Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

Я почувствовал, что Алёна пристально на меня посмотрела. Глаза не открыл. Ощутил, как шевельнулись на коже волоски. Невольно затаил дыхание. Потому что из-под повязок на моих руках медленно и будто бы нехотя выглянули долгожданные «мурашки».

— Серёжа, я уже поняла, что явилась не вовремя, — продолжила Лебедева. — Уйду прямо сейчас, если скажешь. Поговорим с тобой в другой раз. Если тебе… или твоему папе нужна моя помощь — ты только скажи…

«Мурашки» побежали по моим плечам — пока ещё робко и неспешно. Я воспользовался их нерешительностью: скомандовал им остановиться. Не допустил и мысли о том, что они меня не послушают. Мурашки замерли — потоптались на месте, выжидали.

— … После нашего прошлого разговора. Я обдумала твои слова. Не со всеми твоими утверждениями согласилась. Но спорить с тобой я не намерена. Потому что ещё тогда почувствовала в твоих утверждениях недосказанность…

Так же, как и прошедшей ночью, я мысленно указал «мурашкам» направление для движения. Подтолкнул их в своём воображении. Множество воображаемых ножек сделали первые шаги — все в одну сторону: к зажатому у меня между ладонями носовому платку.

— … Сама понимаю, что моя назойливость со стороны выглядит нелепо и смешно. Никогда раньше подобным образом себя не вела. А тут вдруг… ничего не могу с собой поделать. Чувствую себя полной дурой, но всё равно…

Поток «мурашек» с каждым мгновение ускорял движение. Он больше не походил на пересыпание песчинок внутри песочных часов. Медленное поначалу движение теперь показалось мне падением множества крохотных метеоритов, которые рухнули в мои ладони.

— … Серёжа, я…

Алёнин голос всё ещё звучал…

— … Не уверена, что понимаю…

…Но движения «мурашек» по запястья я больше не ощущал. Почувствовал на коже под повязками зуд — тот самый, вполне обычный: терпимый, сейчас меня не зливший и не отвлекавший. Снова потрескивал справа от меня на журнальном столике фитиль свечи. За окном кричали дети и чирикали птицы. Продолжала свой монолог Лебедева. Тикали часы, пульсировала в висках кровь. Влажная рубашка холодила спину около позвоночника, ныла ещё ночью уставшая от сидения в кресле поясница. Я задержал дыхание. Различил тихий всплеск в аквариуме — покашливание прадеда я так и не услышал.

— … Серёжа, мне кажется, что…

Я открыл глаза, с трудом разжал пальцы и выронил платок с кровью прадеда на столешницу. Моргнул — убрал с глаз пелену. Увидел на своих ладонях похожие на следы от ржавчины пятна. Посмотрел на Лебедеву. Наши взгляды встретились.

— Всё, — выдохнул я. — Получилось.

Алёна прервалась на полуслове, вопросительно вскинула брови.

— Что… получилось? — переспросила она.

Я резво вскочил с кресла, грохотнул ручкой двери. Снова скрипнул паркетом — проигнорировал этот факт. Вошёл в спальню прадеда, наткнулся на вопросительный взгляд Варвары Юрьевны, сидевшей на краю кровати около своего отца.

— Всё, — шёпотом повторил я. — Думаю, что получилось. Как он?

Бабушка Варя вздохнула, посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

— Спит, — ответила она. — Теперь всё хорошо. Мы с ним разговаривали. Ещё минуту назад. Буквально только что папа закрыл глаза и уснул. Испугал меня поначалу. Но сердце работает. Дыхание хорошее. Можешь не шептать, Сергей. Его теперь до завтра ничем не разбудишь. Я такое уже видела несколько раз. Всё хорошо, Сергей. Теперь всё будет хорошо.

Варвара Юрьевна взглянула мимо меня — на застывшую в дверном проёме Лебедеву.

— Папа сутки проспит, — сообщила она. — Если не дольше. Проснётся завтра. Совершенно здоровым.

Бабушка Варя вновь улыбнулась. На её висках блеснули капли пота.

Варвара Юрьевна чуть запрокинула голову и зычно крикнула:

— Сан Саныч, ты где⁈

— Здесь, — ответил Александров. — Чего раскричалась- то?

Я увидел Александрова стоящим за спиной у Алёны.

— Не выпить ли нам чаю, Сан Саныч? — сказала бабушка Варя. — С печеньем. Поставь-ка чайник. Теперь можно.

Солнечный свет проникал на кухню через окно, отражался в Алёниных глазах: Лебедева сидела лицом к окну. По другую сторону от неё восседала Варвара Юрьевна — в её глазах светились желтоватые огоньки (отражения горевшей под потолком электрической лапы). Сан Саныч колдовал у газовой плиты: позвякивал чашками, ложками и крышкой чайника — его место рядом с бабушкой Варей пока пустовало. Варвара Юрьевна придвинула ко мне и к Лебедевой тарелку с песочным печеньем. Бледной бабушка Варя уже не выглядела — на её щеках запылал яркий румянец, словно Варвара Юрьевна пришла с мороза и только-только согрелась.

Она посмотрела на Алёнино лицо, усмехнулась и спросила:

— Ну, поняла уже? Или ещё гадаешь, что у нас тут произошло?

Лебедева кивнула… и тут же покачала головой.

— Пока… не поняла, — призналась Алёна.

— Папа уснул, — сообщила Варвара Юрьевна. — Проспит долго. Сутки, если не дольше. Беспробудно. Никак его сейчас не растолкать. Не пойдёт завтра на работу. Как и ты тогда. Помнишь?

Лебедева стрельнула в меня взглядом. Тут же вновь посмотрела на Варвару Юрьевну.

Сан Саныч поставил на столешницу перед Варварой Юрьевной чашку с парящим напитком. Затем установил такую же на столе около Лебедевой. Принёс чай для себя и для меня.

Бабушка Варя переждала суету своего жениха.

Едва только Сан Саныч уселся на табурет, она указала на Алёну пальцем и спросила:

— Забыла, девонька, когда ты проспала свою работу? Тогда, в июле. И почему это случилось?

Алёна неуверенно тряхнула головой.

Я заметил: к чашке Лебедева пока не прикоснулась, будто её и не заметила. Я прислушался — кричали за окном птицы, позвякивал ложкой о чашку Александров. Отметил: Юрий Григорьевич не похрапывал — я этого не услышал.

— Завтра вечером мой папа проснётся, — заявила Варвара Юрьевна. — Живой и совершенно здоровый. Как и ты, девонька, тогда. Молодым он, конечно не станет. Но будет на вид моложе, чем прежде.

Бабушка Варя ухмыльнулась.

Мне почудился в её глазах лихорадочный блеск. Похоже, не только мне: Сан Саныч насторожился, замер с ложкой в руке. Он рассматривал лицо своей невесты, словно дожидался её дальнейших действий.

— Я такое уже видела, — сообщила бабушка Варя. — А ты, девонька, сама такое пережила. Этим летом. Вспомнила? Как теперь живётся без той гадости в голове? Хорошо? Не сомневаюсь: ты по ней не скучаешь.

Варвара Юрьевна накрыла ладонью лежавшую на столешнице руку Сан Саныча. Александров вздохнул, опустил глаза (словно вдруг заинтересовался содержимым своей чашки). Я заметил, как он ухмыльнулся.

Лебедева нахмурила брови.

— Хотите сказать… — произнесла она.

Алёна посмотрела мне в лицо.

Я снова рассмотрел отражавшиеся в её глазах светлые прямоугольники (окно).

— Не просто хочу, а прямо тебе об этом говорю, — перебила Варвара Юрьевна. — Нужны три платка с кровью. И всё готово. Два человека отправились в могилу, а один стал совершенно здоровым. Разве это не чудо?

Бабушка Варя развела руками, улыбнулась. Чай в моей чашке пришёл в движение, словно на корабле во время качки. Алёна снова переместила акцент своего внимания на Варвару Юрьевну, нахмурилась.

— В каком смысле… в могилу? — спросила она. — Я вас не поняла. Объясните, пожалуйста.

Варвара Юрьевна хмыкнула.

Её глаза сверкнули.

— Ну а как ты хотела, Алёнушка? — сказала бабушка Варя. — Это закон сохранения энергии, как мой папа объяснил. Обычная физика. Новая жизнь ниоткуда не возьмётся, как и новое здоровье. Где-то же их нужно взять, понимаешь?

Варвара Юрьевна пожала плечами.

Лебедева покачала головой.

— Варвара Юрьевна, что вы имеете в виду? — спросила она. — На что вы намекаете?

Глава 16

В чашках на кухонном столе остывал чай. Напиток пока никто не попробовал. Бабушка Варя с плохо скрываемой снисходительностью во взгляде посматривала на Лебедеву. Алёна почти не шевелилась, словно слова Варвары Юрьевны вогнали её в ступор. Сан Саныч свою чашку поглаживал пальцем, рассматривал её содержимое. Он, как и я, следил за беседой сидевших рядом с нами за столом женщин, не отвлекался на чаепитие. Выжидающе притихли за окном птицы. Я переводил взгляд с бабушкиного лица на Алёнино. В разговор не вмешивался; потирал запястья, где бод бинтами ещё прятались носовые платки, смоченные кровью мертвецов.