Князь Московский (СИ) - Иванов Евгений Геннадьевич

Но лень никогда не была моей любимой страстью, поэтому я решительно пресёк свои внутренние жалобы на нелёгкую жизнь и, закончив завтрак с Элли, дал указание заложить экипаж. Сегодня у меня были планы посетить ближайшее злачное место. Хотелось днём взглянуть на Хитровку. Дело в том, что один из хорошо сохранившихся подземных туннелей Кремля шёл как раз в ту сторону. Но меня всячески предостерегали от того, чтобы я туда совался, так как он, дескать, занят ворами и отребьем. Но этот туннель был сух, и у него был крепкий свод. Ну и маргиналам применение найдём, хе-хе-хе...Когда спускался в холл, был перехвачен Элли.

— Серёжа, — обратилась она ко мне, её слегка картавящее «р» всегда вызывало во мне умиление и лёгкую улыбку. — Ты же помнишь, что мы сегодня приглашены в дворянское собрание? Ершов, Владимир Иванович, очень просил нас быть. Его супруга, Елена Михайловна, обещала устроить нам «incroyable surprise». Мне бы хотелось потанцевать, пока есть такая возможность... — смущённо закончила она.

Я чуть приобнял её и уверил, что к пяти пополудни обязательно, и всё непременно. В общем, уверил её как мог.

_____________________________________

Хитровский рынок меня впечатлил, но впечатлил в отрицательном смысле. Он был шумным и зловонным, состоял из развалов и некрытых лавок. А по случаю воскресного дня был к тому же полон народу. В центре рынка стояло громоздкое одноэтажное деревянное здание с навесом, под которым толпилось множество разномастного народу, многие были откровенными оборванцами – без сапог, в каких-то тряпках, намотанных на босу ногу. Некоторые просто валялись на мостовой, благо, погода стояла ясная и солнышко отчётливо припекало. В большинстве это были оборванцы мужского полу, но хватало и женщин. При этом сама площадь хоть и была мощёная, но было видно, что её давно не подметали и не убирали. Стоял разноголосый шум, в нашу сторону прорывались частушки, матерные тирады и какое-то заунывное пение. Меня интересовало состояние местного народа, и есть ли возможность удалить эту бедняцкую вольницу из центра моего города. Эта маргинальная республика здесь, рядом с Кремлём, была подобна «бельму» на глазу.

Конечно же, мой кортеж был замечен, оценен и опознан. Собственно, было бы странно, если бы не поняли, кто их посетил. Со мной было восемь верховых казаков охраны, ну и Шувалов, который попался мне под горячую руку.

Когда я выходил из дворца и уже собирался садиться в экипаж, из подъезжающего ландо выпрыгнул Павел Павлович с папкой для бумаг в руках и, ни на что не обращая внимания, резвыми шагами понёсся в сторону парадной лестницы. В итоге мы двинулись вместе на Хитровку.

Как только мы въехали в Подколокольный переулок и наш кортеж замедлился, вокруг стала образовываться толпа из полуголых мальчишек и разных оборванцев, которые бежали впереди нас и выкрикивали разные просительные кричалки. Моя охрана сжалась вокруг нашего экипажа и стала поругивать самых разнузданных крикунов, а некоторые казаки достали нагайки и стали недвусмысленно ими помахивать.

Въехав на саму площадь, велел остановиться у небольшого кирпичного здания, находящегося примерно в центре этого странного места.

Вокруг нас мгновенно образовалась многоголосая толпа, выкрикивающая и смеющаяся, и их абсолютно не пугали мои казачки. Запах стоял такой силы, что казалось, будто воздух здесь осязаем. Моя охрана злобно щерилась и поигрывала нагайками. Крикнул двум ближайшим, чтобы привели местного городового: я увидел его будку на углу. Двоих послал, чтобы не ограбили одиночку, а то, судя по местным рожам, тут ночью и эскадрон может исчезнуть. Пока мои охранники бегали за местным представителем закона, рассматривал документы, что мне принёс Шувалов. Было там несколько прошений, ну и, конечно, разные прожекты. Их вообще в местном бумагообороте всегда было много: то ли это часть местного менталитета, то ли опять меня мои подчинённые пытаются проверить на слабость.

Меня от работы отвлёк хриплый громкий бас.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество! — проорал городовой, доставленный моей охраной. Стоял он на вытяжку и с сильно выпученными глазами. Лицо его украшали большие усы; сам он был крепкого телосложения, на нём были форменный китель и фуражка, а на боку висела сабля-селёдка. В общем, производил он приятное впечатление, хоть и строил из себя дурачка-служаку.

— И тебе здравствовать, братец. Представься, будь любезен, — решил я чуть сбить с него спесь, а то ишь какой актёр.

— Руднев, Михаил Фёдорович, Ваше Императорское Высочество! — уже не так громко прорычал этот представитель младшего полицейского состава.

— Вот что, Михаил Фёдорович, предоставь мне для разговора старшего из этого общества. Понимаешь меня? — сказал я и чуть кивнул на явных каторжан, стоявших чуть в стороне и рассматривавших меня и мою охрану.

Вот теперь городовой выпучил на меня глаза по-настоящему.

Глава шестая

Городовой на миг застыл в замешательстве, а после, гаркнув на одном дыхании: «Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество!», — скользнул в толпу оборванцев. Он, как хищная рыба в грязном омуте, прорезал своим телом толпу зевак. Всё вокруг притихло, все на площади изумлённо перешёптывались и переглядывались. Ведь то, что я сейчас собираюсь сделать, никто, облечённый властью, подобной моей, не делал. Прилюдно и гласно, во всяком случае. Прошло не более двух минут, как служитель закона убежал выполнять моё порученье, когда предо мной возник благообразного вида мужичок. Был он одет как купчишка средней руки: рубашка, жилетка и, конечно же, цепочка от часов на небольшом пузике, венчала же голову этого господина чёрная фуражка с лаковым козырьком. Лицо же было благообразным и приветливым, его окаймляла небольшая бородка и коротко подстриженные усики. Только глаза подкачали. Были они почти бесцветными, застывшими, как у трёхсуточного трупа - равнодушные и бесчувственные, мёртвые.

А самое интересное, что появился этот мужичок в опасной близости от моей коляски, то есть между мной и казачками.

- Вы хотели пообщаться с нами, Ваше Императорское Высочество, Сергей Александрович? – произнёс этот купчишка с глазами душегуба.

- С Вами? Нет, конечно! – спокойно произнёс я и поднял руку вверх успокаивая свою охрану, которая всполошилась, увидев чужого передо мной. – Мне нужен представитель «ночного общества», который донесёт мои слова остальным и сможет назвать основную проблему местных… эээ …обывателей. Да, и как к тебе можно обращаться?

- Не надо к нам обращаться, – с усмешкой ответил этот убивец, - а звать меня Окунём.

- Хм. Тебе подходит это имя, – вернул я усмешку дерзецу.

Окунь промолчал. Он продолжал неподвижно стоять и пялиться на меня своими водянистыми глазами.

- Ты можешь сказать, чем город сможет помочь ...обществу? – спросил я у него.

В воздухе повисла пауза. То, что сейчас происходило, было абсолютно неправильно по меркам этого мира. Сильные не спрашивают у слабых, что им нужно. Эта беднота и голытьба, эти воры и попрошайки, нищие и калеки, эта пьянь подзаборная - они все были fugientes, то есть отверженными.

- Нам всего хватает… – со странной интонацией проговорил представитель общества и после секундной паузы, продолжил: - Но было бы хорошо, чтоб для людей появилась мыльня с баней.

- Баня… хорошо, я пришлю инженеров, пусть просчитают возможность. Но чтоб была чистота на площади! А то будто, не люди, а свиньи какие-то! – и отвернувшись от него, крикнул вознице: – Трогай!

Толпа перед нами почтительно раздвигалась, уже более не слышались хохмачки и матерные частушки.

Я отчётливо понимал, что сейчас подошёл к Рубикону, и своими действиями противопоставляю себя относительно самодержавной политики своего брата, теперь каждое моё слово, движение и взгляд будет всячески анализирован и интерпретирован. И к какому выводу придёт Александр, пока не ясно. Главное сейчас вычислить, кто является ушами и глазами моего брата в моём окружении.