Только вперед! (СИ) - Старый Денис

— Так вы уже отправляетесь в Петербург? Не дождетесь прибытия фельдмаршала Ласси? — уточнял Апраксин.

— Так и есть. Но прошу вас, не питать иллюзий встать во главе Первой Крымской армии. Вы отправляетесь со мной. А вот Ласси предстоит осадить и Керчь и Очаков. И кому доверить осады он найдет, — отвечал Миних.

Степан Федорович Апраксин по протекции Миниха стал дежурным генералом, хотя генеральского чина и не имел. Христофор Антонович все норовил угодить отчиму Апраксина Андрею Ивановичу Ушакову. Судя по слухам, которые даже турецкую блокаду способны преодолеть, Ушаков изрядно набрал политического веса при дворе в последнее время.

Апраксин выражал некоторое неудовольствие. И это переходило черту дозволенного Степану Федоровичу.

— Доложитесь о результатах… э… боя! — потребовал Миних.

Он назвал это избиение «боем», хотя такая победа была не очень то и весомой в понимании Миниха. Однако, это лишь внутренние переживания и вопросы офицерской чести. Для императрицы и всего столичного общества победа на Перекопе должна стать величайшей, сродни Полтавского сражения.

Фельдмаршал ждал. Апраксин молчал и делал вид, что не услышал приказа. Миних знал, что вот-вот Степан Федорович найдет повод уйти, чтобы не показывать своей некомпетентности. Как Апраксин будет владеть информацией, если она к нему не поступает, а сам он и не обязал даже никого, чтобы докладывали?

— Позвольте проинспектировать интендантские службы! — сказал Апраксин.

— Ступайте, инспектируйте! — внутренне усмехаясь, сказал Миних.

Фельдмаршалу уже докладывал генерал-майор Фермор. И общая картина ясна.

Турок разбили. В бой пошли лавы иррегулярной кавалерии. Это оставшиеся башкиры, калмыки, что удивительно, но даже тысяча крымских татар, приведенных беем Исмаилом. Это так местные выслуживаются, чтобы не сильно притесняли и грабили их. Было немного конных казаков.

И вот это воинство удивительно быстро прорвало турецкую оборону на участке рядом с озером Сиваш. Тут же, на плотах и лодках, оставшихся после исхода отряда Норова, стали переправляться русские пехотинцы. Даже полевые пушки перевозили, те из них, что были самыми малыми.

Пехота вышла на берег, сделал залп, зайдя противнику во фланг. И началось повальное бегство турецкого войска, как и малочисленных их татарских союзников. Так что полная и сокрушительная победа. И противник, которого все равно оставалось численно больше, чем русской армии, бежит, бросая все имущество. И некому бегство остановить. Высшее командование в большей степени убито в ходе той засады Норова.

Кстати, имущества у турок оказалось немало. И пушки весьма неплохи, частью французские. А порох, так и отличный. Сколько взято коней до сих пор не понятно. И большинство животных окажутся у тех, кто сейчас гоняется за турецкими солдатами. Но и в русскую армию прибудет не менее десяти тысяч в большей степени неплохих коней.

— Казна! — в кабинет к фельдмаршалу ворвался генерал-майор Виллим Виллимович Фермор. — Нашли казну!

— Слава Иисусу! — сказал Миних, забыв о том, что уже подобрал слова и наказание за такое вопиющее нарушение дисциплины.

— Кто взял? — спросил фельдмаршал.

— Капитан Норин, — отрапортовал Фермор.

— Норин… Норов… Сколько в нашей армии… — фельдмаршал не озвучил свою мысль про «норы».

Но Фермор понял, что имеет ввиду командующий. Пусть генерал-майор и был на дивизии, но выполнял все чаще функции адъютанта Миниха. А что делать, если Апраксин не справляется? А Фермор был не очень хорошим командиром, но отличным адъютантом. Вот только политика… Иначе командующий погнал бы от себя подальше Апраксина.

— Проследите, Виллим Виллимович, как идет подготовка к моему отбытию! — сказал фельдмаршал.

Петербург

25 августа 1735 года

Что самое ужасное в отпуске? То, что он скоро заканчивается. Нельзя сказать, что, находясь в поместье, я прямо-таки был в отпуске и отдыхал. Но сравнительно с тем, как приходилось работать на войне, и благодаря Юлиане я расслабился. И вовсе открыл для себя абсолютную жизнь Без забот, в неге, сытости и счастье.

Понимаю, что только лишь краткосрочно подобное возможно. И не собираюсь все бросить и поехать в поместье наслаждаться жизнью. Уже скоро приесться и захочу работы. Но то, что по возможности я повторю, вместе с Юлианой, конечно, отдых, в том дал себе зарок.

Мы возвращались в Петербург в не самом лучшем настроении. Жена вбила себе в голову: то, что с нами случилось в поместье, — это идеал, пик наших отношений, к которому уже никогда не вернуться.

Не скажу, что я сильно переубеждал её. Ощущение, что это именно так, не покидало и меня. Однако, отсутствие у меня задорного и беззаботного настроения было связано еще и с предвкушением безжалостной, прежде всего к себе, работы.

Под шум колес, под словно издали доносящиеся разговоры гвардейцев, восседающих на конях, под сопение спящей жены, я рассуждал. Настраивался на работу.

Мало того, что мне предстоит создать абсолютно новое воинское подразделение. И к этому процессу я должен подойти со всем тщанием, фантазией и прилежанием. Необходимо ускорить процесс создания промышленности. Пусть пока не в масштабах государства, и даже не в масштабах столицы Российской империи, но если не начинать с малого — не получишь большое.

Конусные пули с расширяющимися юбками — это то, что мне необходимо за осень и зиму в обязательном порядке сделать во множестве.

Уже весной моё подразделение должно показывать качественную боевую работу. И я даже не представляю, как это сделать, если мне не отдадут для формирования усиленного полка всех моих солдат и офицеров из Третьего Петербургского батальона Измайловского полка.

А ещё было бы неплохо, чтобы и некоторая часть преображенцев с семёновцами, и всех, с которыми я воевал в Крыму, также перешли ко мне.

Если бы мной формировался четвёртый гвардейский полк, то с переходами было бы проще. Ну а если это общевойсковое подразделение… соответственно, сложнее. Даже с повышением в чине офицеры неохотно уходят из гвардии.

Однако пока в этом направлении у меня лишь только догадки и домыслы. Конкретно я не знаю, зачем понадобилось новое войсковое подразделение. Не совсем понятно, чем мотивировалась государыня или её приближённые, когда решали наделить меня немалыми полномочиями и свободой действия при формировании нового усиленного полка.

Перед моим прорывом из Крыма Христофор Антонович Миних конкретно указывал на то, что полк должен быть усиленным. И для меня осталось загадкой, что именно это означает.

Понятно, что усиленный полк может быть чем-то вроде недоукомплектованной дивизии. Вопрос в том: а насколько недоукомплектованной? Вместо условных десяти тысяч солдат и офицеров может быть и восемь. И это, если при грамотном подходе к формированию подразделения, — силища. Отдельная полноценная армия. А если усилить полк сотней? Ни о чем.

Дозволят ли мне, чтобы в этой армии были кавалерийские соединения? Своя артиллерия? Разного рода пехотные части? Ведь все мысли именно о подобном универсальном усиленном полке.

Мы подъезжали к Калуге. Точнее, к имению моих родителей. Лишь на один день, ну максимум на два, я решил, что мы обязательно заедем к ним. Ещё вчера я выслал вперёд весть, чтобы предупредить родителей.

Пятая точка изрядно побаливала. Уже не спасали и подушки. Ухабы и многочисленные рытвины на дорогах никак не создавали впечатление комфортного путешествия.

Возможно, и это тоже влияло на не самое лучшее настроение.

— В самое ближайшее время сделаю такую карету, чтобы ехала плавно, — сказал я, нарушая тишину внутри деревянной коробки, обитой потёртым бархатом.

Ну как тишину? Карета скрипела, издавала нескончаемый треск, будто бы собиралась вот-вот развалиться на составные части. Однако мы уже который час молчали. Юлиана наблюдала в чуть запотевшее оконце, я наблюдал за ней.