Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

Январь 1933-го выдался на редкость суровым. Свинцовое небо не пропускало солнечного света, мороз сковал улицы, и даже Нева, казалось, застыла в ледяном оцепенении. В таких условиях любая беда приходила быстрее и била больнее.

Беда пришла с Выборгской стороны. Сначала в больницу им. Мечникова поступило несколько рабочих с завода «Красный Выборжец» с одинаковыми симптомами: неукротимая рвота, резкие, схваткообразные боли в животе, кровавый понос. Дежурный врач списал на пищевое отравление, возможно, испорченную колбасу с фабрики. Но к вечеру число пострадавших перевалило за полсотни. Появились первые трупы.

Ивана, занимавшегося в своей лаборатории усовершенствованием состава хлорамина, срочно вызвал главврач. В кабинете уже был бледный, напуганный заведующий приемным покоем.

— Лев Борисович, ситуация критическая. Похоже на холеру, но симптомы… странные. Судороги, нарушение сознания…

— Холерный мор в тридцатом году прошел, вибрион выделили, — мрачно заметил главврач. — Это не холера.

Когда Иван вошел в переполненный приемный покой, его ударил в нос знакомый, но неуместный запах — сладковатый, металлический. Запах крови и желудочного сока. Он увидел Катю и Мишу, уже помогавших перегруженному персоналу. Лицо Кати было землистым от усталости, Миша, наоборот, горел лихорадочным возбуждением.

— Лев, это не инфекция, — сразу сказал Миша, отводя его в сторону. — Я посмотрел анамнезы. Все пили воду из одного водопроводного крана в цеху. Рвотные массы и кал — характерного сине-зеленого оттенка. Я почти уверен.

— Медь? — быстро спросил Иван.

— Медь или мышьяк. Но для массового отравления медью нужна запредельная концентрация. Скорее, мышьяк. Его соединения могли попасть в систему.

В этот момент в больницу ввалилась группа людей в штатском, но с казенными, недвусмысленными позами. ОГПУ. Начальник, мужчина с каменным лицом, прошел прямо к главврачу.

— Товарищ, что здесь происходит? В райкоме уже звонят. Говорят о саботаже. О вредительстве.

Один из его подручных в это время собирал листовки, подобранные, как выяснилось, у проходной завода. Кривые, отпечатанные на ротаторе буквы кричали: «СМЕРТЬ ТИРАНАМ! ХЛЕБ — ГОЛОДНЫМ! ДОЛОЙ СТАЛИНА!»

Политический контекст навис над медицинской трагедией тяжелой, удушающей тучей. В воздухе запахло не просто смертью, а расстрелами.

Иван, отстранившись от чекистов, подошел к одному из больных, молодому парню, корчившемуся от боли.

— Что пил? Воду? — быстро спросил он, наклоняясь.

— Да… из-под крана… — простонал тот. — Жажда… жгло все внутри…

Иван выпрямился и твердо сказал главврачу и чекисту:

— Это не саботаж в политическом смысле. Это отравление. Вероятно, солями тяжелых металлов через систему водоснабжения. Нужно немедленно отключать воду в районе и организовывать пункты раздачи чистой воды. И начинать лечение, пока не поздно!

Чекист смерил его холодным взглядом.

— А вы кто такой будете, чтобы указывать?

— Борисов. Рабочая группа Наркомздрава, — автоматически ответил Иван. — И если мы сейчас не начнем действовать, трупов будет не десятки, а сотни. Ваши аресты потом произведете.

Главврач, видя решительность Ивана и панику в глазах чекиста, кивнул.

— Действуйте, Борисов. Я беру ответственность на себя.

Следующие сорок восемь часов слились в один сплошной, лихорадочный кошмар. Больница превратилась в штаб по ликвидации последствий катастрофы.

Иван действовал с холодной эффективностью машины. Он разбил зону бедствия на сектора, организовал импровизированные пункты помощи в ближайших школах и клубах, куда свозили пострадавших. Сашка, мобилизовав комсомольский актив, организовал раздачу чистой воды, привезенной цистернами, и кипятка, который грели на кострах прямо на улицах.

Лечение было отчаянным и, с точки зрения медицины XXI века, примитивным. Но другого не было.

— Активированный уголь! — командовал Иван. — Искать любой древесный уголь, толочь в пыль, смешивать с водой и вливать в желудок! Молоко! Яичный белок! Все, что может связать токсин в желудке!

Он метался между палатами, ставя диагнозы, определяя тяжесть состояния по своей же системе цветных бирок. Красные бирки множились с пугающей скоростью.

Самым тяжелым было обезвоживание. Рвота и понос буквально высасывали жизнь из людей. Иван знал, что нужны внутривенные вливания физраствора. Но капельниц в советских больницах 1933 года в их современном понимании не было. Были стеклянные системы для переливания крови, громоздкие, сложные в стерилизации, и использовались они в единичных, самых тяжелых случаях.

— Плазмы крови! — крикнул он главврачу. — Нужно организовать переливание плазмы для борьбы с шоком! И подкожные вливания физраствора! Хотя бы так!

Это была отчаянная попытка. Медперсонал, уже вымотанный до предела, смотрел на него как на безумца. Но авторитет «товарища Борисова из Наркомздрава» и вид сотрудников ОГПУ, безучастно наблюдавших за этой суматохой, заставлял их подчиняться.

Миша, тем временем, провел экспресс-анализ проб воды из цеха. Его подозрения подтвердились: запредельная концентрация соединений мышьяка.

— Это диверсия, Лев! — шептал он, его глаза за толстыми стеклами очков горели. — Кто-то умышленно высыпал в систему мышьяковистый ангидрид! Технический!

Катя, забыв про усталость, вела журнал учета больных, отмечая динамику, дозы введенных сорбентов, результаты. Ее аккуратные записи позже станут главным доказательством эффективности принятых мер.

Иван подходил к очередному больному, рабочему с красной биркой. Мужчина был без сознания, пульс едва прощупывался. Иван приказал медсестре готовить систему для подкожного вливания. Он работал на автопилоте, руки сами помнили движения, а в голове звучал холодный, циничный голос Горькова: «Ну что, коллега, вот она, медицина без антибиотиков, без реанимации. Бойня. И ты здесь главный мясник».

Но он гнал эти мысли прочь. Он боролся. За каждую жизнь.

На третьи сутки волна поступлений пошла на спад. Водопровод на Выборгской стороне был перекрыт, источник отравления локализован. Благодаря быстрым и решительным действиям, смертность удалось удержать на уровне, который в тех условиях можно было считать чудом. Погибло двадцать семь человек. Без оперативного вмешательства группы Ивана жертв были бы сотни.

Виновного нашли быстро. Им оказался техник водонасосной станции, некогда исключенный из партии за иные взгляды. На допросе он сознался, что хотел «посрамить тиранов, устроив голод и мор». Мышьяк он украл со склада химического производства. Дело было оформлено быстро и четко. Вредитель получил высшую меру.

Через неделю, когда основной хаос остался позади, Ивана вызвали в Городской комитет партии. В том же кабинете, где когда-то Морозов «брал его на карандаш», теперь сидел другой человек — представитель горкома. Рядом с ним — невозмутимый Морозов и, к удивлению Ивана, профессор Жданов.

— Товарищ Борисов, — начал представитель горкома, — партия и правительство высоко оценивают ваш вклад в ликвидацию последствий вредительской диверсии на Выборгской стороне. Ваши решительные действия, грамотная организация медицинской помощи и личная самоотверженность позволили спасти жизни десятков советских трудящихся.

Он вручил Ивану грамоту. Бумага с гербом казалась невесомой после той тяжести, которую он держал на своих плечах.

— Наркомздрав также удовлетворен вашей работой, — сухим тоном добавил Морозов. — Методы, предложенные вашей группой, доказали свою эффективность в условиях реального кризиса.

Жданов же, дождавшись, когда официальные лица выскажутся, подошел к Ивану.

— Лев Борисович, — сказал он так, чтобы слышали все, — то, что я увидел — не просто грамотность. Это талант организатора и клинициста. В моей научной группе по изучению лимфатической системы не хватает именно такого человека. С практическим, острым умом. Я официально предлагаю вам место в нашей лаборатории. Совмещать с учебой, разумеется.