Судьба империи (СИ) - Старый Денис

— Я прошу вас, царевна, не бросайтесь словами. Вы более умны, чем пробуете убедить иных, — сказал Жак Шетарди.

— Если я отдам шведам, которые за меня станут воевать, Петербург, то меня же убьют даже самые верные соратники, — сказала Елизавета.

На самом деле, она не собиралась исполнять каких бы то ни было договорённостей со Швецией. Петербург, его окрестности — всё это было слишком дорого для Елизаветы Петровны, чтобы возвращать шведам. Это еще и личные земли дочери Петра, которые она получала в подарок от отца. Царевна любила Москву, но лишь только приезжать туда на некоторое время и тут же возвращаться в Петербург.

— Шведы будут иметь предлог нарушить Ништадтский мир и начать войну с воззваниями, что вы и есть единственная наследница российского престола, — сказал Шетарди [ в реальной истории так и было: шведы начали войну почти сразу после смерти Анны Иоанновны и призывали вернуть престол законной наследнице — дочери Петра Великого].

— Вы же в том числе и военный человек. Как оцениваете шансы шведов? — спрашивала царевна.

— Они велики, Ваше Высочество, — подойдя к женщине, говорил француз.

Его всё же притягивали большие массивные груди этой русской женщины. Он стал мять их, но делал это скорее, как медик, чем страстный любовник.

— Это после, — одёрнула руки француза русская царевна.

И даже такое внимание ей понравилось. Ей всегда нравилось, когда мужчины её хотят и когда она выбирает, как с этими страстными любовниками поступить. А вот Норов… он всё перевернул с ног на голову. Она никогда не знала, чего от него ожидать, и подчинялась гвардейцу, будто бы и не царевна вовсе, а баба. Сама к нему ездила!

— Что от меня требуется? — спросила Елизавета.

Она окончательно выключила в себе наивную дурочку, явив французу истинный облик далеко неглупой женщины, которая вполне сносно разбирается в международной политике и в том, что происходит в России, или может произойти.

— Только лишь письменно подтвердить, что вы намерены пойти на уступки шведскому королю.

— Это убьёт меня и отвернёт от части соратников, которых и так в последнее время не сильно-то и много, — покачав головой, всё же предоставив свои груди для исследования французу, отвечала Елизавета.

И это было бы забавно, если кто увидел. Француз мнет груди царевны, она, нахмурив брови, серьезная, предоставляет возможность это делать. И говорят о судьбоносных темах для России.

— Это будет наша тайна. Зачем кому-то о ней знать? Да я не думаю, что шведы… — Шетарди потрусил левую грудь царевны, наслаждаясь видом начавшейся дрожи на великолепном образчике женских вторичных половых признаков.

— Не увлекайтесь! — Елизавете подобная фамильярность не понравилась.

— Прошу простить меня, Ваше Высочество, задумался, — опомнился Шетарди. — Но прошу выслушать меня дальше.

Елизавета не отстранилась, а француз стал теперь нежно поглаживать то большое, что с трудом удерживал в своих руках.

— Продолжайте… во всех смыслах продолжайте, — повелела царевна.

— Так вот, король гарантирует, что Ингрия и Петербург останутся за Россией. Но он потребует Корелу, Ригу… и так, по мелочи, — говорил француз.

Неоднократно Елизавета Петровна общалась со своими близкими друзьями о том, как можно ей прийти к власти, причём, выглядеть при этом словно бы спасительницей Отечества.

Тот же Пётр Иванович Шувалов утверждал, что если в России начнётся кризис и случатся внешнеполитические неудачи, то тогда многие обратят свои взоры на дочь Петра Великого. На этой волне можно прийти к власти и пообещать со всем разобраться.

И ясно, что непросто будет, если Россия к этому моменту начнёт проигрывать в своих войнах. Однако все те, кто жаждет возвести на престол Елизавету Петровну, считали, что без определённых уступок во внешней политике сделать царевну царицей слишком затруднительно.

И тут начинаются успехи в Крыму. Да если бы русская армия проиграла там, то, возможно, Елизавета решилась бы уже прямо сейчас на активные действия. Но любые успехи русского оружия ассоциируются, в том числе, и с императрицей Анной Иоанновной.

— И вот теперь, когда русская императрица оказывается не способной править великой страной, и когда русские войска потерпят первые неудачи… — говорил французский посол, но был перебит Елизаветой.

— А насколько уверены вы, что эти неудачи будут? Батюшка мой лихо бил шведа. И нынче швед уже не тот, — возразила Елизавета.

— Фельдмаршал Миних истощает те русские полки, которые находятся на границе со Швецией. Российская империя готовится нанести мощный удар по Османской империи. Войска выгребаются отовсюду. Уже и новгородские полки, и ладожские, и псковские — все они отправлены на войну. Более того, в этот раз пойдёт воевать с турками и немалое количество гвардейцев, — говорил французский посол, увлекаясь уже не только грудью Елизаветы, но и местами тела пониже.

— Если гвардия уходит, то с кем мне делать переворот? — начиная чуть более тяжело дышать от просыпавшегося желания из-за поглаживаний француза, спросила Елизавета.

— Ваше Высочество, вы даже не представляете, какой на самом деле непорядок, в том числе, и в гвардии. Секретари полков сами могут определить, к какому батальону следовать на войну, а которому оставаться в столице.

— И у вас уже есть купленные секретари гвардейских полков? — удивилась Елизавета.

— Не всех удалось подкупить. Но вот подделать документы получилось на все три гвардейских полка. Вы же мне ранее предоставили своего человека, который и назвал фамилии тех, кто будет за вас готов вступиться. Остальных мы отошлём на войну. А когда они вернутся, то уже будут прославлять вас, — говорил француз.

Движения мужчины становились всё более активными. Ему уже и самому впору было бы снимать панталоны, ибо не настолько сейчас и стыдно показывать своё естество Елизавете.

— Когда? — спросила Елизавета.

— Если государыня не умрёт раньше, чем через два месяца, то сразу же, по первому снегу, чтобы многие не смогли быстро добраться в Петербург. Мало ли кто в Москве или ещё где решит поддержать Анну Иоанновну. Ну, а если государыня преставится, то как бы не через неделю после этого, — говорил французский посол, уже более чем активно орудуя руками по всему женскому телу и начиная целовать Елизавету. — М… И я уверен… М… Что Ушаков будет с нами… М… Степан Фёдорович Апраксин это обещал. Но, право слово, что же вы со мной делаете? Как же я вас сейчас желаю!

Шетарди лгал. Не настолько он и желал Елизавету Петровну, чтобы так томно и страстно говорить об этом. Он изыскивал внутри своего организма последние ресурсы, чтобы правильно закончить этот разговор.

Французский посол прекрасно видел, что он немного не дорабатывает с русской царевной. И ведь это даже с использованием чудодейственного эликсира из Франции, который из старика может сделать пусть и ненадолго, но страстного любовника.

Тяжёлая всё-таки работа у посла. Так изматываешься!

Сложилась такая ситуация, когда оба любовника не особо-то и хотели сейчас предаваться плотским утехам. Да, Елизавета Петровна уже тяжело дышала, словно вся была в предвкушении очередного акта любви.

Вот только у неё это получалось как-то автоматически. Словно бы тело жило своей жизнью, а мозг думал совершенно о другом.

Елизавета Петровна прекрасно понимала, что если не использует тот шанс, который открывается для неё сразу после смерти двоюродной сестрицы Анны Иоанновны, то не получится стать императрицей никогда более.

И французский посол проделал большую работу для того, чтобы именно Елизавета стала русской самодержицей. Понимала Елизавета и почему. Конечно же, Франция всячески стремится ослабить Россию, особенно в преддверии того, что вот-вот воздух в Европе наполнится гарью и запахом пороха.

Франция спит и видит, когда, наконец, уже умрёт австрийский император. Ведь какие бы он санкции ни подписывал, как бы ни призывал передать трон одной из своих дочерей, Европа будет иметь повод протестовать против женского правления в Священной Римской империи [ санкции — прописанные права занимать трон Священной Римской империи по женской линии].