Кровавая ассамблея (СИ) - Иванников Николай Павлович

А Гаврилу и не надо было поторапливать — ему и самому хуже горькой редьки надоело торчать под воротами. По дороге завернули к особняку Шепелева, но генерал-полицмейстера дома не оказалось, о чем нам и сообщил заспанный дворецкий через окошко в двери. Хорошо сразу хоть не пальнул в нас из своего мушкетона — я заметил, что он держит его у себя за спиной. Но не пальнул все же. Признал меня, видимо.

Так что мы немедля отправились домой и уже скоро разошлись по своим комнатам. А через несколько минут Катерина заглянула ко мне, предварительно постучавшись.

— Алешка, ты одет? Можно к тебе?

Я и не думал раздеваться. Уже не так много времени оставалось до того часа, как мне надлежало выезжать к Волкову полю на встречу с Завадским… будь он неладен.

— Все в порядке, проходи.

Катерина прошла в комнату, держа в руках стопку исписанных листов. Положила их на стол.

— Вот, — сказала она. — Я тут записала кое-какие свои мысли. Думаю, ты должен это прочесть. Не обязательно сегодня. Лучше прочитай, когда будет на то достаточно времени.

— Хорошо, — ответил я, поднявшись с кровати. — Завтра же прочту и выскажу тебе свое суждение.

Катерина помотала головой, на мгновение зажмурившись.

— Можешь даже ничего не высказывать, — разрешила она. — Я просто хочу, чтобы ты принял это к сведению. Не уверена, что ты все поймешь, тем не менее ты должен это знать.

Я подошел к ней, остановился рядом. Глубоко вздохнул.

— Кто ты? — спросил я, глядя на нее в упор.

Но она и не думала отводить в сторону свои невыносимо карие глаз. Не из тех она была людей, кто боится пристальных взглядов.

— Ты и сам знаешь, кто я, — ответила она.

— Но когда я прочту твои записки, то буду знать больше?

Смутная улыбка лишь слегка искривила ее губы.

— Не уверена. Боюсь, вопросов у тебя появится еще больше, а ответов ты не получишь никаких.

— Значит, пусть так и будет! — я с хлопком накрыл ладонью лежащие на столе бумаги.

На этом мы и расстались. Катерина отправилась тормошить Парашку, чтобы та помогла ей развязать корсет, а я снова прилег, намереваясь хоть немного отдохнуть до того часа, когда мне снова будет нужно отправляться в дорогу.

Спать я и не собирался, а для того, чтобы не отключиться принялся упражняться в простейшей магии, которую освоил еще после первых же занятий с куратором Амосовым.

Протянув в сторону письменного стола сжатую в кулак руку, я мысленно произнес короткое заклинание и резко растопырил пальцы. Обычно заклинания принято проговаривать вслух, чтобы нарушилась напряженность магического поля. Тогда в определенных местах этого поля происходят его возмущения, оно особым образом завихряется, и заклинание начинает работать. Но в простейших случаях хватает и мысленного приказа. Вот как сейчас, например.

Моя квадратная чернильница на столе вздрогнула, громыхнула, а тяжелое пресс-папье, которым я обычно промакиваю чернила на бумаге, закачалось.

Тогда я напряг руку и слегка повернул ладонь. Чернильница закрутилась вокруг себя, пресс-папье закачалось еще сильнее. Я резко сжал пальцы в кулак. Пресс-папье рванулось по столу в мою сторону, достигло края, но на пол не упало, а прыгнуло прямо на меня — я едва успел перехватить его прямо воздухе. Если бы не успел, то получил бы им прямиком в лоб.

Тогда я положил его на ладонь правой руки, а левой сделал над ним несколько плавных пассов. Пресс-папье поднялось над ладонью и зависло в воздухе.

Левой рукой я непрерывно контролировал напряженность поля, не позволяя пресс-папье упасть. Постепенно искривляя силовые линии, я направил его к столу, аккуратно провел над чернильницей и плавно опустил на подставку.

Вздохнул и размял пальцы. Молодец, Алешка, неплохо! Не отлично, конечно, но для аспиранта сгодится. Еще несколько лет тренировок, и ты научишься воровать репу на рынке.

Я поплевал на ладошку, несколько раз сжал и разжал кулак и произнес заклинание «летящего пламени». Над ладонью у меня вспыхнула и принялась быстро разгораться желтая точка. Она стремительно увеличивалась в размерах — будучи изначально не более булавочной головки, несколько мгновений спустя она уже достигла величины крупной вишни, а еще немного погодя раздулась до размеров яблока. По поверхности этого «яблока» перекатывались кипящие разводы. Они постоянно двигались, смешивались друг с другом, а порой и вспучивались, словно хотели оторваться от поверхности «яблока» и улететь в пространство.

Но им это не удавалось. Так же, как не удавалось это и самому «яблоку», которое буквально тряслось от напряжения в желании рвануться прочь от моей ладони. Но силовые линии плотно обвивали его, не позволяя сдвинуться с места. И стоило лишь этим линиям ослабнуть в каком-то месте — огненное «яблоко» рванется в этот проход подобно пушечному ядру.

Однако злоупотреблять подобными «развлечениями» не стоило. Бросок такого «летящего пламени» отнимал настолько много сил, что недостаточно подготовленный маг мог бы вовсе лишиться их на некоторое время, оставшись совершенно беззащитным. Маг помощнее мог метнуть и три-четыре «яблока», прежде, чем силы покинут его окончательно. А магистры… Что касается магистров, то возможности их были мне неизвестны. Но я точно знаю, что они поистине огромны. Не безграничны, но огромны.

Впрочем, я никогда не слышал, чтобы магистры развлекались метанием «летящего пламени». У них имеются способы воздействия и помощнее, а «летящее пламя» — это для мальчишек, падких на всякого рода фейерверки.

Вспомнив о фейерверках, я вспомнил и о прошедшей ассамблее. Перед глазами у меня вновь закрутились сверкающие мельницы, зашипели объятые пламенем змеи, рассыпались слепящими искрами огненные фонтаны…

Должно быть я заснул. Ненадолго, всего лишь на миг, но и этого хватило, чтобы потерять контроль над силовыми линиями магического поля, окружающего мое «летящее пламя». И оно рванулось на свободу. С шорохом сорвалось с моей руки, метнулось к окну, прожгло гардину и врезалось в край рамы.

Стекла зазвенели, но выдержали, не осыпались. А гардина вспыхнула. Рассыпая проклятья, я вскочил с кровати, подбежал к окну и несколькими рывками сбросил ее на пол. Принялся тушить, топчась по ней ногами. Потом схватил со стола кувшин и выплеснул из него воду на остатки пламени. Огонь потух окончательно. Тогда я, кашляя от дыма, распахнул окно настежь, схватил свою шляпу и принялся махать ею, чтобы прогнать чад из комнаты.

Вскоре ко мне заглянул и Гаврила. Он морщился от дыма и помахивал перед лицом ладошкой.

— А начадил-то, барин, начадил! — возмутился Гаврила. — Опять своими шарами огненными баловался?

— Баловался, Гаврила, баловался, — сокрушенно признался я.

— И поди опять уснул?

— Уснул, Гаврила, уснул…

Схватив в охапку еще дымящуюся гардину, Гаврила немедленно выбросил его в распахнутое окно.

— Ты так весь дом когда-нибудь спалишь, барин, — сказал слуга, качая головой. — Сколько же можно глупостями заниматься? Вот сдам тебя светлейшему князю, и отправишься ты в Тартарию на долгие годы! Будешь там тайгу поджигать!

— Не сдашь, Гаврила, — помотал головой я.

— Это почему еще?

— Потому как любишь ты меня. И скорее сам в пекло отправишься, чем светлейшему меня отдашь.

— Тьфу ты! — Гаврила плюнул в окно. Погрозил мне пальцем. — Смотри мне, Алешка — что б больше никакого баловства с огнем в доме не было! Сгубишь ведь всех. И без дома останешься.

— Больше не буду, — пообещал я.

Уже начинало светать. Пора было собираться в дорогу. Тем более, что весь сон с меня как рукой сняло.

Пока я седлал лошадь, подоспели Потемкин с Вяземским. Приехали они разными дорогами, а встретились неподалеку от моего дома, сразу же сообразив для какой цели каждый из них тут очутился. И, особо не разговаривая, мы двинулись в путь.

Чтобы не уснуть, Потемкин принялся развлекать нас с Петрушей стихами собственного сочинения. Я ему люто завидовал, поскольку сам сочинять стихотворные вирши таланта не имел. А порой так хотелось им обладать!