— И кем я буду? Регеншей при своём… каком-то там племяннике? А если родится племянница? Или уже не столь важно, кто на русском престоле: баба срамная, фаворитов имеющая, али лицо мужеского полу, девок портящий? Как можно быть императрицей и не быть ею? Кондиции? А не боишься ты, что я порву эти бумажки так, как это сделала сестрица моя ныне почившая? — наконец, последовала реакция Елизаветы.
— Нет, не боюсь. Но тебе стоит боятьс0я. Иное для тебя — это монастырь. Я первый дам показания на тебя, что ты блудила со мной и не только. Лиза, шестнадцать лет у тебя будет практически полная власть. Ты лишь не сможешь смещать со своих должностей тех, кто будет заниматься воспитанием и обучением будущего государя. И даже если у тебя появятся дети, то они будут незаконнорождёнными, — я взял Елизавету Петровну за руку, и она вздрогнула. — Ну так почему ты против?
Мне непривычно, что такая великая женщина настолько ярко реагирует на мои прикосновения.
— И войну объявлять могу и мир заключать? И внутри державы наши законы учинять? — спросила Елизавета, крепко вжав мою руку.
— Да, но появится Государственный совет, который будет давать тебе своё видение. Подпись лишь за тобой. Лиза, я хочу, чтобы ты была императрицей, — сказал я, насилу вырывая свою руку.
— Так ты же меня называешь престолоблюстительницей. Сие не есть императрица, — парировала она.
— А чтобы ты приняла титул этот и без коронации, чтобы не повторилась история с сестрой твоей, которая кондиции порвала. А ещё, если ты думаешь, что сможешь прийти в Петербург и объявить себя императрицей… — я достал свёрнутый лист бумаги. — Читай!
Это был текст, который с самого утра будет готов для распространения по всему Петербургу, а через два дня и в Москве, и в других городах Российской империи. Мне уже сообщили, что типография работает ночью и на износ всех имеющихся станков. Под дулом пистолета у людей порой просыпается удивительная работоспособность.
— Это будет утром возле каждого дома в Петербурге, а через два дня — в Москве и в других городах Российской империи. Не получится иметь всего лишь один документ, как те кондиции, которые порвали. Во-вторых, таких и не писали. И нынче всё будет через газету. Все законы и постановления вступают в силу только тогда, когда они будут напечатаны в газете. На то будет твой указ.
Елизавета посмотрела на меня серьёзными глазами. Я молчал, молчала и она. Было видно, что Лиза пытается осмыслить и принять всё то, что я ей предлагаю.
Ведь на самом деле я почти предлагаю ей корону. А те условия, которые выставляются, они даже в сравнение не идут с кондициями, которые запрещали бы императрице быть правительницей, а удостаивали возможности лишь пить и устраивать балы.
Минут десять прошло, не меньше, когда престолоблюстительница всерьёз сказала:
— Повтори то, что было у тебя дома. Покажи мне мужчину, с которым я теперь сравниваю каждого! — потребовала Елизавета Петровна.
Это сумасшествие какое-то. Я должен переспать с Лизой ради того, чтобы в Российской империи установился порядок и прозрачная система престолонаследия? Чтобы не пролилась кровь?
— Нет, Лиза! — решительно отказал я.
— Ради меня и ради империи ты отказываешься? — спросила Елизавета Петровна.
А потом дочь Петра Великого рассмеялась так, что я ещё никогда в двух жизнях не слышал подобного женского смеха.
— Норов отказывается возлечь со мной ради империи? Врагов убивает, Крым подносит к русскому престолу, а возлечь со мной? — снова серьезно сказала она. — Я что, настолько уродлива?
— Нет, Ваше Высочество. Просто я поражён очень страшной болезнью, от которой, боюсь, лекарства не бывает. Это ужасно, но я люблю свою жену, — также серьёзно сказал я.
А потом мы рассмеялись уже вдвоём.
— Что другие? Понятно, что Ушаков решил играть свою игру. Стёпка Апраксин вот-вот должен был ко мне приехать, но, видимо, твои солдаты не дали этому свершиться. Что Остерман? Этот старый лис по-любому что-то готовит. И он точно не со мной, — сказала Елизавета.
Её тон стал деловитым, серьёзным. Она говорила со знанием дела, решительно, демонстрируя незаурядный ум и понимание дворцовых раскладов.
Я отвечал. Скрывать уже особо было нечего. Но был один очень важный вопрос…
— Лиза, твоим именем готовится война. Что ты знаешь об этом? Если шведы сейчас ударят по нам с севера, боюсь, что может не хватить сил, чтобы их сдержать, не то, чтобы разбить, — спрашивал я.
Елизавета Петровна замялась. Было видно, что она не решается сказать очень важную информацию. И наверняка то, что должно прозвучать, бросает очень тёмную тень на царевну.
— Война должна была начаться сегодня… — нехотя сказала её величество. — Ты победишь же шведов, и будешь со мнойю
— Что? Война со Швецией? — отстранил я царевну.
— Сегодня нет, но завтра начнется. Но я тут ни при чем, — сказала Елизавета Петровна, будто бы спрашиваю ее о сущей нелепице.
Война… А все войска на юге. А во дворце Ушаков и в заложниках Анна Леопольдовна. Что еще должно произойти, чтобы меня окончательно накрыло от новостей?
ТОМ 8 ЧИТАТЬ: https://author.today/work/498149
