Владыка (СИ) - Криптонов Василий

— И ты туда же, Брут?

— Какой Брут?

— Ты ещё спроси, куда туда же… Ладно, проехали. Дай бутылку.

Та бутылку, что я показательно пронёс в яйцо, для отвода глаз, так в яйце и осталась. Я её узрил, когда перенёсся в потусторонний мир проведать Гравия и погреться. Ну, тепло тут, в потустороннем мире. Можно в летней одежде ходить. Психологически очень приятственно, потому что зима — ну реально задалбывает.

Гравий сидел на троне, который ему притаранили черти, и наблюдал, как те же самые черти активно сооружают дворец. Вообще, судя по тому, как всё это выглядело, дворец они не столько сооружали, сколько спионерили откуда-то и сейчас пытались собрать то, что уже где-то когда-то было. Но получалось вполне себе.

Я, особо не мудрствуя, сел на подлокотник трона и разделил с Гравием сосуд с зелёным змием.

— Готов к труду и обороне? — спросил я, сделав основательный глоток.

— Всегда готов, — пробурчал Гравий. — Но за этих чертей не поручусь.

— Само собой. Там, наверху… Ну, в смысле, в человечьем мире, говорят, все твари соберутся толпой. Пятки лизать господину. Ну и нас заодно убивать, как они это любят. А черти чего говорят?

— Черти ничего не говорят. Ну, кроме того, что мне в верности клянутся. Чёрт их знает, сволочей, что у них на уме.

— Н-да… Но всё равно, варианта лучше я не вижу. Если мы этого выродка будем гасить там — Петербургу конец, без вариантов. А то и не только Петербургу. Поэтому, как по мне, лучше здесь вопрос решить.

— Полностью с тобой согласен. Знак запомнил?

— Конечно. Сам не забудь.

— Смешно.

— Тоже ржу не могу.

Как только Гравий принял на себя почётную должность по управлению загробным миром, у него немедленно появились как некоторые таланты, так и некоторые знания. Весьма полезные. К примеру, Знак для перемещения в загробный мир.

Хороший вопрос: а чё, так можно было? Можно. Только не без нюансов. Знак этот работал подобно Знаку Перемещения. То есть, должен был быть якорь. И этот якорь должен изобразить уполномоченный персонаж. Конкретно: царь загробного мира, не меньше. В нашем случае — Гравий.

— Может, тебе кого-то прислать сюда? — спросил я с сомнением.

— Не надо. Смысл?

— И то правда…

Чертей было много. До охренения много. Что-то им противопоставить малым числом — нереально, а большие силы я сюда не потащу сразу, они мне могут там понадобиться.

— Не волнуйся за меня, Владимир. Я сам согласился загробным миром править. Знал, куда иду.

Помолчали, передавая друг другу бутылку.

— Это… Спросить хотел. Можешь мне свиданку с дядюшкой устроить? А то нехорошо как-то. Он помогал столько раз, я в его усадьбе живу, фамилию его взял, а лично так ни разу и не…

— Нет, Владимир, не проси, — решительно сказал Гравий. — Даже Кощей такого не допускал.

— Он плохой парень, вот и…

— Не дело это — живым людям с мёртвыми якшаться. Не просто так миры разделены. Дружба дружбой, но этого — не проси. Поссоримся.

Гравий был настроен охренительно серьёзно. Я пожал плечами. Ладно, чё. Это, собственно, прихоть, не больше. Было бы что серьёзное, я бы дожал, конечно, даже ценой ссоры, а из-за фигни упираться не вижу смысла.

— Твоя воля, твоё право. Ладно тогда. Пойду я домой, что ли, к Новому году готовиться.

— Ты уж готовься как следует, Владимир. Не хочу, чтобы ты тут скоро появился, понимаешь, о чём я.

— Не боись, после смерти я сюда не попаду.

— Это как же?

— Ну, вот так. Есть у меня один хитрый фокус… Но я тебе ничего не расскажу, потому что ты мне дядюшку пожадничал. Вот.

Я встал с подлокотника, сделал было шаг к яйцу, но замер. Вгляделся, прищурившись, в растущую постройку, над которой корпели черти.

— Слушай, Гравий… А можешь мне кого-нибудь из этих стахановцев позвать?

Гравий щёлкнул пальцами, демонстрируя, что когда можно, так он для друзей — запросто, всё, что угодно. Передо мной образовался вездесущий Недотыкомка.

— Чего изволите, повелитель? — Чёрт распластался возле трона.

— Владимир с тобой говорить желает.

Недотыкомка тут же подскочил и заискиваще уставился мне в глаза.

— Чего желает охотник Владимир?

— Это что — Шамбор?

— Ась?

Я указал на строение.

— Шато де Шамбор?

— А, да, оно самое, так называлось. — Недотыкомка хихикнул.

— А что, во Франции всё совсем плохо?

— И-и-и-и, хуже некуда, — махнул лапой чёрт. — Тупые твари почти всех людишек сгубили. Душенек-то нет, душенек! И не объяснишь им, безмозглые, что поспокойней надо… А замок этот наши строили.

— Как так — ваши?

— А так. А кто ж ещё? Франция тогда ещё держалась, да все люди на войнах с тварями заняты были, вот дяденька Людовик наших и призвал. Ну и построили ему, не жалко, за месячишко управились. И плату забрали, конечно же, не без того.

— Душу?

— Наследника мужеского полу. — Недотыкомка весь аж затрясся от восторга. — Ох, и злился, ох, и плакал! А других не родилось, только девки две. А пусть знает, как с чертями крутить.

— Н-да. Проникаюсь к вам всё более серьёзным чувством, только вот положительным его назвать не могу. Сгинь с глаз.

Гравий махнул рукой, и Недотыкомка исчез.

— Что, плохой дворец? — спросил Гравий.

— Да не, хороший дворец, чё. Живи, радуйся. В тесноте да не в обиде. Ладно, всё, полетел, реально пора. Будь готов.

Гравий отсалютовал мне бутылкой, а я скрылся в яйце. Бутылку Гравию оставил, ему нужнее. Может, какому-нибудь особо ретивому чёрту в задницу забьёт для острастки.

Утро тридцать первого декабря застало меня в кабинете Тихоныча. Тихоныч был бледен и растерян, у него дрожали руки. А я был, напротив, собран и сконцентрирован.

— Так-с. Поступим следующим образом. Пятьдесят процентов всех моих средств — на борьбу охотников с тварями. Распоряжаться доверить… Кому доверить-то, Тихоныч?

— Н-не ведаю…

— Не ведает он… Надо ведать! Ну, пусть, Егору. Ежели Егор тоже погибнет, то — Алексею.

— Это которому Алексею? Это который?..

— Да, который у меня в оплоте сидит, на зарплате. А что? Деньги считать умеет, да и погибнет сильно вряд ли. Перебздит и сдриснет, если всё совсем плохо пойдёт. Ладно, дальше. Сорок процентов поделите между собой вы.

— Кто — вы?

— Вы, Тихоныч. Ты, тётка Наталья, Маруся и Данила с супругой. Их я как за одну единицу считаю. Марусе и Даниле с Груней, само собой, вольную. Десять процентов — Катерине Матвеевне, в знак моего глубочайшего… Ну, там, сформулируй как-нибудь красиво.

— Владимир Всеволодович, а может, лучше как-нибудь так, чтобы не погибать, а?

— Думаешь?

— Ну конечно!

— Вот это ты мне мысль подсказал, даже в голову не приходило. Не боись, Тихоныч, меня просто так не возьмёшь. Но на всякий случай такую бумаженцию надо иметь каждому. Дядюшка вот озаботился — и как всё хорошо сложилось. Не у него, правда. Но так, в целом. Короче, пиши! Усадьбу завещаю Захару и Марфе, но только в том случае, если они друг на друге поженятся, нехрена мне тут блуд творить. Также им завещаю всю скотину и конкретно кобылу по кличке Тварь. Кормить её хорошо, ухаживать душевно. А то убьёт.

Тихоныч всхлипнул.

— Отставить мокрое, Тихоныч! Ты на работе. Дальше, чего там у меня ещё есть…

— Пай в предприятии Ползунова…

— Пай в предприятии Ползунова! Н-да. Давай Прохору. Он уж давненько на покой просится, вот, будет ему пенсия. Всё вроде?

— Вроде бы всё…

— Ну, слава богу. Ставь печать, давай, я подпишу, и айда праздничное настроение раскачивать.

Тихоныч уронил лицо в ладони и разрыдался.

— Ну, блин, раскачал так раскачал, прям не хуже грузовика с кока-колой…

Но Тихоныч был прав. Новогоднее настроение откровенно не удавалось.

Не удавалось никому. Все ходили по дому вялые и грустные. На мои искромётные шутки реагировали плохо, без искренности. Даже Кощей приуныл. Он сидел в своей комнате и не выходил к приёмам пищи.