Японская война 1905. Книга седьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Мы не идем навстречу смерти — нет. Мы победили ее, и как победители теперь идем дальше за заслуженной и честно заработанной наградой.

Джек Лондон чувствовал, что в последнее время творится что-то странное. Сбор армии, передачи про высадку в Индокитае или Мексике… Внутри зудела тревога, но ведь для нее не было никаких причин? Ну, не мог же Макаров решиться напасть на его, Джека, родину? Вот лезет же в голову под утро всякая дичь, а все из-за того, что нужно нормально спать, а не изводить себя бессмысленными вопросами.

В дверь постучали… Быстро, резко, как мог бы стучать только очень уверенный в себе человек. На душе стало еще тревожнее, и Джек поправил висящий на поясе револьвер. В последние дни он ни на минуту с ним не расставался.

— Добрый вечер, — когда дверь открылась, в свете уличного фонаря неожиданно показался полковник Корнилов. Они не были представлены лично, но разведчик решил это проигнорировать.

При этом взгляд холодный, в руках папка — значит, по работе.

— Какие дела привели вас ко мне в такое позднее время? — раз Корнилов не стал следовать этикету, Джек решил тоже обойтись без этого.

— Послание от генерала…

— Макаров опять отказывается общаться со мной лично? — писатель начал злиться.

Это было ненормально. Раньше генерал никогда от него не прятался, а тут… Все последние дни по радио шли передачи с его участием, он точно был в Инкоу, но при этом на все попытки американца поговорить отвечал только отказом. И вот опять. Письмо.

— Генерал не в городе, теперь я могу вам это сказать, — продолжил Корнилов, и Джек смерил его насмешливым взглядом.

— А радио?

— Все передачи с его участием были записаны заранее на пластинки. Сообщение для вас он также решил записать вживую, — Корнилов открыл свою папку и действительно вытащил оттуда две пластинки. — Одна — это общее сообщение, которое будет проиграно для всего мира буквально через час. Второе — это лично для вас. У вас есть граммофон, чтобы их прослушать?

Последний вопрос помог Джеку выбраться из ступора, и он замотал головой.

— Тогда… Заносите, — Корнилов махнул рукой, и два неприметных разведчика с погонами поручиков выгрузили из машины полковника довольно современный агрегат и затащили в дом американца.

— И что дальше? — спросил Джек.

— Дальше — слушайте. Если решите воспользоваться предложением генерала, то все бумаги, о которых он там говорил, будут ждать у меня. Если же нет — все равно заходите, надо будет обсудить, как жить дальше.

В голосе обычно готового плевать на все полковника мелькнуло сожаление. Сердце Джека заныло еще сильнее, но он все равно не стал спешить — было уже некуда. Дошел до бара, взгляд пробежался по стройным рядам дорогого алкоголя, который они с Макаровым так и не распили… Мелькнула мысль плеснуть себе виски, но Джек сдержался. Просто чай: крепкий, горячий, прошибающий через ноздри до самых печенок.

— Сегодня ровно в 6 часов утра союзные отряды японцев и русских добровольцев высадились и захватили Сан-Франциско… — голос Макарова разносился по комнате, отражался от стен и ввинчивался в уши.

Джек, едва услышав самые первые слова, залпом выпил всю кружку. Кипяток, не кипяток — было наплевать. Он ведь верил Макарову, верил в то, что они вершат правое дело, а в итоге… Обида начала превращаться в злость. Тем не менее, Джек поставил вторую пластинку.

— Ты был мне другом, — он как будто бы мысленно общался с Макаровым. — Ты должен был исправить этот мир.

— Прости меня, старый друг, — словно услышав его слова, знакомый голос ответил. Если на первой пластинке Макаров вел за собой, то теперь они будто смотрели друг другу в глаза. — Я прошу прощения не за то, что делаю, потому что верю — это нужно миру. А за то, что не рассказал все сразу. Раньше мы доверяли друг другу, но на этот раз от сохранения тайны зависел успех всего дела и тысячи жизней. Я не мог рисковать…

Джек остановил проигрыватель. Нужно было успокоиться. С одной стороны, он понимал, почему Макаров промолчал. Но почему он все это начал? Ответ будет дальше? Джек опустил иглу обратно. Легкое шипение, и снова голос Макарова.

— Я понимаю, что ты можешь не принять мое решение, и, если захочешь отправиться в Америку, пусть будет так. У Корнилова лежат документы на корабль, который довезет тебя и всех, кто также захочет уехать, до Сиэтла. Так вы сможете вернуться на родину и начать жизнь заново. У вас будут деньги и у вас будет мир, потому что мы заберем себе лишь часть побережья и не пойдем дальше…

Джек снова поднял иголку — нужно было выдохнуть. С одной стороны, было приятно, что Макаров не забыл ни про него, ни про других американцев, что работали в русской Маньчжурии. С другой, писатель понимал, что это вопрос не только порядочности, но и безопасности. Положиться на лояльность тех, с кем ты сейчас воюешь, дело непростое.

Он снова включил запись. Шипение, до носа долетел запах спирта, которым совсем недавно протирали пластинку…

— Тем не менее, я буду до последнего надеяться, что ты останешься. Мне бы хотелось, чтобы я смог поговорить с тобой в этот момент лично, я даже думал, что так и получится, но сейчас обстоятельства сложились так, что мне пришлось возглавить поход самому. Мы…

Макаров снова не договорил. Только на этот раз Джек не выдержал и не просто остановил пластинку, а врезал по ней кулаком со всего размаху. Шеллаковый диск разлетелся на осколки, так и не доиграв до конца, но американцу было уже плевать. Он на самом деле пытался дать Макарову и России шанс, но у всего есть границы. В том числе и у умения прощать.

— Я не самый сильный человек в этом мире, — Джек сжал кулаки. — Я не самый умный, не самый талантливый, но… Я всегда помню добро и зло. И еще я всегда держу слово, и на этот раз я клянусь, — его дыхание сбилось. — Я клянусь, что возьму твои чертовы деньги, твой чертов корабль, а потом приплыву в Америку и помогу скинуть вас всех в океан.

Взгляд снова скользнул к бутылкам, но теперь американец тем более не собирался пить. У него было дело, ради которого ему потребуется каждая минута и все силы, что еще остались у него на этой земле.

В Токио слушали радио. Обычно император просто читал новостные сводки, но на этот раз лично просидел всю ночь у приемника, пока не прозвучала та самая запись.

— Сегодня ровно в 6 часов утра…

Макаров закончил говорить, и все собравшиеся в кабинете Мацухито гости замолчали. Каждому нужно было хотя бы пару минут, чтобы обдумать услышанное до самого последнего слова. Их порядок, повторы, ударения — все имело значение.

— Ну что ж, — первым, поклонившись императору, заговорил премьер-министр Кацура Таро. — Вынужден признать, что я ошибался в Макарове, и он сдержал данное нам обещание. Вся ответственность за инцидент взята на себя Сацумой, и я могу уже утром начать консультации с британским и американским послами, чтобы они поскорее выделили нам новые кредиты. Уверен, если мы пообещаем разобраться с занятыми на другом конце мира сепаратистами, то нам не откажут.

— Не надо, — коротко ответил Мацухито.

— Но почему? — чуть не взвился премьер, который чем дальше, тем больше начинал думать только о себе. — Разве вы сами не планировали воспользоваться ситуацией? Что изменилось?

— Ничего, — Мацухито был спокоен, как Будда. — Но как раньше мы молчали, так потерпим и еще пару часов. Или даже дней. Если ваши друзья сами будут вынуждены обратиться к нам с просьбой, то и получим мы гораздо больше. И да, — император окинул премьера убийственным взглядом. — Мне не нужны кредиты. А вот от безвозмездной помощи наших союзников мы, конечно, не откажемся.

Глава 15

Теодор Рузвельт любил Белый Дом. Белые стены из песчаника Аквиа-Крик и симметричные колонны — это элегантная неустаревающая неоклассика. Три года назад Чарльз Макким закончил реконструкцию западного крыла, превратив его в официальное рабочее место президента. Тут работать, в восточном жить. Удобно — в случае чего дойти до Овального кабинета можно за считанные минуты.