действовать нужно быстро, тихо и точно. Всё, пошли.
Часового у зенитки Максим убрал буквально в две секунды — подкрался сзади под прикрытием мешков с песком, дождался, пока тот повернётся к нему спиной, зажал левой рукой рот, полоснул ножом по горлу.
Потом придержал, подтащил к орудию, уложил труп так, чтобы сразу в глаза не бросался.
Вытер нож о чужой мундир и подумал, что становится настоящим профи — в той прежней и в то же время будущей жизни ему не доводилось убивать людей ножом. Даже на войне. А тут приходится резать одного за другим.
Найдёнов с мешком, набитым тротиловыми шашками, бикфордовыми шнурами и запалами, тенью следовал за ним.
Часового у самолётов тоже удалось убить довольно легко, — Максим просто укрылся за хвостом самолёта, дождался, пока немец с винтовкой на плече пройдёт мимо него; вышел, в два бесшумных шага догнал и отработанным движением перерезал врагу горло.
Тихий хрип, судороги по телу, и часовой затих.
Готов? Готов.
В сторону его, вот сюда, за хвост.
Максим, сидя на корточках, поманил Найдёнова. Сержант, пригибаясь, подбежал, присел рядом.
