Варяг III (СИ) - Ладыгин Иван

— Кхм… — Эйвинд снова почесал затылок, потом задумчиво погладил свою бороду. — Всё это логично, конечно… Вроде бы все сходится. Ладно, будь по-твоему, уговорил. Буду командовать чайками да рогатками, будь они все неладны!

Он ненадолго замолчал, его бойкий взгляд ушел куда-то вдаль, за самую линию горизонта, где синее море сливалось с осенним небом. Но на его лице застыла тяжелая тень.

— Я вижу, что тебя по-прежнему терзают мысли о тех стариках, Эйвинд, — сказал я, по-дружески положив свою руку ему на плечо. — О тех, что добровольно остались в Гранборге. Приняли свой последний и отчаянный бой.

Он вздрогнул как ошпаренный, а затем сердито отвернулся, делая вид, что с огромным интересом разглядывает наших дозорных на дальних скалах.

— Не кори себя, друг, не стоит, — настойчиво продолжил я. — Они сделали свой выбор. Страшный, но по-своему прекрасный в своем трагизме. Они ушли из жизни настоящими героями, приняв бой, который был им заведомо не по силам, но зато был целиком и полностью по духу, по их дикому кодексу чести. И, я уверен, сейчас они уже вовсю пируют в золотых палатах Вальхаллы, и сам Один лично наливает им мед из черепов их самых давних и заклятых врагов. А наша с тобой святая обязанность — победить. Мы просто обязаны это сделать. Чтобы их великая жертва не оказалась напрасной. Чтобы их смерть что-то да значила, чтобы она стала тем самым прочным фундаментом, на котором мы построим наш будущий, долгожданный мир.

— Да понимаю я всё! Понимаю… — прошептал он, не отрывая взгляда от белых барашков волн, что с тихим шелестом разбивались о темные камни. — Головой-то я все понимаю. Они сами выбрали свой путь воина. Самый почетный. Самый чистый. Но на душе от этого все равно паршиво, будто сожрал протухшее яйцо… Я ведь видел их глаза в тот момент. Они шли навстречу своей неминуемой гибели, и… при этом улыбались. Представляешь? Улыбались! А я… а я всего лишь отдал приказ нашим не мешать им. Фактически, я спокойно стоял и наблюдал, как они сами подписали себе смертный приговор. Я лично послал их на верную смерть…

— Ты ты уважил их последний выбор, — строго поправил я его. — Ты поступил как настоящий воин и как настоящий, порядочный человек, дав им тот самый единственный шанс на вечную славу, на красивый, достойный конец. Иначе они тихо и незаметно умерли бы в безвестности, в тоске и немощи, на холодном, чужом пепелище. А так… их будут помнить. Их имена будут звучать в сагах и песнях. Их подвиг будет согревать сердца внуков и правнуков.

— Наверное, ты прав…

— Всё пройдет, Эйвинд… Всегда всё проходит… — попытался утешить я друга. — И сейчас у нас нет времени на скорбь. Она съест тебя изнутри заживо, если ты дашь ей хоть малейшую волю. В такой ситуации лучше заняться настоящим полезным делом. Работа — это самое лучшее и проверенное лекарство от любых дурных мыслей. Вот что сделай… Встреться сейчас же с Торгримом — обсуди с ним цепь, ремни и новые снаряды для рогаток. Гони прочь все свои черные думы…

Эйвинд обернулся ко мне. В его глазах снова зажегся огонек воинского упрямства. Он резко выпрямился во весь свой богатырский рост и потянулся…

— Хорошо, будь по-твоему! Воспользуюсь твоим советом! А то расклеился, как баба! Возьмусь за дело, пока ты на берегу будешь прохлаждаться! К вечеру доложу, что да как.

Кивнув мне на прощание, он решительно отправился обратно в город, к дымящимся кузницам Торгрима, где уже вовсю кипела работа и оглушительно звенели молоты…

Я остался на берегу совсем один, если не считать мою немую охрану.

Я еще долго смотрел на бескрайнее сизое море, вглядывался в золотую, багряную листву, что украшала неприступные утесы, и с тоской думал, что, возможно, очень скоро все это великолепие вновь огласят истошные боевые крики, треск ломающихся щитов и гудящий лязг стали.

Мне предстояло еще много чего сделать, и я не имел ни малейшего права прохлаждаться… Я и так на свою собственную свадьбу убил целый день, позволив себе эту неслыханную роскошь.

Хотя в глубине души я ни капельки не жалел об этом. Одни лишь мысли об Астрид и о ее светлой улыбке согревали меня изнутри не хуже любого жаркого очага. Это и придавало мне сил для всех грядущих битв.

— Ну, что, бойцы⁈ — прокричал я своим застывшим хускарлам… — Поможете конунгу косточки размять? Поможете вспомнить телу, что такое реальный бой? Если «да», тогда доставайте мечи! Мне нужно размяться и почувствовать себя настоящим викингом! Бьемся на заточенных клинках! Смелее!!!

И я рассмеялся… Прямо как Бьёрн когда-то…

Глава 12

Лес обволакивал меня осенней сыростью и царапающим ельником… Седые бороды лишайника вились по стволам вековых сосен. Те, в свою очередь, как атланты, упирались в низкое свинцовое небо.

Воздух влажным кулаком мял характерные запахи: прелую листву, горьковатую хвою, дымок далекого костра и сладковатый дух гниющей древесины.

С каждым шагом по мягкому ковру мха, я чувствовал ноющую боль во всём теле. Мышцы на руках горели огнем, коленные суставы скрипели и щелкали, как костяшки домино… А ведь мне досталось молодое и сильное тело…

Которое я совсем не берег…

Вчерашняя «разминка» с хускарлами теперь аукалась мне сторицей. Это был глупо. Очень глупо… Конунг должен быть мудрым, а не упрямым быком.

Вспомнил, как вернулся домой, едва переставляя ноги. Астрид встретила меня, сидя на троне. Ее холодный взгляд острым льдом прошелся по моему лицу… И это не предвещало мне ничего хорошего.

— Снова дрался. — констатировала она.

— Кости разминал, — попытался я отшутиться, чувствуя себя мальчишкой, пойманным на краже яблок.

— Не смейся. Почему ушел, ничего не сказав? Почему не разбудил? — ее тихим голосом можно было замораживать вулканы. Она встала и подошла ближе. Нежные пальцы коснулись свежего пореза на моем предплечье, до ссадины на щеке. — И что это? Новое украшение? Ты едва стоишь на ногах, а уже лезешь в драку! Ты знаешь, сколько сил я потратила на то, чтобы вернуть тебя с того света⁈ Знаешь, как я настрадалась?

Мои бедные хускарлы, робко стоявшие в дверях, всем своим видом пытались переждать бурю в стороне. Но не тут-то было! Они получили по полной программе. Астрид обрушила на них такой шквал праведного гнева, что те, бившиеся с берсерками Харальда, готовы были провалиться сквозь землю.

Но мне досталось больше всех… Астрид сменила гнев на болезненное разочарование…

— Ты нужен всем… Буяну. Мне. Нашему будущему ребенку, — она положила руку на свой плоский живот, и у меня перехватило дыхание. — А ты играешь в героя с собственными телохранителями, когда настоящий враг уже стучит в наши ворота. Это не мужество, Рюрик. Это безрассудство.

И она была права. Я стал конунгом, а вел себя как необстрелянный юнец, который жаждал показать свою удаль.

— Вроде бы все… — голос Торгильса выдернул меня из воспоминаний. Он как раз установил хитроумную ловушку с падающим закольцованным бревном и с удовольствием распрямил спину. — Эта готова. Но нужно еще!

— Отлично! — кивнул я. — Тогда идем дальше.

За нами медленно и осторожно двигались другие следопыты и охотники. Каждый из них вносил свою лепту в смертоносность этого леса. Мы успели раскинуть большую сеть неприятных сюрпризов для Торгнира, но никто не желал останавливаться на достигнутом. Все понимали: чем больше их будет, тем меньше врагов дойдут до наших стен и домов.

— Здесь, конунг… — прохрипел Торгильс, указывая на место, где тропа сужалась. — Надо вырыть волчью яму. Глубиной в рост человека. Сверху бросим накат из хвороста и свежего дерна.

Я кивнул. Воины, стоявшие рядом, без лишних слов взялись за лопаты. Вскоре лес наполнился глухими и ритмичными ударами — железо вгрызалось в плотную глинистую почву.

Тем временем другие парни продолжали работать с веревками и каменными гирями, сооружая хитрые механизмы, где один неверный шаг должен был стоить врагу жизни или, как минимум, целой ноги.