Японская война 1905. Книга седьмая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Правда, были тут и минусы. Люди знали, что президент всегда рядом, и не стеснялись вызывать Рузвельта, даже если его участие было не так уж и нужно. Впрочем, сегодняшний день точно был другим. Утренние новости о захвате Сан-Франциско всколыхнули всю Америку, и вот теперь вместе с президентом собрались люди, которые должны были решить эту проблему.

Элиу Рут — государственный секретарь и ближайший помощник Теодора. Именно он курировал все дела по Русско-японской войне, которая сначала закончилась без всякой пользы для Северо-Американских Штатов, а теперь и вовсе выплеснулась на их западное побережье. Рядом с ним сидел Гиффорд Пинчот. Казалось бы, зачем на таком собрании руководитель Лесной службы? Но именно благодаря ему Теодор держал за бубенцы половину крупнейших корпораций Америки, которые неожиданно обнаружили, что государство может и спросить за уничтожаемую ими природу. Впрочем, так ли важны поводы, если люди умеют читать между строк?

— Прошу прощения, — последним в кабинет влетел Уильям Тафт.

Сейчас военный министр, а еще недавно губернатор Филиппин — то есть он разбирался и в армейских делах, и в азиатах.

— Мобилизация? — уточнил Рузвельт.

— Разослал приказы, как только вы объявили чрезвычайное положение. Когда Конгресс соберется и все утвердит, мы сделаем уже половину работы, — успокоил президента Тафт.

Рузвельт даже немного выдохнул: приятно, когда рядом с тобой собрались люди, которые не боятся, а главное, еще и умеют действовать самостоятельно. Он даже впервые задумался о том, что из ситуации можно и пользу извлечь. Внешний враг, доблестная армия, которая его уничтожит — все вместе это должно сплотить нацию вокруг него, и тогда можно будет замахнуться даже на то, что раньше казалось невероятным.

— Я достал пластинку, — отдышавшийся Тафт положил на стол плотный бумажный конверт. — Как вы знаете, Джон Маклин из «Цинциннати Энквайер» недавно купил «Вашингтон Пост», и у него есть интересное правило. Он просит записывать все русские передачи, чтобы удобнее потом было использовать их в будущих статьях. Вот и сейчас, пусть послание вышло и в необычное время, его люди все успели.

— Ставьте, — только и сказал Рузвельт.

Сам он не успел ничего услышать лично, так что о фактически объявлении войны знал исключительно в пересказе. И вот пластинка раскрутилась, а потом по овальному кабинету разнесся такой непривычный для американского уха русский голос. Причем даже английский с этим их странным акцентом выходил каким-то другим, неправильным… Но звучало сильно!

— Вы обратили внимание? — вскинулся Рут, как только запись остановилась.

— Про Сацуму? Как японцы прикрываются своими якобы бунтовщиками? — фыркнул Тафт.

— Нет… Самое начало! Этот русский говорит, что они не признают власть британских бунтовщиков. Это он нас так называет!

— Думаете, это рука англичан? — задумался Рузвельт. — Эдуард VII в отличие от своей матери никогда не казался мне способным на подобные поступки.

— С другой стороны, — продолжил Рут, — британские марионетки окружают нас со всех сторон. Даже в условно нейтральные страны вроде Мексики они закачивают деньги и стараются каждый год усиливать свое влияние. Сейчас они единственные, кто помимо нас ведет активную политику в западном полушарии, и это делает их сильнее, но в то же время слабее. Когда есть только мы и только они, Лондону довольно сложно применять свою обычную тактику. Начинать войны чужими руками. И тут столь внезапная и удачная для них атака. Бывшие враги примирились и сами по себе решили переплыть через Тихий океан — случайность? Не верю.

— Да, это неприятно, — согласился Тафт, думая, впрочем, о своих делах. — Через два месяца мы приведем к Сан-Франциско флот из Атлантики. Объединившись с кораблями из Сиэтла, мы станем в разы сильнее и перетопим все японские суденышки — это бесспорно. Но что дальше? Их армия! Сколько они навезли солдат? Десять, двадцать тысяч… Без поддержки из-за океана они окажутся подобны загнанной в угол крысе. Будут сражаться до конца, а потом разбегутся сотнями банд, после которых хаос времен Дикого Запада может показаться райской эпохой.

— А вы не обратили внимание на слово «конфедерация»? — сам Рузвельт больше думал о совсем другой части послания.

— Единое королевство Сацума? — вскинулся Рут. — Тоже калька с Британского союза.

— Конфедерация! — повторил Рузвельт. — А ведь всего сорок лет прошло…

В кабинете повисло тяжелое молчание. Когда-то Гражданская война расколола общество, и с тех пор была проведена огромная работа, чтобы склеить его снова. В головы людей раз за разом вкладывалась мысль, что обе стороны сражались за «благородное дело», проводились встречи ветеранов, чтобы примирить былых сторонников Союза и Конфедерации. Но были и те, кто еще продолжал, несмотря на все эти старания, смотреть друг на друга как на врагов.

На севере проходили сборы юнионистов, которые называли южан предателями, собравшимися сбежать из их общей родины. Сами же конфедераты считали, что просто воспользовались данными им еще основателями правами, а потом стали жертвами агрессии военной машины северных соседей. Обиды были заметены под ковер, но никуда не делись. И вот снова это слово.

Сам Рузвельт всегда продвигал идеи единой Америки, но в то же время всегда восхищался Авраамом Линкольном и Улиссом Грантом, которые смогли победить Конфедерацию и спаять Штаты в единую нацию. Возможно, сейчас и он тоже получил похожий шанс. Дать гидре поднять голову, а потом окончательно срубить ее? Сам бы он никогда не решился сыграть так грязно и кроваво, но когда сама судьба делает вид, что смотрит в сторону…

Они просидели в Овальном кабинете до следующей ночи. Приходили журналисты, постоянно бегали офицеры, докладывающие о ситуации на сборных пунктах, заглядывали промышленники, интересуясь, чем бы они могли помочь нации, и что та могла бы дать им взамен. Собственно, еще один кризис, такой же, как и раньше, а значит, они точно справятся.

Рузвельт продолжал убеждать себя в этом, и чем дальше, тем лучше у него получалось. И пусть пока никто так и не смог ответить на вопрос: как русские с японцами вообще тут очутились? Как прошли мимо баз на Гавайях и наблюдателей на Маршаллах, никому не показавшись на глаза? Как вышли точно на цель, проплыв тысячи километров, хотя любой человек со здравым смыслом сказал бы, что это невозможно? Или он просто устал?

Президент в очередной раз бросил взгляд на часы, потом на окно, за которым виднелись лишь одинокие фонари.

— Отец! — дверь кабинета распахнулась, и в проеме показалась старшая дочь Рузвельта, Элис.

Девушке недавно исполнился 21 год, и она привыкла жить в центре внимания. Вот и сейчас Теодор обратил внимание на провокационно ярко-синее платье, которое, впрочем, сочеталось с серо-голубыми глазами дочери и закрученными светло-каштановыми волосами.

— Вы, как всегда, прекрасны, юная мисс, — Рут по стариковской привычке попробовал вскочить и поцеловать девушку, но та оказалась быстрее.

— Теперь никаких поцелуев, — Элис в последний момент ловко надела шляпу с широкими тяжелыми полями, под которыми к ней действительно было не подобраться, и обвела всех победным взглядом.

— Элис, у нас дела, — Рузвельт напомнил об их старом договоре: он дает дочери свободу, а та не разрушает его репутацию совсем уж экстравагантными поступками.

— Собственно, я об этом, — девушка дернула за рукав молодого человека в гражданской одежде. — Прохожу мимо, а этот стоит под дверью и не решается зайти. При этом секретари его пропустили — значит, по делу.

— Я от мистера Маклина, — выпалил покрасневший парень. — Он записал новую передачу от русских и подумал, что вам это может быть интересно.

— Новая передача? — Рузвельт яростно посмотрел на Тафта с Рутом, которые должны были первыми доложить о чем-то подобном.

— Расшифровка новой передачи русских! — в кабинет, несмотря на возраст, фурией ворвался бригадный генерал Артур Макартур.